Кровавая луна

ГЛАВА 27 Суббота

— Значит, полицейские и по выходным работают, — проговорил Венг, изучая пустой пакетик.

— Некоторые — да, — ответил Сон Мин. Он присел у корзины в углу и трепал бульдога за ухом.

— «Hillman Pets», — вслух прочитал фермер. — Нет, точно не даю такого своей собаке.

— Хорошо, — вздохнул Сон Мин, поднимаясь на ноги. — Просто должен был проверить.

Крис предложил прогуляться сегодня возле озера Согнсванн, на что Сон Мин ответил, что должен поработать. Крис рассердился — он знал, что Сон Мин вовсе не должен работать. Иногда такие вещи очень трудно объяснить другим.

Венг вернул Сон Мину пакетик.

— Но я раньше видел такой, — сказал Венг.

— Видел? — удивился Сон Мин.

— Да. Пару недель назад. Вон там в лесу, на краю луга, на стволе упавшего дерева сидел один парень. — Венг указал на кухонное окно. — И у него был такой же пакет.

Сон Мин выглянул в окно. До опушки было не менее ста метров.

— Я вот через это смотрел, — пояснил Венг, заметив явный скептицизм Сон Мина, и взял со стопки автомобильных журналов на кухонном столе бинокль фирмы «Zeiss». — Двадцатикратное увеличение. Все равно что я стоял бы рядом с тем парнем. Я запомнил эрдельтерьера на пакетике, хотя, понятно, не знал, что в нем средство от паразитов. Потому что парень это ел.

— Ел? Ты уверен?

— О да. И похоже, все без остатка, потому что, доев, скомкал пакет и бросил на землю. Скотина. Я вышел, чтобы высказать ему все, что думаю, но как только я показался на улице, он встал и ушел. Я дошагал до того места, но пакетика уже не было — тогда дул северный ветер, и его, должно быть, унесло порывом в лес.

Сон Мин почувствовал, как зачастил пульс. Этот вид полицейской работы давал к результат в одном случае из ста, но уж если выпадала удача, ты мог сорвать джекпот и раскрыть дело, в котором до тех пор не было ни единой зацепки. Он сглотнул.

— То есть, Венг, ты можешь описать этого человека?

Фермер посмотрел на Сон Мина, грустно улыбнулся и покачал головой.

— Но ты же сам сказал — ты все равно что стоял рядом с ним.

Сон Мин слышал разочарование в собственном голосе.

— Ну да. Но сначала я направлял бинокль только на пакетик, а потом, когда парень его выбросил, он тут же надел маску, и я не успел его рассмотреть как следует.

— Он был в маске?

— Ага. А еще в солнечных очках и бейсболке. Лица, в общем, и видно-то не было.

— Тебе не показалось странным, что одинокий человек в лесу надевает маску, когда все остальные давно бросили это делать?

— Ну, здесь, в лесу, полно странных людей, правда?

Сон Мин понял, что Венг иронизирует над самим собой, но у него не было настроения улыбаться в ответ.

Харри стоял перед надгробием и чувствовал, как дождевая вода с размякшей почвы просачивается в его ботинки. Сквозь облака пробивался серый утренний свет. Харри не спал до пяти утра, читая отчеты. Потом поспал три часа и вернулся к чтению. Теперь он понимал, почему расследование зашло в тупик. Работы велись тщательно и методично, но результата не было. Абсолютно ничего. Харри пришел сюда, чтобы проветрить голову. Он не прочел и трети всех отчетов.

Белые буквы ее имени, высеченные в сером камне. Ракель Фёуке. Хотя он не понимал почему, но сейчас был рад, что она не взяла его фамилию. Харри огляделся. У других могил тоже виднелись люди. Вероятно, по субботам их было больше, чем обычно, Они далеко, решил он, и не услышат. И рассказал Ракели, что говорил с Олегом по телефону. Что Олег в порядке, ему нравится там, на севере, но он подумывает подать заявку на работу в полиции.

— В СБП[72], — пояснил Харри. — Хочет пойти по стопам мамы.

Еще он рассказал ей, что звонил Сестренышу. У той были небольшие проблемы со здоровьем, но сейчас ей лучше, и она снова работает в супермаркете. Хотела, чтобы он приехал в Кристиансанд навестить их с парнем.

— Я сказал, что посмотрю, успею ли… прежде чем станет слишком поздно. У меня небольшие проблемы с некими мексиканцами. Они собираются убить меня и женщину, похожую на мою мать, если я или полицейские не раскроем эти убийства за следующие три дня. — Харри посмеялся. — У меня грибок ногтей, а в остальном я в порядке. Вот, теперь ты знаешь, что с твоими близкими все хорошо. Это всегда было для тебя важнее всего. Не ты сама. Если бы что-то зависело от тебя, ты даже не захотела бы, чтобы за твою смерть отомстили. Но от тебя ничего не зависело. А я хотел отомстить. Выходит, как человек я хуже тебя, ну да, я в любом случае хуже, даже без чертовой жажды мести. Она как сексуальное желание. Пусть она каждый раз разочаровывает тебя, пусть сознаешь, что и на этот раз будешь разочарован — тебе просто необходимо довести дело до конца. А когда я чувствую это гребаное желание, мне кажется, что я в шкуре серийного убийцы. Чувство отмщения за отнятое настолько приятно, что иногда даже хочется потерять что-то… что-то любимое. Просто чтобы мстить. Понимаешь?

Харри почувствовал ком в горле. Конечно, она понимала. Вот чего ему не хватало больше всего — его женщины, Ракели, которая понимала и принимала почти все в своем странном муже. Не все. Но многое. Чертовски многое.

— Проблема, — произнес Харри, прочищая горло, — проблема, разумеется, в том, что после тебя мне уже нечего терять. Больше не за что мстить, Ракель.

Харри стоял неподвижно. Посмотрел на ботинки — кожа потемнела там, где пропиталась водой. Он поднял глаза. Возле церкви, на ступеньках, кто-то стоял. Смотрел. Было в нем что-то знакомое, и Харри подумал, что это священник. Казалось, он смотрит в сторону Харри.

Телефон зазвонил — вызывал Юхан Крон.

— Говори со мной, — сказал Харри.

— Мне только что позвонили. Не кто-нибудь — сам министр юстиции.

— Страна маленькая, так что вряд ли ты сильно удивился. Ну что — все кончено?

— После той статьи в «ВГ» я так и подумал — он звонит, чтобы сообщить об этом. И естественно, недоумевал, почему звонит лично. Такие вещи обычно приходят по официальным каналам. То есть я ожидал, что в контакт со мной вступят…

— Не то чтобы я был слишком занят в субботнее утро, Крон, но ты не мог бы перемотать вперед до слов Бельмана?

— Точно. Он не видит, на каких законных основаниях министерство юстиции может закрыть наше расследование, и поэтому никаких действий в отношении этого дела предприниматься не будет. Однако в свете нарушения, определенно имевшего место, они будут внимательно за нами следить, и в случае повторения чего-то подобного полиция примет меры.

— Хм.

— Да, и это не пустые слова. Очень странно — я был уверен, что нашему расследованию положат конец. С политической точки зрения это и вовсе непостижимо, и теперь Бельману предстоит объясняться и со своими людьми, и перед СМИ. Ты можешь предположить почему?

Харри задумался. Навскидку он мог подумать только об одном человеке, который играл за их команду и мог бы оказать давление на Бельмана.

— Нет, — произнес он.

— Ну, как бы там ни было, теперь ты знаешь, что мы еще в игре, — заключил Крон.

— Спасибо.

Харри сбросил вызов. Снова задумался. Они могут продолжать. Впереди у него три дня и ни единой стоящей зацепки. Как там говорят? Кому суждено быть повешенным, тот не утонет?

— Видишь ли, у твоей матери был талант.

Дядя Фредрик шел по узкому тротуару улицы Слемдалсвейен, не обращая внимания, что идущим навстречу людям приходится сходить на проезжую часть, чтобы пропустить их. В остальном он вел себя сегодня вполне здраво.

— Вот почему было так грустно видеть, как она отказывается от карьеры и бросается в объятия первого попавшегося мецената. Ну, одно название, что «меценат», ведь твой отчим ненавидел театр, ходил туда раз в високосный год, лишь бы отметиться. Просто у семьи Рёд была традиция спонсировать Национальный театр. Он даже Молле видел на сцене всего один раз. По иронии судьбы — в главной роли, в роли Гедды Габлер[73]. Молле была привлекательной женщиной, а в то время еще и начинала становиться знаменитостью. Идеально, чтобы хвастаться ею перед другими мужиками.

Прим уже слышал эту историю, но все равно попросил дядю ее рассказать. Не только чтобы проверить, сохранилась ли она в чертогах больного разума — ему необходимо было услышать все это снова, чтобы еще раз убедиться, что он принял правильное решение. Он не знал, почему прошлой ночью его уверенность вдруг пошатнулась, но, видимо, это обычное дело перед важными моментами жизни. Например, когда приближается день собственной свадьбы. А ведь именно об этом — о мести — он думал, мечтал о ней с тех пор, как был мальчиком, и не так уж странно, что теперь, когда цель близка, его мысли и чувства играют с ним злую шутку.

— Так они и жили, — продолжал дядя. — Она за его счет, он — за ее. Она была молодой красавицей, матерью-одиночкой без больших требований. А он — беспринципным повесой, у которого хватало денег на все, но не было того единственного, в чем она нуждалась — любви. Она ведь потому и стала актрисой: как все актеры, больше всего на свете она хотела быть любимой. И когда она не получила любви ни от него, ни позже от публики, она сломалась. Конечно, не помогало и то, что ты был испорченным гиперактивным мелким засранцем. Когда этот меценат в конце концов бросил вас обоих, твоя мать уже стала подавленной, измученной алкоголичкой, и ей не давали ролей, достойных ее таланта. Не думаю, что она его любила. Ее покинули, причем неважно, кто покинул. Именно это и вбило гвоздь в крышку гроба. У твоей матери всегда была хрупкая психика, но, признаюсь, я не ожидал, что она подожжет дом.

— Ты не можешь знать наверняка, она ли это сделала, — возразил Прим.

Дядя остановился, приосанился и улыбнулся молодой женщине, идущей им навстречу.

— Побольше! — крикнул он, показывая для пояснения на свою грудь. — Могла бы купить те, что побольше!

Женщина бросила на него испуганный взгляд и поспешила пройти.

— О да, — продолжал дядя. — Это она устроила пожар. Да-да, все началось в ее спальне, а в ее крови обнаружили высокое содержание алкоголя — в отчете говорилось, что причиной пожара, вероятно, стало курение в постели в состоянии алкогольного опьянения. Но можешь мне поверить — она подожгла дом, чтобы вы оба сгорели заживо. Родители обычно забирают детей с собой на тот свет, чтобы избавить их от сиротской доли. Я знаю, тебе больно это слышать, но для твоей матери причина была в том, что она считала вас обоих ничтожествами.

— Это неправда, — возразил Прим. — Она сделала это, чтобы меня не отдали ему.

— Твоему отчиму? — Дядя рассмеялся. — Ты дурак? Он и не хотел тебя, он был счастлив избавиться от вас обоих.

— Хотел, — произнес Прим так тихо, что поезд метро, проносящийся рядом с ними, заглушил его слова. — Он хотел меня. Только не в том смысле, в котором ты думаешь.

— Например, дарил он тебе хоть когда-нибудь подарки?

— Да, — ответил Прим. — Однажды на Рождество, когда мне было десять, он подарил мне книгу о том, какие пытки были у команчей. Они в этом весьма преуспели. Например, подвешивали жертв вниз головой на деревьях и разводили под ними костры, так что в конце концов мозги жертв закипали.

Дядя рассмеялся.

— Неплохо. В конце концов, мое негодование не бесконечно как в отношении команчей, так и в отношении твоего отчима. Твоя мать должна была обращаться с ним лучше — как ни крути, он ее содержал. Так же, как паразит по имени человечество должен лучше относиться к этой планете. Что ж, это тоже не стоит сожаления. Люди считают, что мы, биологи, хотим сохранить природу неизменной, как нерукотворный музей. Но, кажется, мы единственные, кто понимает и принимает: природа постоянно меняется, все умирает и исчезает. Вот что на самом деле естественно — не выживание вида, а его гибель.

— Может, повернем и пойдем обратно?

— Обратно? Куда это?

Прим вздохнул. Похоже, разум дяди снова затуманивался.

— В дом престарелых.

— Я тебя просто подкалываю, — ухмыльнулся дядя. — Медсестра, которая привела тебя в мою палату… Ухх! Спорим на тысячу крон, что я трахну ее к понедельнику? Что скажешь?

— Каждый раз, когда мы спорим и ты проигрываешь, ты утверждаешь, что не помнишь о споре. Зато когда выигрываешь…

— Брось, Прим! У деменции должны быть свои преимущества.

После того, как они завершили короткую прогулку и племянник вернул дядю на попечение вышеупомянутой медсестры, Прим снова пошел той же дорогой. Пересек Слемдалсвейен, продолжая идти на восток к жилому району с виллами на просторных участках. Дома здесь были дорогими, но те, что располагались рядом с автодорогой «Кольцо 3», немного проигрывали в цене из-за шума автострады. Руины дома находились как раз в этом месте.

Он поднял задвижку на ржавых железных воротах и пошел по каменистому склону к березовой роще. Сгоревшая вилла пряталась за деревьями на другой стороне холма. То, что дом был скрыт от соседей, много лет помогало Приму затягивать споры с городским советом, желающим снести эти развалины. Прим отпер дверь и вошел внутрь. Лестница на второй этаж обрушилась. Там была спальня матери. А он жил на первом этаже. Может быть, именно расстояние позволяло свершаться насилию. Не то чтобы она не знала, но она могла делать вид, что не знает. Сгорели все внутренние перегородки, и первый этаж представлял собой единую комнату, покрытую ковром из пепла. Кое-где поднялись из пепла растения. Куст. Маленькое деревце — возможно, оно вырастет в большое. Прим подошел к обгоревшей железной кровати в бывшей своей комнате. Однажды в дом влез бездомный болгарин и какое-то время жил здесь. Если бы не жалобы соседей и возобновившиеся требования снести дом, Прим разрешил бы бедолаге остаться. Он дал болгарину немного наличных, и тот мирно ушел со своими скудными пожитками, оставив пару сырых дырявых шерстяных носков и матрас на кровати. А Прим сменил замок на входной двери и прибил новые доски на окна.

Металлические пружины заскрипели, когда он опустился всем весом на старый грязный матрас. Прим вздрогнул. Это был звук из детства, звук, засевший в его мозгу, столь же неопровержимо ощутимый, как паразиты, которых вырастил Прим.

Но по иронии судьбы эта же кровать стала его спасением — под нее он забрался во время пожара.

Хотя бывали дни, когда он проклинал свое спасение.

Одиночество в учреждениях для сирот. Одиночество в домах многочисленных приемных семей, из которых он убегал. Не потому, что они не были хорошими, благонамеренными людьми, просто в те годы он не мог спать в незнакомой комнате. Лежал без сна и прислушивался. Ждал. Пожара. Хозяина дома. В конце концов он не мог больше этого выносить — и сбегал. Вскоре его поместят в очередное учреждение, где дядя Фредрик будет иногда его навещать — так же, как он теперь навещает дядю Фредрика. Его дядя, который ясно дал понять, что он, в конечном счете, всего лишь дядя, и, так как живет один, не может взять мальчика к себе. Лжец. Это не помешало ему «позаботиться» о скромном наследстве, оставленном матерью сыну. Так что Прим мало что увидел из этого наследства. Кроме вот этого — недвижимости. Одна из причин, почему он не продавал участок с домом — он знал, что все вырученные средства окажутся в кармане дяди.

Прим покачался на кровати вверх-вниз. Пружины протестующе взвизгнули, и он закрыл глаза. Вернулся к звукам, запахам, боли и стыду. Сейчас они были нужны ему, чтобы поддерживать уверенность. В конце концов, он пересек все границы, он зашел так далеко…Откуда же эти постоянные сомнения? Говорят, отнимать чью-то жизнь тяжелее всего в первый раз, но теперь он не был в этом уверен. Он опять покачался на кровати. Прислушался к ощущениям. И наконец они нахлынули: воспоминания, ощущения — такие ясные, будто все происходило здесь и сейчас. Да, теперь он уверен.

Прим открыл глаза и взглянул на часы.

Он пойдет домой, примет душ, переоденется. Нанесет свой собственный парфюм. А затем отправится в театр.