Кровавая луна

ГЛАВА 32 Воскресенье Орангутанго

Пресс-конференция началась в четыре часа.

Катрина оглядела конференц-зал. Народу было полно. Воздух звенел от эмоций. Очевидно, имена жертвы и заключенного под стражу мужчины становились известны все большему числу людей. Кедзиерски рассказывал присутствующим о ходе расследования. Катрина подавила зевок. Воскресенье оказалось долгим, и оно еще не окончилось. Она отправила Харри сообщение с вопросом, как дела, и Харри ответил: «Мы с Гертом собираемся выпить. Какао». Она ответила «ха-ха», добавила суровый смайлик и постаралась не думать о них, освободить мысли для насущных проблем и сосредоточиться. Кедзиерски закончил и разрешил журналистам задавать вопросы. Все загалдели наперебой.

— Норвежская вещательная компания, пожалуйста, — пригласил начальник отдела информации, чтобы упорядочить ход конференции.

— Как среди ваших доказательств оказался образец ДНК Маркуса Рёда? Ведь мы знаем, что он отказался пройти тест ДНК.

— Анализ ДНК был выполнен без участия полиции, — ответила Катрина. — Человек, не являющийся сотрудником полиции, получил образец и провел анализ, позволивший подтвердить совпадение с ДНК, найденной на месте преступления.

— Кто этот человек? — послышался голос, перекрывший шум зала.

— Частный детектив, — сообщила Катрина.

Шум внезапно прекратился, и в недолгой тишине она произнесла имя. С огромным наслаждением. Она знала, что как бы сильно Будиль Меллинг ни хотела получить ее голову на блюде, все же начальница не сможет преследовать ее за честный рассказ, как Харри Холе фактически раскрыл дело вместо них.

— Каков был мотив Рёда для убийства Сюсанны Андерсен и Берти…

— Мы не знаем, — перебил журналиста Сон Мин.

Катрина покосилась на него. Это было правдой: они не знали. Но они успели обсудить это, и именно Сон Мин вспомнил старое дело об убийстве — его тоже расследовал Харри Холе — где ревнивый муж убил жену и начал убивать случайных женщин и мужчин, чтобы имитировать серийные убийства и отвлечь подозрения от себя самого.

— «ВГ», — пригласил Кедзиерски.

— Если это дело раскрыл вместо вас Харри Холе, почему его здесь нет? — спросила Мона До.

— Это пресс-конференция с представителями полиции, — парировал Кедзиерски. — Вы можете поговорить с Холе сами.

— Мы пытались связаться с ним, но он не отвечает.

— Мы не можем… — начал Кедзиерски, но Катрина перебила его:

— У него, вероятно, полно других дел. Как и у нас, так что если вопросов по сути больше нет…

Зал протестующе загудел.

Было шесть часов вечера.

— Пива, — попросил Харри.

Официант кивнул.

Герт оторвал взгляд от стакана с какао и убрал соломинку изо рта.

— Бабуска говолит — люди, котолые пьют пиво, не попадают в лай. И не смогут встлетиться с моим папой, потому сто он мелтв.

Харри посмотрел на мальчика, и его осенило: если кружка пива отправит его в ад, там-то он и встретит Бьёрна Хольма. Харри огляделся по сторонам. За несколькими столиками сидели одинокие мужчины, и компанию им составляли только пол-литровые кружки пива. Эти люди не помнили его, и он не помнил их, но они были неотъемлемой частью «Шрёдера», как запах табака, исходящий от стен и мебели даже через бог знает сколько лет после запрета курить в ресторанах и кафе. Тогда они были старше него, и над ними словно витала надпись, сопровождающая скелеты в Крипте Капуцинов[87]: «Мы были тем, что вы есть сейчас, вы станете тем, что мы есть».

Харри всегда знал о своей наследственной тяге к алкоголю. Она нитью тянулась сквозь его родословную, сидела внутри и требовала сахара и спирта. Этот маленький демон-кровосос, проклятый паразит, передающийся в генах, нуждался в пище.

Зазвонил телефон. В голосе Юхана Крона слышалось скорее смирение, чем гнев.

— Поздравляю, Харри. Я видел в новостях, что Маркуса арестовали благодаря тебе.

— Я заранее предупредил вас обоих.

— Ты использовал методы, к которым не могли прибегнуть полицейские.

— Для этого вы меня и наняли.

— Прекрасно. В контракте указано, что три юриста правового отдела полиции должны признать высокую вероятность того, что Рёд будет осужден.

— С этим разберемся до завтрашнего дня. И тогда же должна быть переведена оплата.

— Кстати об этом. Тот счет на Каймановых островах, что ты предоставил…

— Не спрашивай меня об этом, Крон.

Повисла пауза.

— Я завершаю разговор, Харри. Надеюсь, ты сможешь спокойно спать.

Харри вернул телефон во внутренний карман пиджака Рёда. Посмотрел на Герта — тот был полностью поглощен какао и большими картинами с видами старого Осло, украшающими стены.

Когда официант вернулся с пол-литровой кружкой, Харри заплатил и попросил унести пиво обратно. Очевидно, официант не впервые видел алкоголика, сдержавшегося в последний момент — он даже бровью не повел и исчез вместе с кружкой, не сказав ни слова. Харри посмотрел на Герта. Он думал о нити в родословной.

— Бабушка права, — произнес он. — Пиво никому не приносит пользы. Запомни это.

— Окей.

Харри улыбнулся. Мальчик перенял это «окей» от него. Харри оставалось надеяться, что больше Герт ничего не позаимствует. Бывший полицейский вовсе не хотел, чтобы его дитя становилось его копией, скорее наоборот. Любовь и непроизвольное желание заботиться о ребенке, сидящем по другую сторону стола, значили лишь одно: Харри хотел, чтобы мальчику было хорошо, лучше, чем ему самому.

От стакана с соломинкой донеслось хлюпанье какао, а телефон Харри завибрировал.

Сообщение от Катрины: «Я дома. Вы где?»

— Теперь поедем к маме, — сообщил Харри, отвечая ей, что они уже в пути.

— Чем ты хочес заняться? — спросил Герт, пнув ножку стола.

— Я пойду в отель, — ответил Харри.

— Нееееет. — Мальчик положил на руку Харри маленькую теплую ладошку. — Я лягу спать, а ты будес петь ту песню про каку.

— Про каку?

— Кака буллииит… — пропел Герт.

Харри хотел рассмеяться, но в горле встал комок. Черт возьми. Что же это такое? То, что Столе называет праймингом[88]? Значит, Харри любит мальчика только потому, что его уверили, будто он отец этого мальчика? Или это нечто обусловленное телесно, биологически — безудержная тяга, зов крови, которому беспомощно покоряются два человека?

Харри поднялся на ноги.

— А ты какой зверь? — спросил Герт.

— Орангутанго, — заявил Харри, поднял Герта и закружил так, что какой-то одиночка за столиком зааплодировал. Харри опустил Герта на пол, и они направились к двери, держась за руки.

Было десять вечера, Прим только что покормил Босса и Лизу. Он сел перед телевизором, чтобы опять посмотреть новости. Еще раз насладиться результатами своей работы. Хотя полицейские не говорили об этом прямо, по их обтекаемым фразам можно было понять, что на месте происшествия не нашли никаких улик. Значит, он принял правильное решение, после того как Хелена выскочила из машины и ему пришлось убить ее на гравийной дороге. Он не мог не оставить свою ДНК — волосы, фрагменты кожи, следы пота — и не мог провести тщательную уборку на дороге, где в любой момент могли появиться свидетели. Вот и пришлось позаботиться о том, чтобы отвести глаза полиции от истинного места преступления. Прим погрузил тело в машину и увез на другую сторону полуострова, где можно было не беспокоиться, что там кто-нибудь появится поздней осенней ночью, и спокойно работать под прикрытием высоких камышей. И уж тем более не сомневаться, что на следующий день туда приедут семьи с детьми и тело Хелены будет обнаружено. Сначала он отрезал ей голову, затем обработал тело, отмыв и отскоблив из-под ее ногтей собственную ДНК: когда они занимались сексом, Хелена вонзила ногти в его бедра. Необходимая предосторожность. Хотя у Прима никогда не было никаких судимостей, его ДНК-профиль содержался в полицейской базе.

Ведущая телевизионных новостей говорила по телефону с полицейским юристом. В правом верхнем углу экрана разместили его фотографию и имя — Крис Хиннёй. Они обсуждали заключение Рёда под стражу. Неудивительно, что у журналистов уже не осталось каких-либо более захватывающих тем: весь день информационные каналы кричали об аресте Маркуса Рёда и убийстве его жены, в тени осталась даже победа клуба «Будё/Глимт» — они выиграли у «Мольде» с незначительным перевесом. На сайтах тоже речь только о Маркусе Рёде. А значит, и о нем, о Приме. Теперь, когда в интернете разместили кучу фотографий Маркуса Рёда, вместе с ними начали появляться снимки Харри Холе. Писали, что именно он, чужак, частный детектив, связал ДНК Маркуса Рёда со слюной на груди Сюсанны. Как будто это нечто экстраординарное! Как будто это не должны были сделать полицейские. Вообще-то этот Харри Холе уже начинал изрядно раздражать. По какому праву он оказался в центре внимания? На первом плане должно быть само дело, загадка, тайна. Его, Прима, тайна. Журналюгам следует сосредоточиться на том, что Маркус Рёд, богач, считавший себя выше закона, теперь накрепко пригвожден к позорному столбу. Людям такое нравится. Приму точно нравится, просто бальзам на душу. Однако надо признать, публике досталась изрядная доза этого бальзама: ведь СМИ всегда стремятся максимально удовлетворить запросы масс. Прим надеялся, что отчим, где бы тот ни находился сейчас, может читать новости и страдать, как он того заслуживает. Надеялся, что публичное унижение стало для отчима кислотной ванной, которую подготовил он, его пасынок. Как велики, должно быть, смятение, отчаяние и страх Маркуса Рёда! Может, он уже успел подумать о самоубийстве? Прим задумался. Нет, последней каплей, заставившей маму пойти на это, стала безнадежность, а у отчима еще была надежда. Его защитой занимался не кто иной, как Юхан Крон, а единственной уликой полицейских была слюна. Они еще не сопоставили ее с фальшивым алиби, которое Хелена обеспечила Маркусу на ночи исчезновения Сюсанны и Бертины. И тут Прима встревожили слова юриста, прозвучавшие из телевизора.

Крис Хиннёй объяснил, что завтра состоится предварительное слушание. На этом слушании судья, несомненно, предоставит полиции право посадить Рёда под стражу на четыре недели — обычный срок предварительного заключения. И, учитывая улики и серьезный характер преступления, срок содержания под стражей могут продлить, если сочтут это необходимым. Норвежское законодательство не ограничивает срок предварительного заключения, в принципе это могут быть годы. И для полиции особенно важно иметь возможность задерживать состоятельных людей, которые иначе могли бы использовать свои деньги и связи для уничтожения улик, или воздействия на свидетелей, или — да, были и такие прецеденты — для влияния на следователей.

— Например, на Харри Холе? — спросила ведущая. Как будто это как-то относилось к делу!

— Рёд оплачивает работу Холе, — ответил юрист. — Но Холе получил образование и подготовку норвежского полицейского и, естественно, имеет такое понятие о чести, какого мы всегда ожидали и ожидаем сейчас от сотрудников полиции.

— Спасибо, что присоединились к нам, Крис Хиннёй…

Прим убавил громкость. Выругался, обдумывая ситуацию. Если Хиннёй прав, Маркус Рёд может сидеть за решеткой непонятно сколько — причем в безопасной камере, где Прим не сможет до него добраться. Это не входило в план.

Он попытался собраться с мыслями.

Нуждался ли план — великий план! — в изменении?

Он посмотрел на розового слизня на кофейном столике. На скользкий след, который тот оставил за полчаса движения. Куда он направлялся? Была ли у него цель? Он охотился? Или убегал? Знал ли он, что рано или поздно улитки-каннибалы наткнутся на его след и пустятся в погоню? Знал ли, что промедление смерти подобно?

Прим прижал пальцы к вискам.

Харри бежал, чувствуя ток крови от сердца по всему телу, и одновременно смотрел, как ведущая новостей благодарит Хиннёя.

Крис Хиннёй был одним из трех полицейских юристов, с которыми Харри и Юхан Крон связались пару часов назад. Оба хотели узнать их субъективное и неофициальное мнение о том, есть ли шанс, что Маркус Рёд, учитывая имеющиеся в деле доказательства, признáет вину. Двое хотели дать ответ сразу, но Крон попросил их подумать до утра.

В новостях началось интервью с тренером «Будё/Глимта», и Харри перевел взгляд с телеэкрана, встроенного в беговую дорожку, на зеркало перед собой.

Небольшой тренажерный зал отеля был в полном его распоряжении. Он оставил костюм в номере, переодевшись в гостиничный халат. Зеркало напротив занимало всю стену. Харри бежал в обычных боксерах, футболке и ботинках ручной работы от Джона Лобба. Конечно, Харри выглядел нелепо, но ему было наплевать. По пути в зал он даже подошел в этом наряде к стойке регистрации и сказал, что встретил в баре приветливого священника, но забыл его имя. Чернокожая женщина-администратор кивнула и улыбнулась:

— Это не наш постоялец, но я знаю, кого вы имеете в виду, мистер Холе. Потому что он тоже подходил и спрашивал о вас.

— Правда? Когда?

— Не помню точно, вскоре после вашего заселения. Он интересовался номером вашей комнаты. Я ответила, что такую информацию мы не предоставляем, но я могу позвонить вам в номер. Он отказался и ушел.

— Хм. Он сказал, чего ему надо?

— Нет, просто ему было… curious[89]. — Она снова улыбнулась. — Люди склонны заговаривать со мной по-английски.

— Но он американец, не так ли?

— Может быть.

Харри прибавил скорость бегущей дорожки. Он держал хороший темп. Но достаточно ли быстро он бежит? Сможет ли он, в конечном итоге, убежать от всего? От всего, что осталось позади? От тех, кто за ним охотится? К спискам постояльцев любого отеля в мире имеет доступ как Интерпол, так и мало-мальски приличный хакер. Предположим, священник оказался здесь для присмотра за Харри; предположим, именно он «позаботится» о нем через два дня, когда истечет срок, а долг так и не будет выплачен. Ну и что? Сборщики долгов не убивают должников, пока не потеряют надежду получить с них деньги, да и тогда действуют в назидание другим должникам. И вот Рёд арестован. Найдена слюна на соске жертвы. Лучшей улики для суда, черт побери, не найдешь. Три полицейских юриста готовы сказать то же самое завтра утром, деньги переведут, и долг будет погашен, а они с Люсиль свободны. Так почему его разум все еще бурлит? Может, ему кажется, что есть в этом деле еще что-то, от чего он и пытается убежать?

Телефон, который Харри положил в углубление для бутылки, зазвонил. Никаких инициалов на экране не отобразилось, но Харри узнал номер и ответил:

— Говори со мной.

В ответ он услышал смех и затем тихий голос:

— Не могу поверить Харри, что ты отвечаешь по телефону так же, как во времена, когда мы работали вместе.

— Ха. А я не могу поверить, что ты все еще пользуешься прежним номером.

Микаэль Бельман снова рассмеялся.

— Поздравляю с Рёдом.

— С чем именно?

— И с работой на него, и с его арестом.

— Чего ты хочешь, Бельман?

— Сейчас, сейчас. — Он снова рассмеялся очаровательным сердечным смехом, эффективно убеждающим мужчин и женщин, что Микаэль Бельман — доброжелательный и искренний человек, достойный их доверия. — Должен признать, на посту министра юстиции привыкаешь, что обычно мало времени у тебя, а не у твоих собеседников.

— У меня навалом времени. Раньше не было, а теперь уйма.

За этим последовала долгая пауза. Когда Бельман продолжил, сердечность его тона казалась чуть более наигранной.

— Я позвонил, чтобы сказать, как мы ценим твое участие в этом деле и твою порядочность. Мы в Рабочей партии заботимся о всеобщем равенстве перед законом, и именно поэтому я разрешил арестовать Рёда. Важно дать людям понять, что в хорошо работающем государстве, где главенствует закон, богатство и известность не дают никаких преимуществ.

— Скорее, наоборот, — возразил Харри.

— Прошу прощения?

— Не знал, что министр юстиции санкционирует аресты.

— Это не обычный арест, Харри.

— Об этом я и говорю. Некоторые аресты важнее других. И Рабочей партии точно не повредит охота на богатого подонка.

— Хочу добавить, Харри, что я уговорил Меллинг и Винтера, и они согласны на твое участие в дальнейшем расследовании. Прежде чем мы предъявим обвинения, нужно еще кое-что сделать. Я полагаю, теперь, когда арестован твой работодатель, ты остался не у дел. Твой вклад важен для нас, Харри.

Харри замедлил беговую дорожку до темпа обычной ходьбы.

— Они хотят, чтобы завтра утром ты присутствовал на допросе Рёда.

«Тебе важно показать, что герой дня — в твоей команде», — подумал Харри.

— Ну, что скажешь?

Харри обдумал услышанное. Почувствовал неприязнь и недоверие, как всегда при общении с Бельманом.

— Угу. Приду.

— Хорошо. Братт будет держать тебя в курсе. Мне пора. Спокойной ночи.

Харри бегал еще час. Когда понял, что убежать от неясного беспокойства не удастся, сел в одно из кресел («Пот впитается в подушку кресла? Ну и черт с ней!») и позвонил Александре.

— Ты скучал по мне? — проворковала она.

— М-м-м… Тот клуб, «Вторники»…

— Да?

— Их вечеринки проходили по вторникам. Кажется, твой друг говорил, что «Вилла Данте» верна этой традиции?