До полуночи оставался час, и мокрые дорожки в парке Королевского дворца блестели под светом фонарей.
Харри впал в сладостный дурман, и реальность казалась ему более радужной. Он находился в самой приятной точке опьянения, когда еще понимаешь, что обманываешь себя, но душевной боли уже не чувствуешь. Они с Александрой шли по парку. Мимо проплывали лица прохожих. Чтобы поддержать Харри, Александра положила его руку себе на плечо и обняла за талию. Она все еще злилась.
— Ладно бы они отказались нас обслуживать… — прошипела она.
— Отказались меня обслуживать, — поправил ее Харри. Его дикция была куда тверже походки.
— …но они нас вышвырнули.
— Меня вышвырнули, — снова поправил Харри. — По моим наблюдениям, бармены не любят, когда клиенты засыпают головой на стойке.
— Неважно. Все дело в том, как именно они это сделали.
— Бывает гораздо хуже, Александра. Поверь мне.
— Да ладно!
— Да точно. Это был один из самых тактичных способов вышвыривания на моей памяти. Думаю, он может попасть в мой шорт-лист «Пять самых приятных вышвыриваний».
Она рассмеялась, прислонившись головой к его груди. В результате Харри снесло с дорожки на королевскую лужайку, где пожилой мужчина со справлявшей нужду собакой на поводке неодобрительно уставился на них.
Александра вернула Харри на дорожку.
— Давай зайдем в «Лорри» и выпьем кофе, — предложила она.
— И пива, — дополнил Харри.
— Кофе. Если не хочешь, чтобы тебя опять выбросили на улицу.
Харри подумал немного.
— Окей.
«Лорри» был переполнен, но они нашли места возле двух франкоговорящих мужчин в третьей кабинке слева от входной двери. Им подали большие чашки горячего кофе.
— Эти люди говорят об убийствах, — прошептала Александра.
— Нет, — возразил Харри, — они говорят о гражданской войне в Испании.
К полуночи они покинули «Лорри», напившись кофе и чуть протрезвев.
— Ко мне или к тебе? — спросила Александра.
— Есть еще альтернативы?
— Нет, — ответила она. — Значит, ко мне. Давай прогуляемся. По свежему воздуху.
Квартира Александры находилась в доме на улице Маркуса Тране, на полпути между Сант-Хансхаугеном и площадью Александра Кьелланда[84].
— В прошлый раз ты жила по другому адресу, — сказал Харри, стоя в спальне. Александра пыталась его раздеть, он слегка покачивался. — Но кровать, вижу, все та же.
— Приятные воспоминания?
Харри задумался.
— Идиот, — заявила Александра, толкая его на кровать и вставая на колени, чтобы расстегнуть на нем брюки.
— Александра… — Он накрыл ее руку своей.
Она остановилась и встретилась с ним взглядом.
— Я не справлюсь, — объяснил он.
— Ты имеешь в виду — слишком пьян?
— Наверное, поэтому тоже. Но я сегодня был на ее могиле.
Он ожидал гнева, ведь Александра скорее всего почувствует себя униженной. Ждал холодности. Презрения. Но прочел в ее глазах только усталую покорность. Она затолкала его прямо в брюках под одеяло, погасила свет и легла, прижавшись к нему.
— Все еще больно? — спросила она.
Харри попытался подобрать слова, чтобы объяснить это чувство. Пустота. Потеря. Одиночество. Страх. Нет, паника. Но все же Александра попала в самую точку — доминирующим ощущением была боль. Он кивнул.
— Тебе повезло, — произнесла она.
— Повезло?
— Любить так сильно. До такой боли.
— М-м.
— Извини, если прозвучало банально.
— Нет, ты права. Наши эмоции банальны.
— Я не имела в виду, что банально любить кого-то. Или хотеть быть любимым.
— И я не имел.
Они обняли друг друга. Харри уставился в темноту. Потом закрыл глаза. Оставалась еще половина отчетов. Ответ мог быть там. В противном случае ему придется испробовать отчаянный план. Он уже отмел этот план, но после разговора с Трульсом у «Шрёдера» возвращался к нему снова и снова. Харри отключился.
Он скакал верхом на механическом быке. Его бросало из стороны в сторону, а он удерживался что есть сил и при этом пытался заказать выпивку. Он старался сфокусировать взгляд на бармене за стойкой, но рывки были слишком резкими, а черты лица перед ним — мутными.
— Чего ты хочешь, Харри? — Это был голос Ракели. — Скажи мне, чего ты хочешь.
Это действительно была она? Я хочу, чтобы бык остановился. Я хочу, чтобы мы были вместе. Харри пытался выкрикнуть это, но не мог издать ни звука. Он нажимал кнопки на шее быка, но броски и повороты только усиливались и ускорялись.
Он услышал звук, с которым нож разрезает плоть. А потом ее крик.
Бык стал двигаться медленнее и постепенно остановился.
Харри не видел никого за барной стойкой, только кровь стекала по зеркальным полкам, бутылкам, стаканам. Он почувствовал, как что-то твердое прижалось к виску.
— Я могу сказать, что ты в долгу, — прошептал по-английски голос позади него. — Да, ты должен мне жизнь.
Он посмотрел в зеркало. В конусе света, льющегося сверху, Харри увидел собственную голову, ствол пистолета и руку, держащую палец на спусковом крючке. Лицо того, кто держал пистолет, скрывала темнота, но он видел проблеск чего-то белого. Тот человек голый? Нет, это белеет воротничок.
— Подожди! — окликнул Харри и обернулся. Это был не мужчина из лифта. И не человек за тонированным стеклом «камаро». Это был Бьёрн Хольм. Рыжеволосый коллега Харри прижал пистолет к собственному виску и нажал спусковой крючок.
— Нет!
Харри внезапно обнаружил, что сидит в постели.
— Господи! — раздалось бормотание, и он увидел рядом черные волосы на белой подушке. — Что случилось?
— Ничего, — хрипло ответил Харри. — Просто сон. Мне пора идти.
— Почему?
— Мне надо прочитать отчеты. И я обещал пойти утром погулять в парке с Гертом.
Он вылез из постели, нашел на стуле рубашку, надел, начал застегивать. Почувствовал, как поднимается тошнота.
— Ты волнуешься перед встречей с ним?
— Просто хочу прийти вовремя. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Спокойной ночи и спасибо за прекрасный вечер. Дверь я найду.
Когда Харри выбрался во внутренний дворик, его вырвало. Ему удалось протиснуться между зелеными мусорными баками у стены, прежде чем желудок скрутило узлом и содержимое изверглось на грязные булыжники. Приходя в себя, он увидел красноватые огоньки у стены на другой стороне двора. Это были кошачьи глаза. Tapetum lucidum — как объяснила ему Люсиль, слой клеток в задней части глаза — отражал свет из окна на первом этаже. Он различил и саму кошку — та тихо сидела и смотрела на него. Точнее, понял Харри, когда его глаза привыкли к темноте, внимание кошки привлек не он, а крыса неподалеку от него. Крыса медленно двинулась от мусорных баков к кошке. Это было совсем как в последнее утро в бунгало на Доэни-драйв. Крыса волочила за собой длинный блестящий хвост, будто осужденный, вынужденный тащить на виселицу собственную веревку. Кошка подалась вперед и мгновенным рывком впилась зубами в шею грызуна. Харри снова вырвало. Он опирался о стену, когда кошка бросила на землю перед ним уже мертвую крысу. Светящиеся глаза смотрели на Харри, словно ждали аплодисментов. Театр, подумал Харри. Гребаный театр, где мы появляемся ненадолго и играем роли, которые кто-то написал для нас.