Неписанная любовь

Глава 20

Элли

За всю свою жизнь я дважды летала на самолетах, и оба раза пережила, стиснув зубы, в холодном поту и с урчанием в животе, которое никак не утихало. Раньше мне легко удавалось избегать этого страха, поскольку моя семья выбирала места для отдыха, куда мы могли доехать на машине, но теперь у меня больше нет такой роскоши.

Уиллоу предложила мне выпить какую-нибудь таблетку, которая поможет перенести перелет, но я так и не набралась смелости поговорить с Рафаэлем о приеме прописанных лекарств во время рабочего дня. Признаваться в своем страхе вслух было глупо, особенно перед человеком, у которого есть собственный частный самолет и паспорт, в котором проставлены штампы многих стран, поэтому я держала свои страхи при себе.

Когда я предложила, чтобы я полетела коммерческим рейсом, а Нико и Рафаэль — на частном самолете, Нико наложил вето на эту идею, но потом вызвался лететь со мной. Его отец был против, но Нико не отступил, только потому, что я по секрету сказала ему, что мне нравятся большие самолеты. Я никогда не объясняла почему, но, к счастью, он и не спрашивал.

Рафаэль же несколько раз задавал мне вопросы, почему я хочу лететь коммерческим рейсом вместо частного самолета, но я всегда находила выход из положения, прежде чем мне приходилось отвечать ему.

Как и сегодня.

К счастью, Нико отлично справляется с задачей отвлечь меня от кружащихся мыслей и вопросов его отца, таская за собой по терминалу аэропорта. За то короткое время, что мы ждали наш самолет у выхода, мы посетили три разных магазина, и я купила по завышенной цене упаковку кислых жевательных червячков, подушку для сна на время долгого перелета, книжку-раскраску и упаковку из пятидесяти штук цветных карандашей.

— Элли, — то, как Рафаэль произносит мое имя, заставляет меня резко вздохнуть. Я уже должна была привыкнуть к тому, что он больше не называет меня Элеонорой, но мое сердце все равно уходит в пятки каждый раз, когда он его произносит.

Он протягивает мне посадочный талон, чтобы я взяла его.

— Ты обронила его в магазине.

— Виновата, — мои пальцы дрожат, когда я тянусь к бумажке.

— Ты в порядке? — он делает шаг назад, и мои пальцы хватаются за воздух.

— Да. А почему я не должна быть в порядке? — я натягиваю маленькую, хотя и очень напряженную улыбку.

Он хмурится.

— Ты вся дрожишь.

— Мне холодно, — я обхватываю руками свое тело.

— Тогда почему ты вспотела?

Мои пальцы подергиваются от раздражения. Как мы перешли от счастливого игнорирования существования друг друга к тому, что он проверяет мое состояние, как будто ему не все равно, и какой лучший способ вежливо попросить его остановиться?

Когда я не отвечаю, он спрашивает:

— Тебе плохо или что-то такое?

— Элли! Смотри, что я нашел! — Нико, мой рыцарь в светящихся кроссовках, бежит к нам с новым выпуском своего любимого комикса.

— Ого. Где ты его взял? — я быстро вступаю с ним в разговор, хотя знающий взгляд Рафаэля преследует меня еще долго после того, как мы покупаем новый комикс Нико и покидаем книжный магазин в аэропорту.

Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие и собранность, но никакие ободряющие сообщения от Уиллоу и моей мамы или безмолвные молитвы к высшим силам не спасают меня от всепоглощающего чувства тошноты, когда нас зовут на посадку в самолет.

К счастью, Рафаэль не обращает внимания на то, что я уронила по дороге чехол с гитарой, хотя и бросает на меня странный взгляд, когда идет за ним. Я жалею, что взяла ее с собой, но не могла смириться с мыслью оставить ее, в том числе потому, что все еще не уверена, хочу ли я принять предложение Коула написать для него песню.

Кто знает? Может быть, во время нашего путешествия ко мне придет вдохновение.

Нико ничего не знает о моих переживаниях, что является замаскированным благословением, ведь меньше всего мне хочется волновать его из-за самолета. Он ведет нас троих, выглядя гораздо старше своих девяти лет, благодаря тому, как ему удается катить свой чемодан и одновременно разговаривать с бабушкой.

— Si, Abuela. Yo te llamo cuando lleguemos (Да, бабушка. Я позвоню, когда мы приедем).

Мое сердце колотится в груди, когда Нико проходит перед нами и передает свой посадочный талон первого класса улыбающейся сотруднице авиакомпании.

Несмотря на то что Нико обычно путешествует на частном самолете Рафаэля, он ведет себя как профессионал, засовывая посадочный талон в передний карман своего миниатюрного чемоданчика, прежде чем отправиться в рукав до самолета.

Кислота подступает к горлу, когда сотрудница аэропорта приглашает меня пройти вперед. Мои ноги примерзают к ковру, тело парализует страх, пока не срабатывает реакция «дерись или беги».

Нет. Я не могу.

Мысль о том, чтобы сесть в этот самолет и провести несколько часов в маленькой металлической трубе с сотнями людей, оказавшись во власти турбулентности и незнакомого мне пилота, кажется невозможной.

— Мэм? — сотрудница хмурится. — Ваш посадочный талон, пожалуйста?

— Я сам, — Рафаэль засовывает руку в карман моей толстовки, и холодный ужас в животе сменяется волной тепла. Хлопчатобумажная ткань не позволяет его пальцам касаться моей кожи, но мое тело все равно реагирует.

— Просто дыши, — шепчет он мне на ухо, протягивая женщине посадочный талон. — С тобой все будет в порядке.

Правда? Потому что в данный момент я не чувствую ничего даже близко похожего на порядок.

— Нико ждет нас. Видишь? — напомнил мне Рафаэль.

Я была так занята паникой, что совсем забыла о Нико. Мы еще даже не добрались до Гавайев, а я уже все испортила.

Будет чудом, если к концу наших двухнедельных каникул у меня еще будет работа.

— Мисс, с вами все в порядке? — спрашивает сотрудница.

— Смотря что вы подразумеваете под «в порядке».

Она гримасничает.

— Она шутит, — Рафаэль меняет мой посадочный талон на свой. После быстрого сканирования мы оба получаем разрешение на посадку.

Жаль, что мои трясущиеся ноги не хотят подчиняться.

Рафаэль кладет руку мне на спину и слегка подталкивает.

— Я знаю, что это тяжело, но с тобой все будет в порядке, — его теплая и успокаивающая ладонь прижимается к моему позвоночнику, заземляя меня.

Рафаэль, предлагающий мне утешение, — это не то, что я когда-либо думала, но я никогда не откажусь от эмоциональной поддержки во время перелета.

Он легонько подталкивает меня одной рукой, а другой катит оба наших чемодана.

— Давай. Чем быстрее мы сядем в самолет, тем быстрее ты привыкнешь.

Он ведет меня по нескончаемому рукаву, в котором, кажется, жарче, чем в аду, благодаря июньскому солнцу, бьющему в металлическое покрытие.

— Ты не говорила мне, что боишься летать.

— А ты и не спрашивал.

— Вполне справедливо, — его негромкая усмешка щекочет мне ухо и вызывает дрожь по позвоночнику. — Теперь я наконец-то понимаю, почему ты не хотела лететь на частном самолете.

— Ты видел, какого он размера? Он крошечный, — на фоне огромного самолета, к которому мы идем, частный самолет Рафаэля выглядит как одна из игрушек Нико.

— Нехорошо оскорблять размер мужчины, — в его голосе звучит намек на улыбку.

— Рафаэль Анджело Лопес. Ты только что пошутил про член? — я украдкой бросаю взгляд на своего босса, щеки которого розовеют.

— Как ты узнала мое второе имя?

— Так же, как я узнаю большинство вещей.

— Моей тете нужно научиться держать рот на замке, — его румянец усиливается.

Я привыкла быть жадной до улыбок Рафаэля, но еще больше мне нравится, как его щеки краснеют от смущения, особенно когда причиной этого являюсь я.

— Эй, улитки! Быстрее! Здесь жарко! — кричит Нико.

Рафаэль отрезвляется, и его серьезная маска возвращается, когда он еще раз слегка подталкивает меня.

— Ты в порядке? — Нико смотрит на меня, когда мы наконец добираемся до двери самолета.

— Да. Просто немного тошнит.

— О нет!

Я натягиваю свою лучшую ободряющую улыбку.

— Да, но со мной все будет в порядке.

— Хорошо, потому что это будет долгий полет, — он протягивает слово «долгий», что еще больше разжигает мою панику.

Рафаэль, кажется, замечает, как я теряю самообладание, и ободряюще сжимает мою шею. Этот жест гораздо более интимный, чем он, вероятно, хотел, и от него у меня замирает сердце.

Стюардесса машет рукой, привлекая наше внимание, и Нико хватает меня за руку и тянет к открытой двери кабины.

— Пойдем!

Я следую за ним, не протестуя, потому что, несмотря на свои личные страхи, я готова сделать для Нико Лопеса все, что угодно, в том числе пережить десять часов страданий и укачивания, если это сделает его счастливым.

Нико болтает со мной без умолку на протяжении всей посадки в самолет. Я стараюсь поддерживать разговор, а он, кажется, забыл о том, что меня укачивает, пока я не снимаю с себя пропотевшую толстовку и не запихиваю в рот таблетку Драмина⁸.

— Ты все еще плохо себя чувствуешь? — спрашивает он самым громким шепотом из всех возможных.

— Вроде того?

— Почему?

К счастью, от необходимости отвечать меня спас не кто иной, как Рафаэль.

— Николас? — зовет его отец с сиденья позади меня.

— ¿Si, Papi? (Да, папа?).

— Ты не против поменяться со мной местами?

Он слегка хмурится.

— Почему?

— Потому что мой иллюминатор не открывается.

— Хм, — Нико наклоняется и шепчет мне на ухо: — Papi (Папа) любит летать с открытым иллюминатором, потому что он пугливый как кот.

Что ж, Рафаэль будет очень разочарован, когда узнает, что я предпочитаю, чтобы оно было закрыто.

— Нико, — говорит Рафаэль слишком серьезным тоном.

— Хорошо.

Они меняются местами. Поскольку Рафаэль купил четыре билета, чтобы никто не сел рядом, Нико растягивается на двух больших сиденьях.

— Пристегнись, пожалуйста, — Рафаэль встает и ждет подтверждающего щелчка двух металлических деталей, сцепляющихся друг с другом.

Мое сердце, которое и так бешено колотилось, грозит разорваться, когда Рафаэль проскальзывает в щель между мной и сиденьем напротив моего.

Я никогда раньше так остро не ощущала присутствие кого-то еще, и мое тело замирает, когда он протискивается мимо меня, чтобы занять свое место.

— Привет, — говорит он, усаживаясь в кресло рядом со мной.

— Привет, — я смотрю в его темно-карие глаза.

Нам редко выпадает шанс быть так близко друг к другу, и я не совсем понимаю, как я к этому отношусь. С одной стороны, мне трудно отвести взгляд, а с другой — я отчаянно пытаюсь уклониться от его глаз.

К счастью для нас обоих, он портит момент, поднимая шторку иллюминатора.

— Нет! — я поспешно накрываю его руку своей.

— Тебе не нравится смотреть в окно?

— Абсолютно нет.

Он хмурится.

— Почему?

Поскольку мое самосохранение было потеряно где-то между рукавом и салоном первого класса, мне нечего терять, если я буду откровенна.

— Это усиливает мою тревогу.

— Хм.

— Что?

Он на мгновение задумывается.

— Чего ты боишься больше всего? Клаустрофобии? Крушения? Турбулентности? Взлета или посадки?

— А есть вариант «все из вышеперечисленного»?

Его губы слегка изгибаются в уголках.

— Ты так сильно ненавидишь полеты?

— Абсолютно ненавижу. Весь этот процесс — кошмар от начала и до конца, так что, может, лучше я поменяюсь местами с Нико и дам вам двоим насладиться всем этим первым классом.

Он игнорирует мое предложение и спрашивает:

— Сколько раз ты летала на самолете?

— Два.

— За всю свою жизнь?

— Нет, за последний месяц.

Он гримасничает.

— Конечно, два раза за всю жизнь. Одной поездки мне было бы достаточно.

Он наклоняет голову.

— Но ты согласилась поехать в эту поездку.

— Потому что это важно для него, — шепчу я, показывая большим пальцем на ряд позади нас.

Я никогда не предполагала, что Нико захочет, чтобы я присоединилась к нему и его отцу в поездке, чтобы создать неизгладимые визуальные воспоминания, но раз уж меня пригласили, я не могла отказаться. Даже после того, как Нико уговорил отца поменять первоначальную поездку в Европу на тропический отпуск, плохо подходящий для тех, кто хочет скрывать свои шрамы как можно дольше.

Рафаэль смотрит на меня самые долгие пять секунд в моей жизни.

— Спасибо, — его горло заметно сжимается от сильного глотка. — Это много для него значит.

Прилив тепла разливается по моей груди, но обрывается, когда сообщение о взлете заканчивается, и самолет резко начинает двигаться.

Мое дыхание становится все более поверхностным, когда самолет катится к взлетной полосе, и моя смертельная хватка на подлокотниках становится все крепче, когда костяшки пальцев побелели от недостатка крови.

Рафаэль поднимает взгляд от моих рук.

— Ты должна была сказать мне об этом.

Я смеюсь себе под нос.

— И что бы ты сделал?

— Предложил Ксанакс⁹?

— И сразу бы дал его мне?

— Нет, но я бы направил тебя к кому-нибудь, кто мог бы помочь. Или, по крайней мере, дал бы тебе несколько советов перед долгим полетом.

— О, так ты теперь эксперт по авиафобии?

— Если учесть, что когда-то я чувствовал то же самое, то да.

— Правда? — я подумала, что Нико шутит, потому что мне трудно поверить, что Рафаэль боится — или боялся — чего-то обыденного, вроде самолетов. Он кажется таким… сильным и стойким.

— Ага. Как ты думаешь, почему мне нравится летать с открытым иллюминатором?

— Если ты хочешь… — я сглатываю комок в горле. — Ты можешь…

— Все нормально.

Объявление о взлете начинает мигать на большом экране передо мной, напоминая мне обо всем, что может пойти не так во время полета. Я не могу отвести взгляд от короткого видеоролика, в котором рассказывается о спасательных плотах, аварийных выходах и о том, как важно сначала надеть кислородную маску на себя, прежде чем помогать кому-то еще.

Рев двигателей только усиливает мою тревогу, поскольку самолет и мое сердцебиение набирают скорость.

— Давай сыграем в игру.

— Милая идея, но мне придется вежливо отказаться, потому что, не уверена, заметил ли ты, но я нахожусь в двух секундах от того, чтобы потерять свой чертов разум.

Не обращая на меня внимания, он спрашивает:

— Ты бы предпочла никогда больше не играть на инструменте или потерять способность петь?

Мой вздох едва слышен за шумом двигателей.

— Прости?

— Ты должна выбрать что-то одно.

— Я не хочу, — мое сердце замирает, когда колеса отрываются от земли.

Ты застряла здесь на несколько часов и ничего не можешь сделать…

— Держу пари, ты бы предпочла отказаться от своего голоса.

Подождите. Что?

— Что было бы чертовски обидно, если тебе интересно мое мнение.

Мне трудно дышать, и это не имеет никакого отношения к взлетающему самолету.

— У тебя самый красивый голос, который я когда-либо слышал.

Все мое лицо, наверное, напоминает помидор.

— Ты говоришь это, чтобы отвлечь меня.

— С каких это пор я стал делать ложные комплименты?

Я слишком ошеломлена, чтобы ответить.

— Так что бы ты выбрала?

Я решаю подыграть ему и ответить, поскольку он явно делает это ради меня.

— Не то чтобы я хотела перестать петь, но никогда больше не играть на инструментах — это не вариант. В каком-то смысле они заставляют мою душу петь.

Он наклоняет голову в молчаливом любопытстве.

— И каково это?

— Каково что?

— Иметь что-то, что заставляет тебя чувствовать себя живым.

Мне трудно придумать подходящий ответ, поэтому я молчу, обдумывая его вопрос. Неужели у Рафаэля нет ничего такого, что заставляет его сердце гореть, или он закрыл себя от возможности когда-либо почувствовать это?

Я не уверена, но боюсь того, что может произойти, если я буду упорно искать ответ.