Неписанная любовь

Глава 8

Рафаэль

Прошлой ночью я не спал до поздней ночи, работая над очередным 3D-супергероем для коллекции Нико, и мне с трудом удается встать с постели. Я никогда не был ранним человеком, но Элли…

Дерьмо.

На секунду мне эгоистично захотелось, чтобы Элли все еще была здесь, чтобы помочь мне. Глупая мысль, и я корил себя за навязчивую реакцию, пока выползал из-под одеяла и спускался вниз, чтобы приготовить Нико завтрак.

После прошлой ночи блинчики кажутся лучшим выбором, поэтому я достаю ингредиенты и приступаю к приготовлению любимого блюда Нико. Обычно я готовлю большой завтрак по субботам, когда Элли уходит на целый день, но сегодня нужно что-то особенное.

Подкуп.

Я так увлекся размышлениями о том, как сообщить Нико эту новость, что в итоге сжег два блина. Если бы Элли была здесь, она бы выгнала меня с собственной кухни и взяла на себя мою задачу, потому что, в отличие от меня, ей нравится готовить. Она даже с нетерпением ищет новые рецепты, в то время как я придерживаюсь проверенных семейных — зеленые спагетти, моле, посоле⁴ и филе-миньон на гриле.

При воспоминании об Элли у меня в груди снова защемило, и я занялся приготовлением завтрака для Нико, чтобы отвлечься, пока не придет время его будить.

Нико стонет и натягивает на голову плед, когда я открываю жалюзи, напоминая о своем присутствии.

— Я приготовил тебе блинчики, — я поднимаю плед и щекочу ему ступни.

— Перестань! — шипит он, брыкаясь.

— Нет, пока ты не встанешь с кровати.

Он кряхтит и возмущается, скатываясь с кровати с лохматой головой и страшным хмурым взглядом.

— Для человека, который собирается съесть блинчики с черникой, ты слишком ворчливый.

Его глаза сужаются.

— Со взбитыми сливками?

— Да.

— И клубникой?

— Тебе нравится клубника? — я притворяюсь будто не знаю.

Его голова откидывается назад со стоном.

Я веду его к двери.

— Конечно, я добавил клубнику. Как будто я могу забыть, что ты любишь ее больше всего.

Он молча следует за мной, и я напрягаюсь, когда мы проходим мимо комнаты Элли. Возвращается то же самое тошнотворное чувство ужаса, и мои шаги подсознательно замедляются, пока Нико не проходит мимо меня. Я настолько отвлекся, что не заметил, что дверь была открыта, пока Нико и вовсе не распахнул ее.

— Элли? — он делает шаг внутрь и останавливается. — Ты здесь? Папа приготовил блинчики.

В отличие от Нико, я не был в комнате Элли с того дня, как она переехала, но я быстро понял, что что-то не так. От пустого шкафа, полного вешалок, до ключа от дома, оставленного на комоде, — намеки на предыдущую няню Нико остались, а вот ее вещи — нет.

— Где вещи Элли? — Нико смотрит на меня, нахмурив брови.

Я не отвечаю ему, в основном потому, что не знаю, как это сделать. Меньше всего я ожидал, что Элли улизнет посреди ночи, но, опять же, я не давал ей повода задерживаться здесь.

Несмотря на то, что я зол на Элли, утаившую правду, я не могу перестать чувствовать себя мудаком за то, как выгнал ее. Вчера вечером я сказал, чтобы она съехала в течение суток, даже не подумав о том, есть ли ей вообще куда пойти.

У нее есть лучшая подруга, которая живет в городе — это я знаю, — но есть ли у нее место для нее? Я также знаю, что ее мать живет где-то в Лейк-Вистерии, но Элли не рассказывала о ней раньше, так что я не знаю, какие у них отношения.

Почему тебя это волнует? Она больше не твоя проблема.

Если это так, то почему у меня в груди вдруг защемило? И как объяснить напряжение, нарастающее у меня под черепом и пульсирующее с каждым ударом сердца?

Нико трясет меня за руку достаточно сильно, чтобы я отвлекся от своих мыслей.

— Почему все ее вещи пропали? — его голос срывается на последнем слове.

Мой ответ застревает в горле, когда он смотрит на меня глазами, до краев наполненными слезами. Я знал, что этот разговор будет трудным, но надеялся, что он подождет до того момента, когда я успокою его блинчиками, новым супергероем, напечатанным на 3D-принтере, который пополнит его растущую коллекцию, и важным разговором о том, что всегда нужно говорить друг другу правду.

— Ты заставил ее уйти, да? — на его лице появляется мрачное выражение, которое я слишком часто узнаю на своем собственном, и от этого у меня мгновенно сводит желудок.

Я опускаюсь перед ним на колени, чтобы мы оба были на уровне глаз.

— Я знаю, что ты любишь Элли, но я не могу позволить ей больше заботиться о тебе после того, как она скрыла от меня правду.

Вместо того чтобы поддаться слезам, грозящим пролиться, Нико со всей силы толкает меня, и я отшатываюсь, прежде чем восстановить равновесие. Мой ребенок ни разу в жизни не был агрессивным. Нико — любвеобилен, а не любитель драться, поэтому я удивлен его реакцией.

В шоке и с разбитым сердцем, хотя и не обращаю внимания на боль в груди, я пытаясь дотянуться до него.

Он уклоняется от моих объятий.

— Ты сказал ей уйти?

— Да.

— Почему? Почему? Почему? — он снова толкает меня, но на этот раз я лучше подготовлен к удару, как по сердцу, так и по телу.

Я мягко сжимаю его запястья.

— Используй свои слова, а не руки.

Он пытается освободиться из моей хватки.

— Нет.

— Николас, — умоляю я. — Ты же знаешь, я не мог позволить ей остаться после того, что случилось.

— Она моя лучшая подруга, — отчаяние сквозит в его голосе.

— Она была твоей няней.

— Нет! Ты не понимаешь! — он пытается вырваться из моих объятий и терпит неудачу. — Она хотела рассказать тебе, но я запретил ей, — по его щеке скатывается одинокая слеза.

Я ненавижу себя за то, что причинил ему такую боль, и еще больше ненавижу Элли за то, что она вообще поставила меня в такое положение. Если бы она не ушла посреди ночи, у меня было бы время лучше подготовить Нико к ее отъезду.

— Она — взрослая, а ты — ребенок. Может, ты и не знал, как лучше, но она знала.

Он снова и снова качает головой.

— Ты забрал у меня лучшего друга.

— Я найду тебе кого-нибудь лучше…

— Нет! Мне нужна Элли!

— Это невозможно.

— Ты всегда заставляешь всех уходить!

Я отпускаю его, слишком ошеломленный его убийственным ударом, чтобы сделать хоть что-то, кроме как сидеть неподвижно, пока мой сын бежит обратно в свою комнату. Он захлопывает дверь с такой силой, что дверная рама трясется.

Я не знаю, сколько времени прошло, но я не встаю до тех пор, пока боль в коленях не сравняется с болью в груди.

Ты всегда заставляешь всех уходить. Слова Нико преследуют меня.

Моя мама. Моя бывшая жена. Элли. Список продолжает расти, как и мои проблемы с доверием.

Поскольку я не люблю, когда еда пропадает зря, и слишком часто ложился спать голодным, я съедаю порцию блинчиков Нико и свою, а мысли о ненависти к себе составляют мне компанию за кухонным островком.

Просто обычный вторник.