Рафаэль
Два года спустя.
— Ш-ш-ш, — Нико смотрит на меня через плечо.
— Я ничего не говорил, — шепчу я себе под нос.
Его взгляд переходит с моего лица на сапоги.
— Ты топаешь, как слон.
Мои глаза сужаются.
— У меня большие ноги.
— И все в пределах слышимости знают об этом, — его нос дергается, и я смеюсь про себя, чем заслуживаю еще один строгий взгляд от сына.
Я поднимаю руки в молчаливой покорности.
— Я буду вести себя тихо.
Его глаза закатываются за стеклами очков, и он направляется в нашу с Элли спальню. Я делаю легкие шаги и крепко держу поднос с завтраком, следуя за сыном. Нико заслуживает всяческих похвал за сегодняшнюю идею завтрака в постель, поскольку он не только ходил со мной за продуктами, но и помогал готовить этим утром.
Когда мы останавливаемся перед двойными дверями, Нико суетится из-за пролитого апельсинового сока, утверждая, что мое равновесие хуже, чем у него.
— Все идеально, — говорю я ему, когда он вытирает бок стакана манжетой своей рубашки с длинным рукавом.
— Почти, но… — он достает из заднего кармана конверт и засовывает его под цветок, который он собственноручно сорвал в моем саду. — Вот. Теперь все идеально.
Мое сердце сжимается при виде написанного от руки «Маме». То, что Нико любит Элли настолько, что называет ее своей мамой, приводит меня в восторг, в то время как другая часть меня болит, зная, что мой сын всегда будет испытывать трудности в отношениях со своей биологической матерью.
Хотя Хиллари видится с Нико несколько раз в год, не отменяя встреч в последнюю минуту, ее участие в жизни моего сына в лучшем случае минимально. Несмотря на мои попытки помочь им наладить отношения, я не могу заставить Хиллари стать матерью, которую Нико заслуживает, но, к счастью, мне и не нужно этого делать. Элли взяла на себя эту роль задолго до нашей свадьбы, и она раз за разом доказывает, что всегда будет ставить моего сына на первое место.
Постепенно Нико смирился со своими напряженными отношениями с матерью благодаря семейной терапии. Мои просьбы о том, чтобы Хиллари присоединилась к нашим сеансам, были отклонены, что, хотя и не удивительно, все же расстроило Нико.
Думаю, именно в этот момент он понял, что его отношения с матерью никогда не сравнятся с теми, что у него есть со мной… а теперь и с Элли.
Хиллари всегда находила оправдание тому, почему она не может прийти на сеансы, начиная от того, что она перегружена планированием свадьбы, и заканчивая тем, что ей пришлось присоединиться к своему новому мужу, когда он уезжал по работе, но я знаю правду.
Она слишком ослеплена гордостью и сильной неприязнью к месту Элли в жизни Нико, чтобы увидеть причину, и, как я и предсказывал, Нико в конце концов перестал выходить с ней на связь.
Голос Нико возвращает меня в настоящее.
— Готов?
Я прочищаю горло, прокашливаясь.
— Ага.
Он улыбается и распахивает дверь.
— С Днем матери!
Элли просыпается от звука голоса Нико. Она выглядит чертовски растерянной, сидя у изголовья кровати и расчесывая пальцами свои беспорядочные волосы.
— День матери?
Его улыбка становится шире.
— Ты забыла?
Она моргает.
И моргает еще.
Я со смехом качаю головой и ставлю поднос ей на колени.
— С Днем матери, — мои губы касаются ее макушки, и тут же Нико отталкивает меня с дороги и обнимает Элли.
— Я люблю тебя! — кричит он, чтобы все слышали.
Ее лицо смягчается, и она тает в его объятиях.
— Я тоже тебя люблю.
— Больше, чем моего отца?
Она тихо смеется.
— Это не соревнование.
Но если бы это было так, я бы не возражал против того, чтобы проиграть своему сыну. Если кто и заслуживает любви Элли больше всех, так это он.
Он вздергивает брови.
— Нет, но ты полюбила меня первым. Верно?
Она поднимает на меня глаза.
— Мм. Он и здесь преуспел.
— Она может любить нас обоих, — я притягиваю сына к себе и взъерошиваю его идеально уложенные волосы.
— ¡Papa! (Папа!), — он стонет, отталкивая меня.
Глаза Элли сверкают, мечутся между нами двумя, а затем падают на поднос с едой. Она берет стакан с апельсиновым соком и делает маленький глоток, затем накалывает вилкой кусочек фрукта и отправляет его в рот.
Ее взгляд падает на конверт, лежащий на тарелке, и она смотрит на надпись на лицевой стороне. Положив вилку обратно на поднос, она берет розовый конверт и разрывает наклейку, удерживающую верхнюю часть.
Открытка дрожит, когда она вытаскивает ее, и ее горло заметно сжимается, когда она открывает ее. Ее глаза метались из стороны в сторону, пока она читала записку Нико, и к тому моменту, когда она дошла до самого низа, они уже блестели.
Она закрывает открытку и кладет ее на тумбочку, прямо рядом с фотографией, на которой мы втроем запечатлены на нашей свадьбе год назад.
— Ты уверен? — спрашивает она Нико.
Он кивает.
— Это необязательно.
Мои брови нахмурились от смущения, но я не осмеливаюсь прервать их момент вопросом.
Нико поднимает подбородок и кивает.
— Я хочу этого.
Элли осторожно отодвигает деревянный поднос с едой в сторону и обнимает Нико.
— Ты всегда будешь моим во всех смыслах.
— А ты всегда будешь моей мамой.
Мое сердце сжимается при этих словах. Если я думал, что быть свидетелем личных клятв Нико и Элли друг другу накануне нашей свадьбы было тяжело, то оно меркнет по сравнению с этим.
Мокрые от слез глаза Элли встречаются с моими, и я в тысячный раз с тех пор, как мы полюбили друг друга, клянусь защищать ее и моего сына любой ценой.
Она берет меня за руку и тянет в свои объятия, а я обхватываю их обоих. Нико притворно стонет, а Элли смеется мне в ухо, отчего в моей груди становится тепло, а моя улыбка расширяется.
Я не знаю, что принесет будущее нашей маленькой семье из трех человек, но я знаю одно.
Эти двое — центр моей вселенной, и я планирую провести остаток своей жизни, доказывая им это каждый день, пока живу.