Неписанная любовь

Глава 53

Рафаэль

— Когда ты пригласишь Элли на наш воскресный обед? — Джулиан берет в руки лопату и бросает за спину кучу грязи.

— Я жду, — я продолжаю заниматься своим делом — копать яму, достаточно большую для купленных растений.

— Чего?

— Подходящего момента.

— Ты не можешь прятать ее вечно. Мама собирается загнать ее в угол, хочешь ты этого или нет, — Джулиан вытер пот со лба.

— Я не прячу ее, — я наслаждаюсь ею без вмешательства моей любопытной семьи в наши дела.

— Ты уже знаешь, как расскажешь об этом Нико?

Я скрежещу зубами.

— Ладно. Чем на самом деле вызвана твоя любознательность?

Джулиан показывает на горшки с гибискусами вокруг нас.

— Если ты не заметил, ты попросил меня приехать и помочь тебе с тонной растений без всяких объяснений. Прости меня за мое любопытство.

— Я знал, что мне не следовало просить тебя о помощи, — когда я отправился в питомник в нескольких городах отсюда, я планировал купить только одно растение, но потом подумал, что будет лучше, если у меня будет большой выбор цветков для Элли. В следующее мгновение я понял, что скупил все представленные растения.

Он рассмеялся.

— Мы оба знаем, как ты относишься к присутствию людей на своей территории.

Я сверкнул глазами.

— Да и ты отлично напоминаешь мне почему.

Он показывает мне средний палец в перчатке, и я отвечаю ему тем же жестом. Мы продолжаем копать яму вдоль наружной боковой стены дома, пока Джулиан не нарушает блаженную тишину очередным вопросом.

— С каких пор тебя интересует садоводство?

— Это мое новое хобби, — я улыбаюсь про себя. Элли говорила, что мне нужно разобраться в том, что мне нравится делать без чьего-либо влияния, и идея ухаживать за садом, который напоминает мне о ней, звучит как хорошее использование свободного времени.

Джулиан хмыкнул.

— Я снова тебя потерял.

— Что?

— Ты думаешь о ней.

— Ты задал мне вопрос.

— И теперь у меня есть ответ, — он вонзает в грязь острый кончик лопаты. — Но я должен отдать тебе должное. Это чертовски романтично.

В ответ я лишь хмыкаю.

— Подумать только, мы будем делать это снова в следующем году, как только они завянут.

Я пристально смотрю на него.

— Что?

— Эти ребята завянут при первых заморозках.

Черт. Я был так увлечен покупкой цветов, что совершенно забыл об очевидной проблеме моего плана. И хотя я не могу спасти эти растения, я могу защитить будущие от суровых зимних условий озера Вистерия.

— Мне нужно, чтобы ты построил для меня теплицу.

Он показывает в сторону амбара.

— Мы еще даже не начали расширять амбар.

— Я знаю, но это важно.

— Достаточно важно, чтобы отложить планы по строительству амбара?

— Да.

— Ты хочешь сказать, что мы зря вырыли все эти ямы?

Я смеюсь.

— Мы пересадим их, как только начнет холодать.

— Мы?

— Я уже говорил, что ты самый лучший кузен на свете?

— Я твой единственный кузен, pendejo (придурок), — он смотрит на меня какое-то время, а потом качает головой. — На следующей неделе я дам задание своим ребятам приступить к работе над проектом теплицы.

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

Следующие несколько часов мы проводим, копая ямы. Грязь летит в разные стороны, а мои руки болят от каждого движения лопатой, но я чувствую себя умиротворенным.

Моя голова спокойна.

Да, я мог бы привыкнуть к садоводству. Вырывание сорняков и рытье ям удивительно успокаивает меня, особенно после того, как я столько времени провел за экраном компьютера.

К тому времени как мы закончили с ямами по периметру моего дома, мы с Джулианом промокли от пота. Я прихватил из дома несколько бутылок пива, и мы вместе выпили их и долго отдыхали на заднем крыльце.

— Не буду врать, когда ты сказал, что хочешь переехать сюда, я не понял этого решения.

Я хихикаю себе под нос.

— Здесь спокойно.

— А еще сюда очень трудно добираться, но да, можно сказать, что здесь очень спокойно.

Я пожимаю плечами.

— Элли и Нико здесь нравится.

— А тебе? — он задает вопрос так же, как Элли, и это заставляет волоски подняться на моей шее. У меня всегда были подозрения, что Джулиан может раскусить мою маскировку, как сказала бы Элли, но я отодвигала их в сторону и убеждал себя, что это не так.

Возможно, это было ошибкой. Джулиан всегда был слишком умен для собственного блага, и я явно его недооценивал.

Я киваю.

— Да. Мне здесь нравится. Очень, — изначально я выбрал этот участок, потому что устал от слишком близкого расположения к городу, но потом понял, что мне здесь нравится.

Он кивает.

— Хорошо.

— Почему ты спрашиваешь? — вопрос вырывается наружу, и он поворачивается ко мне лицом.

— Я знаю, какой ты.

Я притворно усмехаюсь.

— И что это значит?

Он оглядывает меня с ног до головы, отмечая, как я сжимаю пиво в руке.

— Если ты не хочешь говорить об этом, то все в порядке.

Я втягиваю воздух с большим усилием.

— Я просто…

Он качает головой.

— Послушай. Я не осуждаю тебя и не пытаюсь доставить тебе неприятности. Просто хочу, чтобы ты знал, что я рад, что ты наконец-то принимаешь решения, которые делают тебя счастливым, потому что ты провел слишком много времени в своей жизни, ставя чужое счастье выше своего собственного.

Он ударяет горлышком своей бутылки по моей в знак тоста, и мы выпиваем.

После нескольких глотков смелости я решаю, что хочу рассказать, понимая, что если я не начну открываться Джулиану сейчас, то не начну никогда.

Если я хочу быть хорошим примером для своего сына, мне нужно перестать рассматривать идею выражения своих чувств как слабость и начать видеть в ней то, чем она на самом деле является.

Силой.

Я сглатываю и говорю.

— Я долгое время думал, что поступаю правильно. Из лучших побуждений и все такое.

— Так обычно и бывает.

Я смотрю на пруд вдалеке.

— Поиск одобрения со стороны окружающих вызывал привыкание.

— Почему ты это сделал? — спрашивает он без намека на осуждение.

Я смотрю прямо перед собой, постукивая пальцами по колену.

— Честно? — я шумно выдохнул. — После переезда сюда мне было трудно.

Его взгляд смягчается.

— Я помню.

— Твои родители… Они очень старались помочь мне адаптироваться, но ничего не получалось.

— Исцеление требует времени.

— Сейчас я это понимаю, но тогда я боялся, что надоем им, как и все мои проблемы.

— Твоя травма — это не проблема, Рафа.

— Так говорит любимый ребенок.

Он усмехается.

— Одной из главных причин, по которой я так себя вел, было то, что я не хотел отнимать у тебя внимание.

Я моргаю пару раз.

— Что?

Он издал дрожащий вздох.

— Ты уже столько пережил, что бороться за их внимание казалось эгоистично с моей стороны, поэтому я стал более независимым.

Я ошеломлен признанием Джулиана. Все это время я считал его идеальным, потому что он хотел соревноваться с Далией, но, очевидно, в его истории есть нечто большее, чем я думал изначально.

Возможно, если бы мы поговорили по душам много лет назад, я бы понял его лучше, но Джулиан такой же, как я, замкнутый и слишком гордый, чтобы признать какую-то слабость.

— Мне очень жаль, — признаюсь я.

Он отшатывается.

— За что, черт возьми, ты извиняешься?

— За то, что перевернул твою жизнь с ног на голову.

— Ты так думаешь? — его мягкое хихиканье заставляет меня нахмуриться.

— Неужели я не заметил, как сам же и пошутил?

— Шутка в том, что ты считаешь, что тебе нужно извиняться за то, что ты был одной из лучших вещей, которые произошли с нашей семьей.

Я закатываю глаза.

— Ты специально так говоришь.

Он тычет в меня пальцем.

— Я никогда не говорю того, что не имею в виду. И точка.

Я думаю над его заявлением несколько секунд.

— Как ты можешь так говорить, если я все это время притворялся?

— Потому что мы знали, что ты притворяешься, и спускали тебе все это с рук.

Мое сердце замирает.

— Что?

Джулиан наклоняет голову.

— Ты думаешь, моя мама не знала?

— Что ты имеешь в виду?

Он пожимает плечами.

— Тебе придется спросить у нее.

— Ты думаешь, она знала?

— Ты ее сын во всех смыслах этого слова, Рафа. Что ты думаешь?

Ничего хорошего. Мне нужно поговорить с тетей и выяснить, как много она знает и, самое главное, почему она позволила мне продолжать этот фарс в течение многих лет, не сказав ни слова.

Лоренцо: Я свяжусь с тобой по поводу согласования.

Ох, черт.

Я нажимаю на статью, приложенную к сообщению.

Сегодня утром появились новости о том, что Дариус Ларкин, владелец «MIA Records», официально продал компанию конкурирующему владельцу звукозаписывающего лейбла, Джеку Дэвенпорту из «Cadenza Records». Продажа была осуществлена после того, как многочисленные свидетели рассказали о своем личном опыте работы с мистером Ларкиным, который включал в себя, но не ограничивался обвинениями в шантаже, хищнических юридических контрактах, сексуальных домогательствах и сексуальном насилии.

Я продолжаю читать. Некоторые свидетели предпочли сохранить анонимность, а несколько человек высказались публично. Их истории отличаются от истории Элли, но не менее отвратительны. Некоторые из них — певцы, которые так и не смогли добиться успеха, как гарантировал Дариус, а другим обещали лучшие возможности, лишь бы они согласились на интимные отношения.

Блять. Неужели Ава тоже так поступила?

Мой желудок завязывается узлом, когда я звоню Джулиану. Мой кузен, минуя любезности, говорит:

— Я только что получил письмо, в котором меня благодарят за то, что я согласился быть приглашенным докладчиком на политическом ужине Лоренцо в следующем месяце.

Я поперхнулся.

— Приглашенным докладчиком?

— Да. И знаешь, что я ненавижу больше, чем Лоренцо?

— Проигрыш?

— Речи, Рафа, — огрызается он. — Это чертов кошмар. Я знал, что не должен был соглашаться на эту авантюру.

Я поморщился.

— Мне жаль.

Он делает несколько глубоких вдохов, прежде чем спросить:

— Ты получил хотя бы то, что тебе было нужно?

— Да. Он все отправил.

— Поступил как дьявол.

Я вздыхаю.

— Он не настолько плохой.

— Возможно, мне стоит украсть эту цитату для своей речи. Что скажешь?

— Честно говоря, я удивлен, что он просит тебя выступить. Я думал, он попросит тебя поставить несколько табличек на газонах и публично признать его в «Last call» или что-то в этом роде.

— Он хочет, чтобы я выступил с речью. Публично, — я представляю, как Джулиан усмехается, говоря это.

— Могу ли я как-то отблагодарить тебя?

— Инсценировать покушение до того, как я поднимусь на трибуну?

Я хихикаю, и Джулиан неохотно соглашается.

— Я делаю это только потому, что ты мне дорог.

— Я ценю это.

— Ты мой должник, — ворчит он, прежде чем повесить трубку.

Кто-то стучит во входную дверь, и я бросаю телефон на стол и иду открывать.

— Ты имеешь к этому какое-то отношение? — Элли сует мне в лицо свой телефон. Статья отличается от той, которую я читал, но заголовок такой же.

Я смотрю на ее лицо и вижу опухшие, красные глаза.

— Эм…

Прежде чем я успеваю запаниковать из-за ее слез, она обнимает меня.

— Спасибо.

— Ты не… расстроена? — я не ожидал, что другой звукозаписывающий лейбл нагрянет и купит компанию Дариуса, так что надеюсь, что это не испортит ее судебное дело против Авы.

Она отстраняется.

— Расстроена? Нет!

Я выпускаю сдерживаемый вздох.

— Хорошо. Я не хочу испортить дело для твоего адвоката.

— Ты шутишь? Даже если так, это того стоит. Он любил эту компанию.

Теснота в моей груди немного ослабевает.

— Я рад, что он больше не сможет никого использовать в своих интересах.

— Все благодаря тебе, — она встает на носочки, чтобы поцеловать меня. — Ты действительно супергерой.

— Я не справился бы с этим в одиночку.

Она улыбается.

— Джулиан помог?

Я качаю головой.

— Нет.

— Тогда кто?

— Лоренцо.

После разговора с Джулианом на днях я провел некоторое время, погрузившись в свои мысли и одержимый тем фактом, что моя тетя знала о том, что я несколько лет притворялся.

Я подумывал проигнорировать эту тему, но когда через несколько дней я появился у нее дома, чтобы сделать очередную стрижку, мне показалось, что это самое подходящее время для разговора.

Хотя сама идея приводит меня в ужас.

Тía (Тетя) помогает Нико устроиться в комнате для гостей, а затем ведет меня на кухню. Она предлагает мне несколько закусок и стакан agua fresca (свежей воды), а я сажусь на табурет. Мое сердце учащенно бьется, пока она готовит свои инструменты, и я почти не обращаю внимания на ее вопросы о работе.

Она перестает распылять спрей на мои волосы.

— Рафа?

— ¿Si? (Да?)

— Та же стрижка, что и в прошлый раз?

Я сглатываю комок в горле и качаю головой.

— Оставить длину?

— Сделай короче.

Ее глаза расширяются.

— ¿Qué? (Насколько?)

— Ну, настолько коротко, насколько ты можешь, но при этом достаточно длинно, чтобы я мог провести по ним пальцами. И никакой бритвы.

— Ты хочешь прическу как раньше? — она не уточняет, но мне это и не нужно.

— Да. Как раньше.

Она улыбается все время, пока стрижет меня. Несколько раз я вздрагиваю, когда локоны волос падают вокруг моих ног, но тетя уверяет меня, что конечный результат будет выглядеть потрясающе.

На короткий миг я подумал, что она лжет, но когда она направил меня в гостевую ванную, я убедился в обратном. Меня переполняют эмоции, когда я рассматриваю свою новую стрижку. Как и просил, я по-прежнему могу хорошенько встряхнуть волосы кончиками пальцев, но длина только подчеркивает мои черты, а не скрывает их.

Тетя сжимает мою руку.

— Ты выглядишь… замечательно.

Наши взгляды встречаются в зеркале. Ее непролитые слезы заставляют меня чувствовать себя в равной степени счастливым и виноватым, зная, что причиной их появления являюсь я.

— Por favor. No llores. (Пожалуйста. Не плачь)

Она сжимает брови.

— Обещаю, что это слезы счастья.

— Я не хочу никаких слез. Счастья или нет.

Она отворачивается, шмыгая носом.

— Я ничего не могу поделать. Ты просто такой…

— Красивый? — поддразниваю я.

— Feliz. (Счастливый)

Я крепко обнимаю ее.

— Perdón, Tía. Por todo. (Прости, тетя. За все)

— За что ты извиняешься?

— За все, — мой голос дрожит. — Я не понимал, что причиняю тебе боль…

Она гладит меня по щеке.

— Может, мне и было больно за тебя, но ты никогда не делал мне больно, mijo (сынок). Nunca en tu vida. (Никогда в своей жизни)

У меня самого глаза слезятся, но я смаргиваю слезы, не потому что мне неловко, а чтобы не дать тете разразиться собственными рыданиями. Tía (Тетя) называла меня своим сыном бесчисленное количество раз, но сегодня я позволил себе поверить в это. Смириться с тем, что в этой семье мне найдется место для моего истинного «я».

Больше никаких пряток. Больше никакой лжи. Больше не надо притворяться, что я кто-то другой, только потому, что мне кажется, что так я больше буду нравиться людям.

— ¿Tía? (Тетя?)

— ¿Si? (Да?)

— Мне нужно тебе кое-что рассказать.

— О том, что ты тайно встречаешься с Элли?

Я не могу удержаться от смеха.

— Нет, но об этом чуть позже.

— Хм. Que triste (Как грустно), — она вытирает глаза.

Я закатываю глаза.

— Это обо мне.

Она высовывает голову из ванной и зовет Нико, чтобы проверить его, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Что именно?

— Я хочу поговорить с тобой о том, что было раньше.

Она трясет головой так сильно, что несколько прядей ее волос разлетаются.

— Ты не обязан говорить со мной об этом.

— Я знаю, но все равно хочу.

Следующий час мы с тетей провели, сидя на полу в ее гостевой ванной, обмениваясь салфетками и историями, пока я изливал ей свою душу. Открыться Элли, Нико и Джулиану было приятно, но поговорить с тетей о своих трудностях…

Это было все, что мне было нужно, и даже больше.

В какой-то момент во время нашего разговора она обняла меня и с тех пор не отпускала. Она так давно не обнимала меня, и это моя вина. Я думал, что, держа ее на расстоянии, смогу защитить от боли, но, зная, что я страдаю, а она ничего не может с этим сделать, я сделал только хуже.

Она проводит пальцами по моим недавно подстриженным волосам.

— Ты всегда был одним из величайших подарков, которые преподносила мне жизнь.

Впервые я решаю поверить ей, а не искать сотню причин, чтобы отрицать это.

— Долгие годы я считала себя эгоисткой, потому что была счастлива, что ты есть в моей жизни, — признается она прерывающимся шепотом.

Моя грудь сжимается.

— Это не делает тебя эгоисткой.

— Делает, но я смирилась с этим. Мне просто жаль, что я не смогла избавить тебя от боли — как до смерти родителей, так и после.

— Я не чувствовал… — я останавливаю себя, чтобы не солгать. — Ты не могла ничего сделать, чтобы помочь мне пережить это.

— Я могла хоть что-то сделать. Я знала, что ты делал.

У меня щемит в груди.

— Я думал, что у меня лучше получается это скрывать.

Она гладит меня по щеке.

— Только потому, что мы с дядей позволили тебе в это поверить.

— Ты никогда ничего не говорила.

— Я бы хотела, — она опускает голову. — Может, если бы я придерживалась своего первоначального плана — отправить тебя к терапевту…

— Я не был к этому готов.

— Тем не менее, это была моя работа как твоей матери…

— Прекрати.

— Что?

— Чувствовать себя виноватой за прошлое, которое никто из нас не может изменить.

Ее глаза снова блестят, а на ресницах застыли слезы.

— Это тяжело.

Я крепко зажмуриваю глаза.

— Я знаю. Черт. Правда знаю.

Она снова заключает меня в объятия.

— Хорошо. Я обещаю прекратить, если ты тоже перестанешь.

— Договорились, — я обнимаю ее в ответ. — Я просто хочу отпустить все это и сосредоточиться на своем будущем.

— Тогда так мы и поступим.