Элли
Я собиралась присоединиться к Рафаэлю и Нико на улице, но тяжесть, давящая на плечи и грудь, заставила меня остаться в спальне, где я могу полностью отдаться своим эмоциям через музыку.
Я бросаю гитару на кровать и достаю блокнот. Страница покрыта смесью незаконченных и неотредактированных текстов и идей песен.
Я всегда писала песни с женской точки зрения, вплетая свои личные истории в целенаправленные строки и легко узнаваемые тексты. Хотя писать с точки зрения Коула не должно быть сложной задачей, мне тяжело. Очень.
Со вздохом я падаю обратно на матрас и засыпаю на пару часов, пока меня не будит сильный стук в дверь.
— Элли? — спрашивает Рафаэль.
— Да? — я потираю уставшие глаза.
— Можно войти?
Мое сердце начинает учащенно биться.
— Конечно?
Дверная ручка поворачивается, прежде чем дверь открывается.
Я ахаю.
— О боже! — моя рука мгновенно тянется к чисто выбритому лицу Рафаэля, но я тут же отдергиваю ее.
Его слегка бледные щеки, которые я ни разу не видела за все время работы на него, становятся розовыми, когда его взгляд встречается с моим.
— Тебе не нравится?
Определенно не должно, но я одинокая женщина с разыгравшимися гормонами, поэтому, конечно, мне нравится чисто выбритое лицо Рафаэля. На самом деле, оно нравится мне гораздо больше, чем следовало бы.
— Это… мило, — удается мне сказать ровным голосом.
Он потирает щеку.
— Просто мило?
— Ты опять выискиваешь комплименты?
— Только потому, что ты начинаешь меня раздражать.
— Ты бы предпочел, чтобы я сказала, что ты сексуальный?
— Видишь? Неужели так трудно было это признать?
Я закатываю глаза с улыбкой.
— Любой в городе может сказать тебе это.
Его глаза фиксируются на моих.
— Меня не волнует чужое мнение.
Мой желудок ныряет на опасную, вызывающую бабочек территорию.
— Теперь у меня из-за тебя комплексы.
Мне приходится отвести глаза, потому что я не могу выдержать тяжести его взгляда. Понимаете, Рафаэль всегда был горяч, даже с его грубой эстетикой, но сейчас что-то изменилось.
Он изменился.
Я боюсь надеяться, потому что вдруг он сделает серьезный шаг назад, но в то же время так горжусь им. Мысль о том, что он вернул себе часть себя прежнего, став при этом кем-то новым, вызывает у меня невероятные эмоции. А как иначе, когда я вижу, как он поднимает себя с земли после того, как провел последние два года, погребенный под своей печалью?
— Элли?
— А?
— Шутки в сторону, ты хорошо себя чувствуешь? — по центру его лба проходит озабоченная морщинка.
— О. Да, — я сжимаю руки вместе, чтобы скрыть, как они дрожат.
— Нико хотел отдать тебе лекарства, — он кладет бумажный пакет на край моей кровати. — Он беспокоился о тебе. Я… э-э… тоже. Я написал тебе сообщение, чтобы узнать, как дела, но ты не ответила.
Часть меня замирает от намека на смущение в его тоне.
Я изо всех сил старалась держать свои чувства к Рафаэлю в запертом ящике с массивной табличкой «Не трогать». Это было легко, когда он вел себя так грубо, но теперь, когда он делает и говорит вещи, которые заставляют мое сердце пропускать больше ударов, чем поврежденная виниловая пластинка, у меня нет ни единого шанса.
И уж точно не тогда, когда он смотрит на меня так, будто мое самочувствие имеет для него значение, и проверяет, все ли со мной в порядке.
— Я знаю, что ты неважно себя чувствовала, поэтому не собирался тебя беспокоить… — его голос прерывается.
— Но?
Он не улыбается. Он светится.
— У нас с Нико сегодня был потрясающий день, и мне нужно с кем-то об этом поговорить.
Его счастье заразительно, и я впервые за сегодня тоже улыбаюсь.
— Расскажи мне все.
— Я не помню, когда нам в последний раз было так весело вместе, — он начинает вышагивать рядом с моей кроватью и останавливается прямо возле меня, а затем торопливо поворачивается. — Мы попробовали построить замок из песка, потому что он хотел сделать его вместе со мной. Но он и вполовину не был так хорош, как тот, который мы с тобой сделали два дня назад.
Я откидываю волосы на плечо.
— Очевидно. Я же чемпионка, в конце концов.
Он хихикает себе под нос, пополняя растущий список вещей, которые он делает, чтобы задеть струны моего сердца.
— Мы скучали по тебе, — говорит он, нанося невидимый удар по стене, защищающей мое сердце.
Я отворачиваюсь.
— Ты специально так говоришь.
Он прекращает вышагивать и подходит ко мне.
— Нет, я… подожди. Почему у тебя такие красные и опухшие глаза?
— А?
Меня охватило чувство потери, когда его улыбка сменилась хмурым взглядом.
— Ты… плакала?
Я перевожу взгляд на окно, из которого открывается вид на бескрайний океан.
— Нет.
Он берет меня за подбородок и поворачивает мою голову, пока я не поднимаю на него глаза.
— Я думал, ты сказала, что плохо себя чувствуешь.
Скорее, подавлено.
— Да.
— Все в порядке?
— Будет в порядке.
Его пальцы напрягаются на моей коже.
— Что случилось?
— Тебе не о чем беспокоиться. Увидимся за ужином? — сменить тему получилось далеко не гладко, но я надеюсь, что он воспримет это как намек на то, что разговор окончен.
Он смотрит на меня несколько тяжелых секунд, его рот открывается и закрывается один раз, прежде чем он отпускает мой подбородок, кивает, разворачивается и выходит из моей комнаты, словно только что увидел привидение.
Я жду, пока Рафаэль покинет мою комнату, чтобы открыть пакет, который он принес. Хотя он сказал, что все продукты выбрал Нико, правда становится ясна в первые десять секунд.
Рафаэль сам выбрал большинство из этих продуктов, но все заслуги отдал Нико.
Я уже ходила с Нико в магазин, так что он знает, что я люблю печенье с радужной посыпкой, а в качестве снеков предпочитаю клементины и вареную кукурузу, но его внимание к деталям обычно на этом и заканчивается. Когда я посылаю его в другой отдел за чем-то другим, он всегда возвращается с продуктами не той марки, что само по себе удивляет, учитывая, что дома у нас обычно продукты всего трех производителей.
Нико не может выбрать мою любимую газированную воду, не говоря уже о любимом вкусе, а вот Рафаэль, видимо, может. Удивительно, что он вообще это запомнил, учитывая что воду с лимонно-клубничным вкусом почти невозможно нигде найти, потому что ее всегда раскупают.
Я всегда думала, что Рафаэль слишком зациклен на мелочах, чтобы замечать их, но он продолжает доказывать, что я ошибалась.
Очень, очень ошибалась.
С каждым предметом, который я достаю из пакета, я быстро прихожу к выводу, что Рафаэль не просто обращает внимание.
Ему не все равно.
По крайней мере, со стороны. Таким образом, никто никогда не сможет предъявить ему за это.
Истина становится до боли очевидной, когда я достаю коробку любимого ромашкового чая, крекеры с солью моей любимой марки, на упаковке которых изображен маленький эльф, и несколько шерстяных носков.
Хотя это могла быть идея Нико, так как покупка носков стала нашей обычной шуткой, ясно как день, что их купил Рафаэль, потому что девятилетнему ребенку ни за что не пришло бы в голову выбрать носки с бутылками алкоголя.
Я прижимаю их к груди и улыбаюсь, вспоминая дом и восемь сумасшедших животных, которые ждут нашего возвращения.
Рафаэль даже принес мне еще таблеток Драмина, а также несколько других лекарств от укачивания с клейкой запиской:
— Извини, это не Ксанакс, но ты все равно можешь держать меня за руку.
Я падаю обратно на кровать с огромной улыбкой на лице и сердцем, раздувшимся вдвое больше своего обычного размера. Это не должно радовать меня настолько3, что я могу расплакаться, но чем больше я об этом думаю, тем труднее контролировать свои эмоции.
И винить в этом мне некого, кроме Рафаэля Лопеса.