Неписанная любовь

Глава 25

Рафаэль

Наш второй официальный день отпуска летит к чертям, когда мне срочно звонит моя помощница Ариэль и сообщает, что моя бывшая жена присутствует на сегодняшнем заседании совета директоров «Dwelling». Отменять день с Нико мне хотелось меньше всего, особенно учитывая, с каким восторгом он говорил о нашей поездке на Северный берег, чтобы посмотреть на серфинг на больших волнах, но у меня нет выбора. Отсутствие на сегодняшней встрече только создаст мне дополнительные проблемы, поскольку моя бывшая посещает их только тогда, когда ей от меня что-то нужно.

К сожалению, моя двадцатилетняя безденежная личность не представляла, что ей когда-нибудь понадобится брачный контракт, ведь деньги были у Хиллари, а не у меня, поэтому судье ничего не оставалось, как присудить ей пятьдесят процентов акций моей компании.

Отсюда и ее способность посещать онлайн-встречи, подобные той, что проходит сейчас.

Моя помощница отключает микрофон.

— Мистер Лопес?

Я выхожу из оцепенения и смотрю в веб-камеру.

— Да?

— Мисс Уилсон задала вам вопрос о последнем финансовом отчете.

Возьми себя в руки.

— Хотите, я повторю его?

Я скрежещу зубами при звуке пронзительного голоса моей бывшей, но делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что однажды она заскучает или отчается настолько, что позволит мне выкупить оставшиеся акции компании.

Я смотрю в окно с видом на лагуну и семьи внизу. Нико, наверное, получает удовольствие, наблюдая за тем, как серферы бороздят океан, а я застрял здесь, разочаровывая его.

Вся эта поездка должна была помочь создать визуальные воспоминания, которые он сможет сохранить навсегда, а я подвожу его уже на второй день.

Может, он этого и не понимает, но ты успокаиваешь его мать вместо него.

Я вытесняю из головы все мысли о Нико и поворачиваюсь лицом к своей бывшей, игнорируя боль в груди, когда беру ее под контроль.

Красота Хиллари никогда не была проблемой. Дело в ее самовлюбленности, но я был слишком ослеплен ее блестящими карими глазами и идеальной улыбкой, чтобы заметить это, пока не стало слишком поздно.

— Какой был вопрос?

— Что с увеличением прибыли, о котором говорится в последнем отчете? — она притворно улыбается остальным сотрудникам и членам совета директоров. Некоторые отвечают ей взаимностью, но Джулиан продолжает хмуриться через свою веб-камеру.

Для такой женщины, как моя бывшая, внешность — это все, и это единственная причина, по которой она начала встречаться со мной еще в школе. Я был популярным парнем, который из кожи вон лез, пытаясь угодить всем, независимо от того, было это полезно или нет, а она была шикарной новенькой из Орегона, которая была готова терпеть мое удушающее обожание и хроническую неуверенность в себе в обмен на внимание и повышение социального статуса.

Между нами не всегда все было так уж плохо. Все пошло наперекосяк, когда я узнал, почему она оставалась замужем за мной, несмотря на растущую привязанность к другому мужчине. Конечно, неверность сыграла огромную роль в нашем разводе, но на самом деле именно ее притворство, что она счастлива в нашем браке, задурманило мне голову.

Единственной искренней эмоцией, которую она испытывала в последний год нашей совместной жизни, было ее счастье от того, что моя компания наконец-то вышла на биржу, и мне не нужен был адвокат по разводам, чтобы объяснить, почему.

Деньги были причиной нашего брака, так что вполне уместно, что они же привели нас и к разводу.

С долгим выдохом я переключил внимание на экран ноутбука. Сидеть на совещании и просматривать последний квартальный отчет очень больно, в основном потому, что я вижу знаки долларов в глазах своей бывшей жены. Без сомнения, к полудню она свяжется со своим адвокатом и потребует встречи с моим.

После окончания разговора мое настроение быстро меняется на мрачное и зловещее. На экране моего мобильного телефона мелькает имя Джулиана, но я не обращаю на него внимания, ожидая письма, которое, как я знаю, должно прийти.

Согласно нашему соглашению о разводе, первого января каждого года моя бывшая жена будет получать единовременную сумму в пятьсот тысяч долларов на покрытие своих ежегодных расходов и алименты.

Я мог бы поспорить с ней по поводу выплаты алиментов, поскольку она почти не проводит времени с Нико, но я считаю, что это хорошо потраченные деньги. Никто из нас не хочет, чтобы она выполняла соглашение суда о раздельной опеке, поэтому финансирование ее дорогостоящего образа жизни — небольшая цена за благополучие Нико и мое спокойствие.

Даже если из-за этого у меня на день-два испортится настроение.

Спустя три минуты мой почтовый ящик прислал уведомление полученного нового письма.

СРОЧНО: Запрос на увеличение супружеских и детских алиментов.

— Вот тебе и удачный день.

Темное облако над моей головой сгущается, когда Нико и Элли появляются три часа спустя, смеясь до хрипоты, когда они входят в номер, оставляя за собой песчаный след.

Я изо всех сил стараюсь изобразить улыбку, но у меня ничего не получается.

— Ты в порядке? — спрашивает мой сын, сильно нахмурившись.

— Да, — я закрываю ноутбук и поворачиваюсь в кресле. — Как вы провели время на пляже? — мой вопрос должен был прозвучать легко и беззаботно, но вместо этого он получился натянутым.

Плечи Нико опускаются.

— Ты так и не появился.

— Появилось несколько вещей, которые мне нужно было уладить, — например, твоя мать манипулировала мной, чтобы я финансировал ее пристрастие к покупкам и бойфренда, желающего стать управляющим хедж-фондом¹¹.

— Ладно. Как скажешь, — говорит он с легким укором в тоне.

Элли сжимает его плечо.

— Может, теперь мы сможем провести время все вместе? Что скажешь?

— Я устал, — Нико заходит в свою комнату и тихонько закрывает дверь.

Рот Элли кривится.

— Я написала тебе сообщение с вопросом, когда ты придешь, но ты не ответил.

— Я был занят, — огрызаюсь я.

Она даже не вздрагивает.

— Он очень ждал сегодняшнего дня. Он не переставал спрашивать о тебе…

— Если бы я хотел это знать, я бы спросил об этом сам.

Она отступает на шаг, как будто мои слова причинили ей физическую боль.

Мне хочется ударить себя по губам. Вообще-то, к черту губы. Хороший удар по яйцам — вот что я заслужил за подобные слова.

— Значит, вот как все будет, да? — ее брови приподнимаются вместе с голосом.

— Черт. Я просто злюсь, но это не оправдание для того, чтобы говорить как…

Она заставляет меня замолчать одним взмахом руки в воздухе. Я видел, как Элли расстраивается и разочаровывается, но никогда не видел, чтобы она смотрела на меня так, будто хочет разделать меня заживо.

— Мне неинтересно выслушивать очередные твои извинения, потому что, очевидно, ты не имеешь в виду ни одного из них, — она хмурит брови. — Для того, кто иногда может быть таким милым парнем, тебе не составляет труда превратиться в засранца, и это заставляет меня сомневаться в том, кто же настоящий Рафаэль.

— Эль, я…

Она смягчается на секунду, прежде чем ее взгляд снова становится жестким.

— Знаешь, что меня больше всего беспокоит в твоих извинениях?

— Что?

— Я им не верю, — как и Нико, Элли исчезает в своей комнате, оставляя меня одного разбираться с ядерными последствиями моего неудачного выбора.

Расстроив Элли и Нико, я провожу остаток дня в своей спальне, обсуждая алименты и содержание ребенка с адвокатом и терзаясь от отвращения к себе. В итоге получается, что если Хиллари не выйдет замуж за другого, то я буду оплачивать ее образ жизни, нравится мне это или нет.

Пока Нико и Элли ужинают в одном из ресторанов курорта без меня, страдания составляют мне компанию, пока я оцениваю решения, которые привели меня к этому моменту. Хиллари будет продолжать находить новые способы вывести меня из себя и просить больше денег, так что мне предстоит научиться перестать беспокоиться об этом.

Если я этого не сделаю, то буду продолжать разочаровывать самых близких мне людей.

Моего сына. Себя. Элли.

Я так много работал, чтобы создать ту жизнь, которая у меня есть. Я потратил свои двадцатые годы, пытаясь и терпя неудачи, чтобы приобрести богатство и безопасность, которые у меня есть сейчас, и что теперь? Конечно, я могу позволить себе шикарный отель и все, что пожелает мой сын, но что толку от всего этого, если он не хочет наслаждаться этим вместе со мной?

Когда я просыпаюсь на следующее утро, то не удивляюсь, что сын молчит. Больно быть отвергнутым после того, как у нас был хороший первый день здесь, но, к удивлению, это не так сильно беспокоит меня, как молчание Элли во время нашего похода к водопаду Маноа.

Нико легко заметить издалека по его разноцветным плавкам и туристическим ботинкам, в то время как Элли сливается с линией деревьев в своих темных леггинсах и спортивной футболке. Она идет рядом с моим сыном и несколько раз помогает ему, когда он спотыкается из-за проблем со зрением, а я иду позади них на случай, если я им понадоблюсь.

Нико невероятно независимый, но он не может скрыть, что иногда ему трудно идти с нами в ногу, учитывая плохую видимость во время части похода и общую новизну тропы.

Когда я ловлю его на том, что он спотыкается в третий раз, в моей груди снова появляется неприятное чувство, и я делаю несколько глубоких вдохов и сосредотачиваюсь на том, что находится в пределах моего контроля.

С ним все в порядке.

Он с Элли.

Он только сильнее расстроится, если ты попытаешься выделить его, что он не такой, как все, напоминаю я себе как мантру.

Наконец мы добираемся до водопада, и Нико с визгом бросается к воде.

— Никакого купания! — кричит Элли.

Нико оглядывается через плечо.

— Я услышал тебя в первые десять раз.

Элли смеется, но тут же сглатывает звук, когда я останавливаюсь рядом с ней. Кроме того, что она задала мне несколько основных вопросов о тропе, она делает вид, что меня не существует. Это триггерит прежнего меня, который ненавидит делать других людей несчастными, хотя я достаточно хорошо знаю себя, чтобы понять, что на этот раз это происходит по более здоровой причине.

Из-за стыда за то, что я так на нее набросился и подвел ее.

Нико начинает болтать с другим ребенком, чья семья начала поход за пятнадцать минут до нас, и делится всеми фактами, которые он знает о водопаде и его знаменитой истории.

— Не знаю, как он это делает, — говорю я, чтобы нарушить тишину.

Она напрягается при звуке моего голоса.

— Что?

— Он может так легко заговорить с кем угодно.

— Должно быть, он перенял это от своей тети или кого-нибудь более симпатичного, чем ты, — ее взгляд скользит по мне, а затем снова переключается на Нико.

— Послушай…

Она жестом показывает на моего сына, стоящего в тридцати футах от нас.

— Разве сейчас самое подходящее время?

— Поскольку он занят тем, что заводит нового друга, а я не хочу провести остаток дня в неловком молчании, то да.

— А в чем смысл?

— У меня есть несколько вещей, которые я хочу выкинуть из головы.

Она смотрит на меня незаинтересованным взглядом.

— Думаю, вчера ты уже многое сказал. Не так ли?

— Мне не следовало говорить то, что я сказал.

Ее челюсть сжимается.

Я делаю глубокий вдох.

— Мне стыдно за то, что я позволил своим эмоциям взять надо мной верх, — мой взгляд падает на воду, разбивающуюся о поверхность маленького пруда. — Я не знаю, что делать, — мой следующий вздох вырывается с трудом. — Каждый раз, когда мне кажется, что я делаю шаг в правильном направлении — что, может быть, я наконец-то смогу стать счастливым, — происходит что-то, что в итоге затягивает меня обратно в то же самое темное место.

Повернувшись, чтобы посмотреть на меня, я думал увидеть в ее глазах отвращение и жалость, но с удивлением вижу нечто совсем другое.

Восхищение?

Нет. Этого не может быть, ведь кто будет восхищаться таким беспорядком, как я?

Я оглядываюсь на Нико, который воспроизводит какую-то сцену из фильма для другого ребенка.

— Я выместил свою злость на Хил… — на кое-кого другого — на тебе, и это было неправильно.

— Да.

— Я знаю, что ты пыталась заставить меня чувствовать себя лучше, а я повел себя как придурок.

— Похоже, это постоянная наша проблема.

— А что, если я не хочу, чтобы она была постоянной? — мягко спросил я.

— Мы можем хотеть многого, но это ничего не значит, если мы не приложим усилий, чтобы это произошло.

Я молчу.

От ее недовольного вздоха у меня щемит в груди.

— Послушай. Мы уже проходили этот путь, и он всегда ведет в тупик, так что давай договоримся оставаться на своих собственных дорожках и держать себя в руках.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты никогда не хотел быть со мной друзьями, и, честно говоря, раньше меня это обижало, а теперь я начинаю думать, что мне так даже больше нравится.

Не стану отрицать, что ее слова больно ранят, хотя я изо всех сил стараюсь не обращать на них внимания. Я даже не совсем понимаю, почему они меня беспокоят, но, возможно, это потому, что я думал, что она говорит о чем-то… большем.

Наверное, мои чувства к ней односторонние.

Похоже, она воспринимает мое молчание как приглашение продолжить.

— Ты злишься — и вполне обоснованно, судя по тому, что я слышала о твоей бывшей. Никто этого не отрицает, но то, как ты позволяешь ей влиять на тебя, имеет значение, потому что это влияет на всех вокруг. И пока ты не научишься контролировать свои эмоции и направлять их на что-то другое, ты будешь постоянно повторять одни и те же пагубные ошибки, — Элли владеет своим языком как лезвием, разрезая меня и обнажая мои слабости.

— Откуда тебе это знать?

Ее снисходительный смех действует мне на нервы.

— Ты не единственный, кто боролся с токсичными отношениями.

Мое любопытство разгорается.

— У тебя были плохие отношения?

Она делает неровный вдох.

— Нет, но я была результатом таких отношений, что влечет за собой целый список проблем.

— Например?

Она кусает внутреннюю сторону щеки в тихом раздумье. Я могу сказать, что она не хочет открываться мне, и я не виню ее, учитывая что у меня такие же проблемы.

Но потом она удивляет меня, снова заговорив.

— Мой биологический отец, которого я отказываюсь называть как-то иначе, был ужасным человеком. Как и Хиллари, он использовал деньги, чтобы контролировать мою маму, и заставлял ее оставаться в эмоционально губительных отношениях, потому что угрожал оставить ее ни с чем.

Я не уверен, что сейчас вообще дышу.

— Он сказал, что будет бороться с ней за полную опеку, и это было главной причиной, по которой она оставалась с ним так долго.

Я узнаю боль в ее голосе. Чувство вины.

— Это не твоя вина, что она сделала такой выбор.

Ее тихий смех едва слышен за журчанием воды перед нами и хихиканьем Нико над тем, что сказал другой ребенок.

— Я знаю. Потребовалось несколько лет терапии, но в конце концов я поняла, что не должна чувствовать себя виноватой за решение мамы остаться, так же как и она не должна чувствовать себя виноватой за выбор, который я сделала.

— Какой выбор?

Ее взгляд падает на ноги.

— Просто глупые подростковые ошибки.

Ее ложь очевидна, но я не ставлю ее в известность.

Она поднимает глаза.

— Дело в том, что я понимаю твой гнев больше, чем ты думаешь, и поэтому знаю, что тебе нужно направить свои чувства на что-то здоровое, пока негативные эмоции не поглотили тебя.

— А что, если для этого уже слишком поздно?

— Ты сожалеешь о том, как вчера отреагировал? — ее вопрос возник из ниоткуда.

— Да. Конечно, жалею.

— Значит, для тебя еще не поздно, — она делает паузу. — Пока.

— И что ты предлагаешь мне делать?

Она пожимает плечами.

— Это тебе решать.

— Хорошо. Что ты сделала?

Улыбка, маленькая, но чертовски красивая, появляется на ее лице.

— Разве это не очевидно?

— А я бы спрашивал, если бы это было очевидно?

— Музыка.