Неписанная любовь

Глава 45

Элли

Я ищу в чемодане слитный купальник, который купила специально для этой поездки. Лаймово-зеленый, который я надела в ту ночь в джакузи, предназначался для особых уединенных случаев, а черный больше подходит для совместного времяпрепровождении.

Роясь в чемодане, я натыкаюсь на купальник, который точно не брала с собой, поэтому достаю телефон и отправляю Уиллоу фотографию.

Элли: Серьезно?

Уиллоу: Ты собираешься его надеть?!

Элли: Нет!

Уиллоу: У меня такое чувство, что ты очень скоро передумаешь.

Проходит несколько минут, прежде чем я наконец понимаю смысл сказанного Уиллоу.

Элли: Пожалуйста, скажи мне, что ты не избавилась от моего другого купальника специально.

Уиллоу: Конечно, нет!

Уиллоу: Но я не скажу тебе, где я его спрятала.

Следующие пару минут я провожу в поисках купальника, но все больше расстраиваюсь, когда не могу его найти.

Уиллоу: Просто попробуй надеть розовый. Если тебе все еще не будет нравится эта идея, тогда я скажу тебе, куда положила второй.

Вздохнув, я достаю скромный, но яркий слитный купальник, который купила, потому что меня вынудили. Спина открыта, демонстрируя татуировку «Прогибайся, но не ломайся», которую я вытатуировала вдоль изгиба позвоночника. Бретельки изящные, с короткими оборками, расходящимися веером так, что облегают мои плечи и шею.

Цвет подчеркивает мой новый загар и прекрасно сочетается с моими светлыми волосами, но я чувствую себя нелепо, надевая что-то такое нежное и невинное с тем количеством татуировок и шрамов, которые у меня есть.

Я делаю фотографию себя в розовом купальнике и отправляю ее Уиллоу.

Элли: Это была ужасная идея. Я больше никогда не пойду с тобой по магазинам.

Уиллоу: ЧЕРТ ВОЗЬМИ.

Уиллоу: Ты прятала эти бедра под джинсами и толстовками все это время?

Уиллоу: А еще, ты сделала новую татуировку на бедре? Не думаю, что видела ее раньше.

Элли: Да, и хватит менять тему.

Уиллоу: Извини, твои сиськи отвлекли меня на секунду.

Я знала, что мне не следовало покупать несколько купальников в одном бутике в городе, который мы любим, но в тот момент бесконечные комплименты Уиллоу придали мне достаточно уверенности, чтобы купить три купальника из летней коллекции этого года, вдохновленной различными вкусами мороженого.

Это должно было стать для меня первым сигналом, что это ужасная идея, но я не смогла устоять перед розовым слитным купальником с женственными рукавами. Оно было слишком милым, чтобы от него отказаться. Я собиралась приберечь его для прогулки на лодке по озеру с нашими друзьями, но у Уиллоу явно были другие планы.

Элли: Я выгляжу как кукла.

Уиллоу: Да, черт возьми. Как думаешь, Рафаэль захочет с тобой поиграть?

Она добавляет подмигивающий эмодзи.

Со стоном я бросаю телефон на кровать. Я обматываю саронг¹⁶ вокруг бедер, чтобы немного прикрыть себя. Сетчатый прозрачный материал мало что скрывает, но в нем я чувствую себя более комфортно, так что пока оставлю его.

Ты мне доверяешь? Вопрос Рафаэля, заданный ранее, вертится у меня в голове.

Раз уж я собираюсь выйти на улицу в таком наряде, то ответ до боли очевиден.

Бросив последний взгляд в зеркало, я с гордо поднятой головой направляюсь в гостиную. Нико отвлечен игрой, в которую играет на телефоне Рафаэля, но его отец полностью, бесповоротно сосредоточен на мне.

Его глаза темнеют, медленно спускаясь по моему телу. Незнание его мыслей сводит меня с ума, и я испытываю искушение разрушить чары и спросить его мнение.

Когда он добирается до моих ног, его глаза из-под капюшона возвращаются к моим, прежде чем он проводит кончиком языка по нижней губе.

На краткий миг мне хочется, чтобы нам не приходилось бороться с нашим влечением. Мы могли бы просто существовать без каких-либо проблем, сдерживающих нас.

Как бы сильно я ни любила Нико, во мне постепенно зарождаются серьезные чувства к его отцу, которые невозможно игнорировать, как бы я ни старалась, а это может привести только к одному.

К неприятностям.

Рафаэль прерывает нашу прогулку к пляжу, чтобы сорвать цветок гибискуса с куста. Я быстро полюбила их с Нико соревнование за самый красивый цветок, хотя тот, что Рафаэль сорвал сегодня, возможно, лучший из всех. Не потому, что это мой любимый цвет — ярко-розовый, — а из-за того, как он смотрит на меня, заправляя цветок за ухо.

— Спасибо, что доверяешь мне, — его палец касается раковины моего уха, прежде чем он отстраняется.

По моей коже пробегают мурашки.

— Мне будет не хватать этих цветов, когда мы вернемся домой.

Он наклоняет голову.

— Правда?

— Да. Я сохранила их все.

— Почему?

— Хотела иметь что-то особенное на память об этом отпуске.

Его выражение лица такое, будто он хочет что-то сказать, но тут Нико дергает меня за руку.

— Моя очередь!

Я приседаю, чтобы он мог положить свой цветок на противоположную сторону моей головы. Он не торопится, проверяя, не выпадет ли он из моих волос.

Когда он закончил, я небрежно поцеловала его в щеку.

— Спасибо, маленькая рок-звезда.

Он ухмыляется.

По моей шее пробегают мурашки, и я поднимаю взгляд и вижу, что Рафаэль смотрит на нас.

— Что?

— Ничего.

Он говорит это вслух, но выражение чистой тоски на его лице?

Оно говорит обо всем.

Вчера вечером, когда он узнал о моей песне и шрамах, связанных с ней, я подумала, что Рафаэль был добр просто так. Он сказал, что мои шрамы прекрасны, потому что это часть моей истории, но я уже слышала разновидность этих слов раньше. У меня было несколько парней, которые, казалось, чувствовали то же самое, но потом я ловила их на том, что они пялились, когда я не вижу, или морщились, когда проводили по ним рукой. Я чувствовала, как они колеблются, когда целуют мои бедра. Я видела, как они по-другому обращались с острыми предметами, когда я находилась в комнате, вели себя так, будто я могла в любую секунду схватить лезвие и продолжить то, на чем остановилась много лет назад.

Но сегодня я чувствую истину в его словах и никогда в жизни не ощущала себя более красивой.

Нико не сразу замечает мои шрамы. Мы еще даже не успели сесть на лодку для подводного плавания, а я уже поймала его взгляд, хотя он быстро отвел глаза, покраснев щеками. К счастью, он воздерживается от расспросов о них, пока мы устраиваемся на лодке, но во время поездки к месту снорклинга то и дело бросает на меня украдкой взгляды.

В какой-то момент, когда я запихиваю в рот таблетку Драмина, он отводит Рафаэля в сторону и что-то шепчет ему на ухо, а я делаю вид, что ничего не замечаю. Я знала, что это произойдет, но то, что Нико знает о моем прошлом, заставляет меня трепетать сильнее, чем когда-либо прежде.

Я не хочу, чтобы он смотрел на меня по-другому или боялся меня. Предвкушение того, что может произойти дальше, разрушает мое волнение от встречи с морскими черепахами в дикой природе, и большую часть поездки на лодке я провожу в напряжении, думая о том, что спросит Нико.

Только когда мы достигаем места назначения и Рафаэль отлучается в туалет, Нико наконец набирается смелости и задает мне вопрос, которого я так боялась.

— Элли?

— Мм, — я выжидающе смотрю на него.

— Ты счастлива?

Я несколько раз моргаю, чтобы осознать его вопрос.

— В смысле счастлива?

— В целом. Ты чувствуешь себя хорошо?

— В основном да. Не каждый может быть счастлив все время, потому что это невозможно, но я чувствую себя хорошо большую часть времени.

— Это хорошо, — он поправляет маску для подводного плавания, чтобы очки удобно сидели на лице.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Papi (Папа) сказал мне, что иногда, когда людям очень-очень грустно, они причиняют боль себе, а не другим.

Так вот о чем шептались Рафаэль и Нико, пока я притворялась, что очарована океаном. Мы с Рафаэлем согласились с этим ответом еще в отеле, но меня все равно тревожит мысль о том, что Нико об этом знает.

Я делаю глубокий, очищающий вдох.

— Он прав.

— Так ты действительно сделала себе больно?

Мой взгляд падает на колени.

— Да.

— Потому что тебе было очень, очень грустно? — он хмурится.

— Было, но я больше так не делаю. Я поговорила с человеком, который помог мне стать лучше и научил меня, что нужно делать вместо этого.

Это, кажется, смягчает напряжение в его плечах.

— Мне грустно, что тебе было так больно.

Мое сердце словно уменьшилось вдвое.

— Теперь мне лучше. Честно.

Он протягивает мизинец.

— Ты клянешься?

Я соединяю свой мизинец с его и обещаю, прежде чем сказать:

— Тебе не нужно беспокоиться обо мне.

— Papi (Папа) сказал мне, что беспокоиться о тех, кого мы любим, — нормально, потому что это значит, что нам не все равно.

Мои глаза затуманились.

— Я тоже тебя люблю.

— Больше, чем кислых жевательных червячков?

Я киваю.

— И клубнично-лимонные газировки.

Пластиковые ласты на его коленях падают на пол, когда он вскакивает и заключает меня в объятия.

— Я люблю тебя больше, чем пианино, супергероев и Дюка Брасса.

— Ничего себе, сколько любви от такого маленького парня.

— Papi (Папа) говорит, что у меня самое большое сердце.

Второе по величине сердце, сразу после сердца его отца.