Поэзия США

Тень разодрана лучом,

Не укрыться нипочем

На брегу твоем крутом,

Шенандоа.

Бушевала здесь война.

(Эх, Джон Браун[21], старина)

Не зазеленеют ветви снова.

Эти раны, там и тут,

Никогда не зарастут,

Иль напрасен бранный труд,

Шенандоа?

Рана каждая страшна.

(Эх, Джон Браун, старина)

Метеор сраженья рокового.

Когда ураганы свои океан

Во глубь континента нагонит, —

Смятенье и ужас на лицах крестьян

И город измученный стонет, —

Тогда не открытых, а внутренних ран

Боюсь я твоих, государство.

Боюсь твоих величайших надежд, отравленных ядом коварства.

Природу сумеем, пожалуй, сдержать,

А может быть, даже сдержали;

Сумеют и дети — и с пользой — читать

Ее роковые скрижали.

Но бури есть тайные — их не унять,

Нам и не понять их, а все же —

Боюсь, что прогнили стропила домов и киль корабля покорежен.

Мирно ласточки летят,

Словно из былого,

Над могилами солдат

Во поле в Шилоу.

Ночью здесь с небес лило,

День и день творилось зло,

За два дня в апреле

Нивы заалели

Вкруг села Шилоу.

Церкви тамошней стена

Чуть не рухнула: она

Приняла молитвы

Жертв кровавой битвы.

Грозно встала рать на рать —

И стоят, ни шагу вспять,

Не желая изменять

Доблести былого…

Вот и ласточки опять

Во поле в Шилоу.

Здесь вязы старые стоят

И листьями шуршат.

Вы помните, как был отряд

Мак-Клеллана зажат?

В лесу лежали трупы тех,

Кто не ушел назад, —

Упавшие с рукой на Юг

Простертой в миг последних мук…

И кипарисов скорбный круг

Оплакивает всех.

Манили Ричмонда огни —

Недалеко они:

Вдоль окровавленной стерни

Хоть руку протяни.

Семь Дней мы бились, семь Ночей —

И это были дни

Отваги, страсти и тщеты,

Как призрак, стали я и ты, —

И зрели вязы с высоты

И жертв, и палачей.

Весь в потускневших звездах стяг, —

Вокруг огонь и мрак, —

Не мог сорвать, не мог никак

Победоносный враг.

Мы набирались новых сил

Бог знает где и как,

Мы ждали: будет перелом

И в контратаку мы пойдем, —

Но знает здешний бурелом,

Что он не наступил…

— Мы старые вязы.

Мы смерти упорней.

Стань мир еще вздорней —

Не высохнут корни

И листья весною распустятся сразу.

Серебром был подкован

Генеральский конь.

Был скакун первоклассный —

Заводила погонь.

Гром донесся ужасный:

Конь! скорее в огонь!

Живо — или пропали!

Там на наших напали!

Наши лучшие пали!

И помчал — только тронь!

Попона из горностая —

Больно битва грязна.

Белый — в красное пламя.

Больно жаль скакуна.

Разглядели в бинокли:

Вот он мчит, сатана!

В панике побежали.

Наши на них нажали.

Из-под копыт сверкали

Искры — в бой, старина!

На загнанную лошадь

Пули не пожалей.

Из-за ее проворства

Местность еще алей.

Филип Шеридан — наездник

Почище иных королей.

Раз — и победа наша.

И — кровавая каша.

Выпил полную чашу

Враг среди тополей.

В саване соболином

Лошадь похорони.

Видишь: вокруг лавиной

Трупов лежат они.

Рубка! какая рубка!

Ведомо искони:

Победителя славим,

Побежденного травим,

А погибших избавим

От мышиной возни.

Блаженством будет озарен

Кто к миру через войны шел

Бесстрашно. В награду смельчакам венец,

За стойкость доблестных сердец,

И ратной славы ореол.

Хвала героям воздана,

Пусть жизнь их безмятежно потечет;

Но незабвенны павших имена,

Друзей и братьев; вечный им почет.

И все ж прекрасен горестный удел —

Сраженья беспощадного исход

Померкнувшим очам уже незрим.

О воле, что не сломлена борьбой,

О долге, пережившем смертный бой,

Навеки нашу память сохраним.

Акула — пьяница морей —

Апатией больна,

А рыба-лоцман рядом с ней

Целеустремлена.

Ей не страшна акулья пасть

И голова Горгоны,

Она в сторонке шасть да шасть —

Но целеустремленно.

Она порою проскользнет

Меж самых челюстей,

Но створ чудовищных ворот

Не сходится на ней.

Что ест она? Не знаю сам.

У них с акулой дружба.

Добыча ей не по зубам,

Зато по нраву служба.

На смену Северной звезде

К нам Южный Крест уже в пути;

Исчезла ты — и быть беде,

И света не сыскать нигде,

И утешенья не найти.

Любовь, любовь — твердят ветра,

Разлуки горькой мастера.

Ни волн сребристая гряда,

Ни вод полуденных покой,

Да Гамы добрая звезда —

Не для меня, к тебе всегда,

Как он к земле, стремлюсь с тоской.

Назад, назад к тебе одной,

Влачится сердце за кормой.

Пока нас снег колючий сек

И перевертыш-год томил,

Увили розы твой порог,

Но не увял любви цветок,

Что столько радостей сулил.

Любовь, любовь — безбрежный океан:

Любовь, что смерть, не знает легких ран!

Сквозь бури к ним пришли, и штиль кругом.

Но мрачен вид их был издалека,

А ближе — зелень, затихает гром

И радуга возносится, легка.

Там в глубине, где сонные холмы,

Объяты сладкой дремой, видят сны,

На гребнях, в нежной дымке облаков,

Качаясь, пальмы шлют поклоны вдаль,

В долины, где журчанье ручейков

Баюкает и радость и печаль.

Здесь зеленеет папортник со мхом,

Несметны краски заливных лугов,

Завороженных непробудным сном,

И волны замирают у брегов.

Изорван стяг и прорван мрак —

Идет отряд солдат.

Не может медь не пламенеть

Мечей и тяжких лат.

Идет в молчанье легион,

А вождь их — где же он?

Но как в бою, идут в строю,

Порядок сохранен.

Их вождь (история гласит)

В сражении убит,

Но дух его ведет войска,

Не унывать велит!

Не зря считается игрой

Абстрактного мышления строй.

По форму дать и жизнь вложить

В то, что без нас не стало б жить,

Расплавить пламя, лед зажечь

И ветер мрамором облечь,

Унизиться — но презирать,

Прозреть — но точно рассчитать,

Любить — и ненавидеть, чувство

Иакова[24] — вступая в бой

Хоть с богом, хоть с самим собой —

В себе лелеять: вот искусство.