Поэзия США

Тот, кто любовью наделен к Природе,

Кто, созерцая, внемлет — для того

Она красноречива. Если весел —

Она ликует, свежести полна,

Ее волшебный голос проникает

В тайницы душ людских и, проливая

Целительный бальзам, предупреждает

Сознанье боли. А когда душа

Заражена предощущеньем часа

Последнего, горчайшего, и взору

Рисуется картина увяданья,

Агония и душный мрак могилы,

Когда охватит дрожь и в сердце боль —

Иди к Природе, затаись и слушай

Ее урок, и да услышишь ты,

Как из земли и от глубин эфира

Исходит голос! Близится тот день,

Когда исчезнет для тебя сиянье

Изменчивого солнца и когда,

Оплаканный, опущенный в могилу,

Ты перестанешь быть и образ твой

Уйдет в небытие. Дитя земли,

Землей вскормленный, в ней и растворишься,

Всему людскому чуждый, потеряешь

Неповторимый облик свой, уйдешь

И станешь смесью элементов в почве,

Войдёшь в родство с бесчувственной скалою,

С булыжником, что лемехом отброшен

И попран грубым башмаком. И дуб

Пронзит насквозь твое корнями тело.

Еще в земле ты места не обрел,

Где ляжешь, одинокий, но запомни:

Оно великолепно. Где-то рядом

Покоятся останки королей,

Владык земли и мудрецов античных,

Пророков древних, пастырей добра:

Одна у всех гробница. Гор вершины,

Извечные, как солнце, и долины,

Что распростерты в скорбной тишине,

Деревья вековые, и потоки

Могучие, и жалкие ручьи,

Питающие луг, и беспредельность

Безжизненной пустыни океана —

Все это только пышное убранство

Могилы человечества. А солнце,

Неведомые звезды и планеты

Свое сиянье щедро проливают

На древнее вместилище смертей

Сквозь толщу лет. Нас мало на земле

В сравнении со множеством племен,

В ней опочивших. На крыле рассвета

Ты облети Барканскую пустыню

Иль затеряйся меж высоких сосен,

Где, заглушая громы, Орегон

Стремительно змеится — что увидишь?!

Все те же миллионы одиноких

Спокон веков покоящихся тел

И смерть, над ними правящую властно.

Исчезнешь ты, и, может быть, друзья

Твой переход из бытия в безмолвье

И не заметят! Что ж, у всех живых

Один исход! И смех не оборвется

С твоей кончиной, и не станет меньше

Людских забот, и каждый, как и прежде,

Стремиться будет к иллюзорной цели,

Пока, оставив суетность и радость,

Не канет в бесконечность. Долгий поезд

Летит в века, и завтрашние люди —

От юноши до сильного мужчины,

От девочки до женщины замужней,

От крошки до седого старика —

Придут к тебе, оплаканные теми,

Кто вслед за ними завершит свой путь!

Живи же так, чтоб в вечной веренице

Бредущих в сокровенную обитель,

Где каждый сыщет в лабиринтах мрачных

Ему предуготовленную нишу,

Ты шел бы не как пойманный воришка,

Ведомый в заточенье, а как тот,

Кто в ожиданье праведной развязки

Готов задернуть полог у постели

И погрузиться в безмятежный сон.

В огне небесный свод,

К последним метам дня легла роса…

Зачем сквозь пурпур длишь ты свой полет,

Тревожа небеса?

Охотнику едва ль

Тебя на фоне алом различить,

Хотя свой взор он устремляет вдаль,

Стремясь добычу сбить.

Что ищешь ты вдали:

Речную отмель, заросли пруда

Иль пенный вал на краешке земли

Влечет тебя туда?

Кто помогает там,

В воздушном океане без дорог,

Путь отыскать к намеченным местам

В назначенный им срок?

На горней высоте,

В безбрежии прохлады неземной,

Весь день летишь, не помня о еде,

Забыв про мрак ночной.

Но завершится труд,

Найдешь радушный дом, друзей, покой,

И будет сладостен гнезда уют

И кров над головой.

Тебя давно уж нет,

Растаял облик в храме высоты,

Но твой урок оставил в сердце след,

Во мне остался ты.

Когда плыву один

В бескрайнем мире жизненных тревог,

Мне помогает верный путь найти

Тот, кто тебе помог.

Вот где приволье дикое: на этих

Лугах некошеных и безграничных,

В английском языке им нет названья, —

То прерии. Я в первый раз их вижу,

Свободней дышит грудь, и взор парит

В просторах бесконечных. Словно волны

Холмы зеленые стремятся вдаль,

Как океан, в своей нежнейшей зыби

Остановившийся и отвердевший

Навеки неподвижно. Неподвижно?

Нет, он раскован снова. Облака

Проносятся над ним, скользя тенями,

Волнистая поверхность всколыхнулась,

Ложбины темные скользят вослед

За светлыми гребнями. Ветры Юга!

Вы золотые, алые цветы

Колышете и сокола в паренье

Ширококрылого несете в небе.

Резвились вы средь мексиканских пальм

И лоз Техаса, серебрили рябью

Источники Соноры, что стекают

В Великий океан, — вы овевали ль

Такой, как этот, благодатный край?

Он создан не трудами человека —

Та сила, что воздвигла небосвод,

Вспахала зыбь холмов, посеяв травы,

И насадила островками рощи

С живою изгородью перелесков,

А пол в величественном храме неба

Усыпала несметными цветами,

Соперниками звезд! Здесь небеса

Склоняются к земле как будто ближе,

Нежнее и любовнее, чем там,

Над нашими восточными холмами.

Когда мой конь среди травы высокой

Ступает, раздвигая стебли грудью,

То стук глухой его копыт кощунством

Мне кажется. Я думаю о тех,

Чей прах он попирает. Где могилы

Народа древнего? Быть может, прах

Степных лугов одушевлен был жизнью,

Горел страстями? Пусть дадут ответ

Курганы, озирающие реки

И темные дубовые леса.

Давно исчезнувший народ когда-то

Воздвиг их; медленно в труде упорном

Он кропотливо землю насыпал,

А в это время греки вырубали

Пентеликонский мрамор, воздвигая

Блестящий Парфенон. Просторы прерий

Давали жатву, здесь стада паслись,

И может быть, как буйвол, и бизон

Склонялся под ярмом мохнатой выей.

Журчал в пустыне гул трудолюбивый,

А вечером влюбленных воркованье

На языке исчезнувшем и звуки

Причудливых и древних инструментов

По ветру разносились. Но пришел

Воинственный охотник краснокожий —

И сгинули строители курганов.

Безмолвие столетий водворилось

На месте их селений. Волк койот

Охотится в лугах, его нора

В траве зияет. Землю роет суслик

На месте шумных улиц. Все исчезло.

Все — кроме их курганов надмогильных,

Их алтарей неведомым богам

И насыпей высоких для защиты

От вражеских набегов, но валы

Свирепый враг телами осажденных

Усеивал и брал их города.

На груды трупов бурой стаей грифы

Садились и, пируя без боязни,

Никем не вспугнутые, отъедались.

И лишь случайно спасшийся беглец,

Скрывавшийся по зарослям в болотах,

Смерть одиночеству предпочитая,

Сдавался наконец своим врагам.

Великодушие торжествовало,

И пленника с приветствием сажали

С вождями рядом, и себе жену

Средь девушек он выбирал и скоро

Как будто забывал, но втайне помнил

Жену любимую, детей-малюток,

Погибших средь резни со всем народом.

Так все живущее меняет формы,

Они рождаются, цветут и гибнут,

Когда божественное дуновенье

Коснется их, наполнит и покинет.

И краснокожие ушли отсюда,

Отыскивая у Скалистых гор

Приволье для охот. Бобры плотин

Не строят здесь, но там, у вод зеркальных,

Где человека белого лицо

Еще не отразилось, у истоков

Миссури, Орегона, воздвигают

Свои Венеции. Уже бизоны

Здесь не пасутся. За десятки миль

От дыма самой дальней из стоянок

Многоголовые стада их бродят,

Копытным громом сотрясая землю, —

Я видел у воды их давний след.

Но все ж кишит повсюду жизнь в пустыне.

Летают над цветами мириады

Таких же разноцветных насекомых,

И птицы не боятся человека,

И ящерицы пестрые скользят.

При приближении моем олень

Рогами рассекает чащу. Пчелы,

Опередившие переселенцев,

Их перевезших через океан,

Гуденьем наполняют знойный воздух

И прячут дикий мед в дупле дубовом,

Как в золотой далекий век. Внимая

Их шуму домовитому, я слышу

Гул отдаленный многолюдных толп,

Спешащих заселить пустыни прерий.

Я слышу смех детей, и перекличку

Девичьих голосов, и гимн субботний

Торжественный, мычанье тучных стад,

И шелест шелковый колосьев спелых

На бурых бороздах. Но вдруг подул

Горячий ветер и спугнул виденье,

И снова я в пустыне одинок.

Здесь мир дубрав и сучковатых сосен,

Поросших мхом зеленовато-серым;

Здесь в землю не вгрызались лезвия

Лопат. Никем не сеяны, цветы

Не сорванными гибнут здесь. И сладко

Мне тут бродить, следя за стайкой птиц,

Игрою белок, быстрыми ручьями

И ветерком, порхающим в листве

И доносящим запах кедров, густо

Усеянных плодами голубыми…

В той мирной сени — первозданной, древней —

Дорогой лет мои уходят мысли

К тем дням, когда свобода родилась.

О вольность! Вовсе непохожа ты

На юную, мечтательную деву

С волной кудрей, струящихся на плечи

Из-под фригийской шапочки. Венчал

Хозяин ею римского раба,

Даря ему свободу. Ты воитель,

Вооруженный до зубов, держащий

В одной руке широкий щит, в другой —

Тяжелый меч. И все же так прекрасен

Твой лоб крутой, отмеченный следами

Минувших войн! В твоих могучих мышцах

Кипенье силы. Молнией и громом

Тебя испепелить пыталась власть;

Но жизни, данной небом, не убить;

Власть вырыла сырые подземелья,

И сотни прокопченных кузнецов

Тебе ковали цепь. Когда ж победу

Враг предвкушал, оковы содрогнулись —

И рухнула темница; ввысь тогда

Взметнулась ты, как пламя над соломой,

Бросая клич народам, и ответный

Их слышишь крик — и враг бежит, бледнея.

Ты не созданье рук людских, Свобода:

Была с людьми ты вместе рождена.

Когда еще их мало было в мире,

Ты им пасла стада, открыла звезды,

Ты научила петь простой тростник.

С людьми бок о бок в непролазных чащах

Ты воевала против их врагов:

Волков и рысей; и на горном склоне,

Размякшем от потопа, с ними ты

Взрыхляла борозду. И тирания,

Твой гнусный враг, хотя почтенный с виду,

Сединами давно посеребренный,

Поздней тебя рожден, и потому,

Встречая вызов мудрых глаз твоих,

Дрожит в своей твердыне узурпатор.

С годами ты становишься сильней,

А враг, дряхлея, будет все коварней:

Тебе, беспечной, сотни западней

Расставит он и в дряхлые ладони

Захлопает, сзывая из засады

Орду врагов твоих. Пошлет он также

Коварных обольстителей пленять

Твой чистый взор; он им внушит слова,

Чтоб чаровать твой слух; его холопы

Меж тем украдкою стальные петли

Накинут на тебя — и ты в оковах;

Иль на руки твои наденут цепи,

Запрятанные в четки. Нет, Свобода,

Еще не пробил час сложить доспехи

И меч отбросить твой; еще не время

Забыться сном; в засаде хитрый враг.

Стой до конца, рази его, покуда

Не будет новой тверди и небес.

Но ты могла б немного отдохнуть

От грохота, от алчности людской;

Тебя зовут задумчивые рощи,

Что были молоды в те дни, когда

Еще никто земли не осквернял,

И даже мох на скалах был зеленым,

И мир благословлял твое рожденье.

Приходит осени пора, печальней нет в году,

Когда луга черны, когда ветра сулят беду.

Засыпан до краев овраг умершею листвой,

Разносит ветер по полям свой безутешный вой.

Давно покинули дрозды лесов густую сень,

Лишь вороны с ветвей нагих в тоске кричат весь день.

Где россыпь нежная цветов, душистых, золотых?

Где капли утренней росы, сверкавшие на них?

Теперь в сырых могилах спят увядшие цветы,

В постелях траурных, где сон найдем и я и ты.

Дождь поливает ледяной их много дней подряд,

Но не вернет ноябрьский дождь цветов полей назад.

Давно нет ландышей в лесу, фиалки отцвели,

Шиповник, зноем истомлен, давно лежит в пыли.

А нежных астр и хризантем печальные цветы

Стоят в сиянии своей осенней красоты,

Пока, как саван, белый снег не упадет с небес, —

И безутешная печаль оденет дол и лес.

Но солнце принесет с собой дыхание тепла,

Покинут зимние жилье и белка и пчела.

Орехов падающих звук услышим мы сквозь сон,

И будет дымным светом пруд уснувший озарен.

Напрасно станет ветерок из теплых южных стран

Искать цветы, чей аромат в жару был слишком прян.

И вновь я думаю о ней, умершей так давно,

И ветви голые, грустя, кивают мне в окно.

С деревьев падала листва в осенней полумгле,

Когда могилу мы в сырой ей вырыли земле.

Но о подруге юных дней не надо нам скорбеть:

Ей было суждено судьбой с цветами умереть.

Прохожий, если истина, чью суть

Весьма легко постичь, тебе открылась

О том, что грешен мир и полон скорби,

Печали, треволнений и злодейств,

И ты измучился, — войди в обитель

Природы, в этот лес. В тени покойной

К тебе покой вернется; легкий бриз,

Качнувший лист, покажется бальзамом

Измученному сердцу, и оно

Свою тоску в обители людской

Забудет разом. Нет, земля в грехе,

Том, первородном, неповинна: кару

Свою Господь обрушил не на землю —

На бедствия ее. Взгляни, все так же

Тень упоительна; густой навес

Из крон зеленых ходит, как живой,

От щебета пернатых, беззаботно

Порхающих в ветвях; внизу же белка

Расщелкалась на радостях, привстав

На задних лапах. Крылышки расправив,

Заводит танец стайка мотыльков

В столбце луча, что жизнь им дал. Нисходит

И на деревья благодать, верха

От дуновенья ветра гнутся, солнце

Из синевы им шлет благословенье.

Цветок в расселине, похоже, счастлив

Не меньше, чем крылатый мародер,

Похитивший нектар. Замшелый камень

И рухнувшие древние стволы,

Где проложившие в низине гать,

Где легшие через ручей мостками,

Вздымая корни с комьями земли, —

Все дышит умиротвореньем. Ключ

Журчит беспечно и, то мчась по руслу

Из галечника, то со скал срываясь,

Заходится от смеха, рад тому,

Что он живет на свете. На опушку

Ступи неслышно, не спугни вьюрка,

Припавшего к ручью. Прохладный ветер,

Играющий поверхностью воды,

Тебя, как стародавний друг твой, встретит

И в лес введет, за плечи приобняв.

Когда утром Творенья был мир озарен

И улыбкою Божьей от сна пробужден,

И пустынные царства застывших светил

Бог могучим дыханьем своим оживил,

И горящие сферы, как будто цветы,

Поднимались из мертвой, немой пустоты

И кружились, играя, беспечно-легки,

В расходящихся безднах межзвездной тоски, —

Там серебряным звоном звучал звездный хор

И лилась эта песня в бескрайний простор:

«Далеко, далеко, там, за Млечным Путем,

Голубые поля так же спят мирным сном,

Где палящие солнца галактик зажглись,

Где планеты глядятся в бездонную высь;

Там туман облаков, зелень свежих полян,

Как расплавленный свет, там блестит океан.

Вечный славы источник являет свой лик,

И сияющий луч в бездны мрака проник.

И, к высотам плывя лучезарным путем,

Пламенеющий воздух мы с жадностью пьем.

Посмотри, как искрится лучей хоровод;

Так вперед, в путь веселый, о звезды, вперед!

Посмотри, как мы кружим в пыли золотой,

В бесконечной лазури звезда за звездой.

Вихри яркого света плывут мимо нас!

И змеится огонь вкруг клубящихся масс!

Путь поющих ветров виден там, вдалеке,

И танцует волна на прибрежном песке.

Посмотри, как играет лучей водопад

Там, где радуги в солнечных нитях висят;

И с небес многоцветных закат и рассвет

Льют росу на зеленые дали планет.

И затем до рассвета над золотом нив

Ночь блуждает, свой призрачный парус раскрыв.

Там вдали, там вдали наш цветущий приют,

В ореоле воздушном там сферы плывут.

Спят в предутреннем свете озер зеркала

Там, где зреет Любовь, там, где Жизнь расцвела.

Звезд живых мириады, туман разорвав,

Наслаждаются светом средь вихря забав.

Так плывите же, юные сферы, сюда,

Тките кружево танца, что длится года;

Так плывите же, звезды, в бездонную синь

К отдаленнейшим сводам небесных твердынь, —

Где безбрежность улыбки на светлом челе,

В чьей сени вы лишь искры в космической мгле».

Со мною рядом стань, взгляни вокруг

Своим неспешным, тихим взглядом:

Вот озера недвижный круг,

Там тучи серые, что рядом

Из мглы морозной сеют сверху снег,

Пушинок непрестанный бег;

Одна снежинка за другой

Мгновенно тают все в воде немой.

Смотри — летит живой пушистый рой

Из пустоты, из-под вуали,

Снежинки будто бы замрут порой,

То снова градом замелькали.

На диво одинаково белы,

Все дети их родившей мглы,

Одна снежинка за другой

В воде исчезнут темной и немой.

Снежинки-звезды падают из туч,

Как блестки, в воздухе играют,

Они слетают с белоснежных круч,

Где Млечный Путь в ночи сверкает;

А там пушинки собрались толпой,

Они внизу найдут покой:

Одна снежинка за другой

В воде погибнут темной и немой.

Иные как на крылышках парят

Из материнской серой тучи,

И белый одинаковый наряд

Сближает хоровод летучий.

А эти сходны с мужем и женой,

Живущими судьбой одной:

Так, рядышком летя вдвоем,

Они растают в озере немом.

Подумай только! Так стремятся вниз,

Как будто гонятся за ними!

Тут мириады мимо пронеслись,

Безумной скоростью гонимы,

Пока мы созерцали их полет.

Посланцы нежные высот,

Одна снежинка за другой

Нашли могилу здесь, в воде немой!

Печаль взошла в глазах твоих слезой:

Друзья, что были сердцу милы,

Делили с нами краткий миг земной,

Исчезли за чертой могилы,

Как эти дети тучи и зимы,

Блеснув, ушли в обитель тьмы.

Одна снежинка за другой

В воде пропали темной и немой.

Но погляди опять: просвет меж туч,

Голубизна легла на воду;

На склоны гор веселый луч

Проник в разломы небосвода,

И сонм, спешивший только что с небес,

Из тучи к озеру, исчез.

Снежинок больше ни одной

В воде не видно темной и немой.

Был мрачный день, день бури и ветров,

Но стихли ветры, и смолкает гром,

И солнце поднялось из-за холмов,

Всех одаряя светом и теплом.

И я, согретый ласковым лучом,

Стою один, как властелин земли.

Мир окаймляя радужным кольцом,

Заснули горы в золотой пыли.

Белеют хижины, и слышен рог вдали…

Слепит глаза блеск капель дождевых.

Застыли тени на траве густой,

Пока покой не потревожит их

Испуганных птенцов пернатый рой.

Кружится над ромашкой золотой

Мохнатый шмель… Чему-то очень рад,

Журчит ручей, стремясь в простор морской.

В ветвях мелькает беличий наряд,

И весело в траве кузнечики звенят.

Из-под сырого вороха листвы

Ползут букашки греться на песок,

И бабочка вспорхнула из травы,

Как сказочный блуждающий цветок.

Плетется стадо вдоль лесных дорог…

Степенный фермер, в думу погружен,

Граблями ворошит намокший стог.

Раскинул ветви придорожный клен,

И звонкий смех детей звучит со всех сторон.

Потоки золотые с высоты

Бесшумно льются на недвижный бор,

На пропасти и снежные хребты,

На водопад и зеркала озер.

Так безмятежен голубой простор!

Здесь жизнь течет без горестей и бед.

И там, за дальней цепью синих гор,

Такой же дымкой спящий лес одет

И тот же золотой в долины льется свет.

В картине этой мирной вижу я

Прообраз тех грядущих ясных дней,

Когда народов дружная семья,

Забыв о распрях и вражде своей,

С далеких берегов седых морей

Сойдется на счастливый братский пир,

Чтоб отсвет ку-клукс-клановских огней,

Несущих смерть, не осквернил весь мир,

Чтоб жизнь не проклял тот, кто немощен и сир.

Из года в год тонул в людской крови

Мир, брошенный на острия штыков,

Прекрасный мир, рожденный для любви,

Чтоб пламенеть от фруктов и цветов.

Но солнце выплывет из-за холмов;

В листве уснувшей заблестит роса,

И грозы заглушит хор птичьих голосов,

Когда на горы, реки и леса

Прольют счастливую улыбку небеса.

Прохладны тени вкруг меня;

Безмолвие, начало дня.

Меж мрачных скал сторожевых

Блестит Гудзон, широк и тих;

В него лишь изредка кусты

Росу уронят с высоты,

Да воспарит над гладью вод

Воскресный звон под небосвод.

О благодатные места!

Здесь голубая пустота

Обволокла окрестный лес,

И мнится, будто бы с небес

Холмы свисают до земли;

Я вижу облако вдали

И ощущаю под собой

Бесплотность бездны голубой.

Есть красота, что лишь на миг

Являет нам свой дивный лик,

Но розу тленную ты все ж

Лепным узорам предпочтешь.

Так на исходе лучших дней

Любовь и крепче и нежней

В предвестье ненасытной тьмы,

Пред коей беззащитны мы.

Река! Лазурью сонных вод

Ты затмеваешь небосвод!

Надолго ль замерли твои,

Как небо, дивные струи!

Нет, безмятежность нам с тобой

Не уготована судьбой:

Твоя волна вскипит опять,

А я уйду тревог искать.