Поэзия США

Мир превосходное место

чтобы родиться в нем

если вы не против чтобы счастье

было безоблачным не всегда

если вы не против чтобы он обернулся адом

иногда

именно когда все прекрасно

ведь даже в раю

не поют

все время

Мир превосходное место

чтобы родиться в нем

если вы не против чтобы люди умирали

все время

или только голодали

какое-то время

ведь это не так ужасно

раз это не вы

О мир превосходное место

чтобы родиться в нем

если вы не очень против

пары пустых голов

над вами

или бомбы в лицо

когда вы

любуетесь небесами

или такого убожества

как наше хваленое общество

что корчится

от своих людей знаменитых

и своих людей забытых

и священников

и прочих охранников

и от всяческих сегрегаций

и расследований конгресса

и от запоров иных

что мы бедные

получаем в наследство

Да мир наилучшее место

для многих вещей

и чтобы смеяться

и чтобы любить

и чтобы грустить

и петь печальные песни и вдохновляться

и прогуливаться

глядя вокруг

и нюхать цветы

и на статуи пялиться

и даже думать

и людей целовать и

делать детей и мужем помыкать

и шляпами махать и

танцевать

и плавать в реках

на пикниках

в разгаре лета

и просто вообще

«жить»

Да

но тогда в самом разгаре

появляется улыбающийся

гробовщик

У Гойи на офортах гениальных род людской

мы видим как бы

в тот момент когда

он был впервые назван

«многострадальным человечеством»

Люди на каждом листе

корчатся в ярости

отчаянья

Стеная

теснятся с младенцами окруженные копьями

под цементным небом

в абстрактном пейзаже среди расколотых бурей

деревьев

падающих статуй перепончатых крыльев клювов

торчащих виселиц

трупов и хищных петухов

и всех возможных воющих чудовищ

рожденных

«трагическим сознаньем»

Они до того реальны

как если бы вправду существовали

И они существуют

Изменился один пейзаж

Все так же тянутся они по дорогам

затравленные легионерами

коварными ветряками и сумасшедшими

кочетами

Это те самые люди

только еще дальше от дома

на просторных автострадах

бетонного континента

окаймленных вкрадчивой рекламой

иллюстрирующей идиотские иллюзии счастья

На этой картине меньше двуколок

но больше калек

в ярких машинах

у них странные номерные знаки

и моторы

что пожирают Америку

Рискуя впасть в абсурд

или погибнуть

во время представления

над головами

своей аудитории

Поэт словно акробат

взбирается по рифме на канат

собственного изобретения.

И на лучах исходящих из глаз

над морем лиц он

балансируя идет

переставляя закат и восход

ловкость рук

ловкость ног

в своем искусстве он высок

и не может ошибиться

приняв одно

за другое.

Ибо он совершеннейший реалист

и волей-неволей должен видеть

туго натянутую правду

перед каждым шагом или строфой

в своем предполагаемом движении

к новым и новым высотам

где стоит Красота и ждет

серьезная перед порывом

отрицающим смерть.

А он

чарли-чаплинский маленький человек

может поймать или не поймать

ее бессмертное обаяние

распластавшее крылья

в пустынном небе существования.

По рощам где реки бегут

　 среди волнистых холмов

　по лугам нашего детства

　 где сливаются в памяти стога и радуги

хоть «лугами» нам были улицы

　 снова я вижу встают мириады рассветов

　 когда от всего на земле

　 падает тень в вечность

и день сверкая

　 будто ранним утром

　 тенями резкими рисует мне

　 тот рай

где я узнать не мог

не мог себе представить

небритое сейчас

где хриплые грачи

над сучьями сухими поднялись

насмешливо крича

и вопрошая

все сущее

В лавчонке дешевых сластей около Эл

я впервые

влюбился

в нереальное

Пылали карамели в полусвете

сентябрьского быстрого вечера

Кот на прилавке вышагивал важно

среди лакричных палочек

и ореховых трубочек

и резинки жевательной

За окнами слетали листья умирая

Солнце уже унес ветер

Девочка вбежала

Дождь с ее волос бежал

В той тесноте она дышала жадно

За окнами слетали листья

причитая

Так рано! рано!