Поэзия США

Черные всадники с моря.

Лязг, лязг пик о щиты,

Стук, стук подков и копыт,

Дикие крики и волны волос

Пронеслись по ветру:

Набег греха.

В пустыне

Некто голый, звероподобный

Сидел на корточках,

Держал в руках свое сердце

И ел его.

Я спросил: — Что, вкусное? —

Он ответил: — Горькое — горькое,

Но мне нравится,

Что оно горькое,

Потому что это мое сердце.

Господь построил корабль мирозданья тщательно.

Со всей искусностью величайшего мастера

Сделал Он корпус и паруса,

И руль держал Он в руках,

Собираясь его приладить.

И стоял Он гордо, любуясь своей работой.

И тут, в роковую минуту, что-то случилось,

Бог повернулся взглянуть, в чем дело,

Корабль улучил момент и, ловкий, лукавый,

Тихонько-тихонько — шасть — и скользнул со стапеля,

И, навек оставшийся без руля, пошел по морям,

Блуждая причудливыми путями,

Совершая странные эволюции,

Следуя самым серьезным образом

Дуростям ветров.

И были многие на небе,

Смеявшиеся над этим.

На Небе

Маленькие травники

Предстали пред Богом.

— Что вы сделали в жизни? —

И все травинки, кроме одной,

Начали бойко расхваливать

Свои добродетели.

А одна стояла поодаль,

Смущенная.

И Бог спросил ее:

— А ты что сделала в жизни? —

— Господи, — отвечала травинка, —

Если я хоть когда

И сделала доброе дело,

То теперь ничего не помню. —

И Бог во всей своей славе,

Восстав с престола, сказал ей:

— О лучшая из травинок!

Звучал багряный гул войны.

Земля чернела и чахла;

Женщины плакали;

Дети бежали, ошеломленные.

Один человек не видел, в чем же тут смысл.

Он спрашивал: «Ради чего?»

Зашумел миллион желавших ему объяснить.

Такой был нечленораздельный гвалт,

Что смысла не было слышно.

Предо мною,

Миля за милей,

Были снега и льды и жгучий песок.

Но взглядом я досягал из этих пределов

До бесконечно прекрасных мест;

И мог я увидеть ее, во всей красоте,

Гуляющую под сенью деревьев.

Когда я глядел,

Все исчезало,

Кроме нее и этих прекрасных мест.

Когда я глядел

И, заглядевшийся, грезил.

А потом опять предо мною,

Миля за милей,

Были снега и льды и жгучий песок.

Человек гнался за горизонтом,

Горизонт от него ускользал.

Я увидел, встревожился

И сказал человеку:

— Это немыслимо,

Ты никогда…

— Врешь! — крикнул он

И продолжил погоню.

Многие каменщики

Сложили огромный кирпичный шар

На вершине горы.

Затем они спустились в долину

И обозрели свое творенье.

— Величественно, — сказали они;

Шар им нравился.

И вдруг он покачнулся

И покатился на них

И мгновенно всех раздавил.

Но некоторые успели взвизгнуть.

Человек увидал в небе золотой шар;

Он полез за ним

И в конце концов добрался к нему —

Шар был глиняный.

И вот что странно:

Когда человек вернулся на землю

И опять посмотрел в небо,

Там был золотой шар.

И вот что странно:

Это был золотой шар.

Клянусь небом, это был золотой шар.

Я блуждал в пустыне.

И воскликнул:

«Господи, возьми меня отсюда!»

Голос промолвил: «Это не пустыня»;

Я воскликнул:

«Да, но —

Этот песок, этот зной, этот пустой горизонт»,

Голос промолвил: «Это не пустыня».

«Думай, как думаю я, — сказал человек, —

А иначе ты гнусная тварь:

Ты жаба».

Подумавши немного, я сказал:

«Пусть уж я буду жаба».

Друг, твоя белая борода уже до земли.

Что ж ты стоишь, уповающий?

Уж не надеешься ли узреть это въяве

В свои ветхие дни?

Уж не надеешься ли узреть

Своими дряхлыми глазами

Триумфальный марш справедливости?

Друг, не жди.

Уноси свою белую бороду

И свои дряхлые глаза

В более благоприятные страны.

Я встретил пророка.

Он держал в руках

Книгу мудрости.

— Господин, — попросил я, —

Позволь почитать.

— Дитя, — начал он.

— Господин, — перебил я, —

Не думай, что я дитя,

Ибо я уже знаю много

Из того, что ты держишь;

Да, много.

Он улыбнулся.

И он открыл свою книгу

И показал мне.

Странно, что я так внезапно ослеп.

Не плачь, дева, ибо война добрая.

Из-за того, что твой милый безумно взмахнул руками

И напуганный конь понесся дальше один,

Не плачь.

Война добрая.

Хриплые громкие барабаны полка,

Мелкие души, стремящиеся к борьбе,

Эти люди созданы для муштры и смерти.

Необъяснимая слава витает над ними,

Велик бог войны и его царство —

Поле и в поле тысяча мертвых.

Не плачь, дитя, ибо война добрая.

Из-за того, что отец твой рухнул в желтых траншеях,

Рвал на себе мундир, захлебывался и умер,

Не плачь.

Война добрая.

Быстрое яркое знамя полка,

Орел с золотым и алым гребнем,

Эти люди созданы для муштры и смерти.

Обучи их искусству смертоубийства,

Покажи им величие славных побоищ

И поле и в поле тысячу мертвых.

Мать, скорбное сердце твое смиренно склонилось

Над сияющим светлым саваном сына,

Не плачь.

Война добрая.

Я объясняю, зачем серебристый корабль плывет в ночи,

И удар каждой грустной отвергнутой им волны,

Гаснущий гул устремленного вдаль стального корпуса,

Далекую перекличку матросов,

Новую тень на темно-серой ночи,

И угасанье упавшей звезды.

После — пустыня, большая пустыня вод

И мягкий плеск черных волн

Надолго и в одиночестве.

Запомни же, о корабль любви,

Ты покидаешь эту большую пустыню вод

И мягкий плеск черных волн

Надолго и в одиночестве.

Газета — собрание полуправд,

Громкие крики мальчишек миля за милей

Доносят ее нелепое мнение

До миллиона насмешников и сострадателей.

Семьи сбиваются в кучу у очага

И с восторгом читают о смерти жестокой любви.

Газета — судилище,

Где каждого судит старательно, несправедливо

Убожество честных людей.

Газета — базар,

Где мудрость торгует своей свободой,

А толпы венчают арбузные головы.

Газета — игра, в которой

Ее просчеты приносят ей выигрыш,

А искусство противника идет ему на погибель.

Газета — символ,

Летопись бесполезной жизни,

Собрание гулких сплетен,

Средоточие вечной тупости,

Идущей по миру, не зная преград,

Из отдаленных столетий.

Путник

Набрел на дорогу к истине

И изумился:

Так густо она заросла травой.

— Ба! — сказал он, —

Я вижу, давным-давно тут

Никто не ходил. —

И вдруг он заметил, что каждая

Травинка — нож.

— М-да, — заключил он, —

Конечно, должны быть другие дороги.

Для девушки

Море было голубая долина,

Где жили крошечные гномы пены

И пели.

Для моряка с погибшего судна

Море было мертвые серые стены,

Гигантски пустые,

На которых, однако, в роковую минуту

Была написана

Мрачная ненависть Натуры.

Солнечный луч, скользящий вдоль мрачных стен.

Стыдливая голубизна забытых небес.

Несущийся к Господу мощный гимн,

Песнь крушений и криков,

Грохот колес, цокот копыт, колокольный звон,

Гул приветствий, прощаний, признаний, надгробных плачей,

Возгласы радости, глупости, предостереженья, отчаянья,

Невнятные звуки звериных фраз,

Псалмодии цветущих роз,

Визг перепиливаемых деревьев,

Бессмысленный гомон куриц и мудрецов,

Нестройный гвалт, вопиющий аж к звездам глас:

«Боже, спаси нас!»

Жил-был человек — деревянный язык

И пробовал петь

И поистине жалкие были потуги

Но был один который слушал

Как колотится деревянный язык

И понимал о чем тот человек

Пытается петь

И певец был рад ибо он был понят.

Если ты ищешь друга среди людей

Помни: они рекламируют свои товары.

Если ты просишь бога за этих людей

Помни: они рекламируют свои товары.

Если ты ищешь блага для этих людей

Помни: они рекламируют свои товары.

Если ты хочешь предать проклятью людей

Помни: они рекламируют свои товары.

Рекламируют свои товары

Рекламируют свои товары

Если ты хочешь привлечь вниманье людей

Помни:

Помоги или помешан им рекламировать их товары.

Серая, бурливая улица,

Пульсирующая грохотом.

Вдруг — похоронный кортеж,

Несколько черных карет,

С трудом прокладывающих путь

Через бездну бизнеса.

И мальчишки пытаются рассмотреть

Чужое горе за занавесками.

Наемные люди гонят и в хвост и в гриву,

Торопятся к кладбищу, к концу этой церемонии.

Да, кончай это дело.

Гони, кучер, гони.

Хлещи лоснящихся тварей.

Галоп — галоп — галоп.

Покончим с этим быстрее.