Поэзия США

Витание пернатых,

Журчание цикад.

В заоблачных пенатах

Зажегся звездный взгляд:

Роднит блаженство нас

В такой осенний час.

Луна полнеть пошла,

Луна садится плавно.

Вблизи видны тела,

Далекие недавно.

Траву пробрал сквозняк —

И прежний мир возник.

Что в зарослях шуршит?

Утраченный во сне,

Конкретный мир спешит,

Спешит в меня — извне,

Беззвучно ставя ноги

На грунт сырой дороги.

Мельчайшего слуга,

Я — мелюзги пастух.

В лугах, где мелюзга,

Подвижен даже прах,

Там в каждом — смысла свет,

И камень там крылат.

1. Передо мною камни.

Они окаменели.

Шуршит волнистый плющ.

Рыбешки мельтешат.

Взъерошен рябью пруд.

2. Восторг — мой грех. Я есмь!

Роскошествую здесь,

Как кошка в развилке ветвей,

Выгибающая хребет.

Подумал и смеюсь.

3. Блаженства феномен,

Мне кошка греет кровь.

Когда легко, как зверь,

Она идет вдоль стен,

Я забываю все.

4. Прекрасна эта плоть

И не способна лгать:

Цветок разит пчелу.

Слова камней и рыб:

«Вне бездны нет земли».

5. Отчалил сонный луг.

Где мертвецы? Одна

Звезда плывет вблизи.

Скользит листва с луной.

Он мой — мой луг! Он мой!

6. С угрюмой тьмой вдвоем

Я втиснулся в проем.

Что ад? Душевный хлад.

Но кто, поймав кошачий взгляд,

Не будет втайне рад?

Свалить ребенка с ног

Ты мог пара́ми виски,

Но я повис, как дог,

И вальс был слаще в риске.

Посуду тряс сумбур

По шкафчикам стенным,

Был мамин облик хмур —

И мог ли быть иным.

Твой палец как-никак —

Разбитая костяшка.

Когда ты шел не в такт,

Мне в ухо лезла пряжка.

Ритм вальса отбивал

Ты на моей макушке

И так дотанцевал

Со мною до подушки.

Я помню ее кудряшки, похожие на усики винограда,

Ее быстрый взгляд и зубастенькую улыбку

И как она, вступив в разговор, окружалась легкими

звуками

И с восторгом доказывала что-то свое,

Ласточка, милая, хвостик по ветру.

Когда она пела, трепетали ветки и веточки,

Тени ей подпевали и листья,

И шелест их переходил в поцелуи,

И пела в белесых аллеях земля, на которой выросла роза.

Грустя, она опускалась в такие глубокие, чистые

бездны,

Что даже отец ее не нашел бы;

Терлась щекой о сено,

Плескалась в прозрачной речке.

Воробышек мой, тебя уже нет,

Мой папоротничек, ронявший колючую тень.

Влажные камни не могут меня утешить,

Как и мох, пораженный закатным блеском.

О, если б я мог разбудить тебя,

Моя искалеченная радость,

Голубка, плескавшаяся в ручье.

Над свежей могилой я говорю о своей любви,

Не имея на это права,

Ни отец, ни любовник.

Мои болтливы тайны,

И мне не надо слов.

Раскрыто сердце настежь —

Гостеприимный кров.

Как древний эпос глаз,

Любовь моя — без прикрас.

Все правды неприкрыты,

Лишь гнев полуодет.

Мне нагота защита:

Я гол, как гол скелет.

По мне костюм мой сшит —

На волю душа спешит.

И ненависть не внове,

И правды речь жива

В прямых делах, не в слове:

Гнев, исказив слова,

Мой превратит язык

В бессмысленный смертный крик.

В свой сон я пробуждаюсь понемногу.

Мне от природы незнаком испуг,

Я по дороге познаю дорогу.

Зачем живем — чтобы прийти к итогу?

Танцую по кругу — замкнется круг.

В свой сон я пробуждаюсь понемногу.

Кто вы, моя родня? Взываю к богу:

Благослови! Я путь найду не вдруг —

Я по дороге познаю дорогу.

Как по спирали червь ползет к порогу?

Как дерево и свет живут сам-друг?

В свой сон я пробуждаюсь понемногу.

Природа-мать приходит на подмогу

Мне и тебе: живи, гляди вокруг

И по дороге познавай дорогу.

Я все смогу познать! И слава богу,

Что падший — вечен, он мне брат и друг.

В свой сон я пробуждаюсь понемногу

И по дороге познаю дорогу.

Она была чудесного сложенья.

Она вздыхала, слыша птичью трель.

Она в движенье вся была движенье —

Чистейших форм чистейшая скудель!

Богам ли воспевать ее по силам,

Английским ли поэтам-грекофилам?

(Вот это был бы хор — щека к щеке!)

О, нежная! она умела столько!

Она взяла меня в ученики:

Движение, прикосновенье, стойка! —

Я брал подачку лишь с ее руки.

Она с косой, а я с граблями, бедный, —

Я греб во славу красоты победной.

(Но сколь был дивен этот сенокос!)

Гусак в любви мастак, а уж гусыня! —

Я врал мотив, она игру вела

Легко, свободно, резво, как богиня,

И ослепительно была бела;

То неподвижна вся, то вдруг чудесно

Трепещет нос и с ним бедро совместно.

(Она вокруг и все вокруг нее!)

Из семени — трава; трава — на сено:

Я страстотерпец не своих страстей.

Свобода что? Что вечно? Что мгновенно?

Но эта тень белее всех теней.

И кто по дням перечисляет вечность? —

Старея, постигаю быстротечность.

Мерило времени — стареющая плоть.

Умерли три старухи,

Что на лестнице в теплице скрипели,

Бечевки белые крепили

По ветру — да, по ветру

Усики душистого горошка,

Настурции плети,

Розы распрямляли,

Красные гвоздики,

Твердые стебли

Хризантем срезали,

Оставляли черенки, хранили —

Эти бездетные няни.

Птицами поверху порхали,

Землю просевали,

Обрызгивали, отрясали;

И стояли, расставив ноги-трубы,

Их юбки вздымались, как маркизы,

Их руки водой сверкали;

Как ведьмы, летали по грядам,

Храня покой своего творенья;

Усиками, как иголкой,

Вышивали по воздуху стебли,

Выгоняли из спящего семени

Лозы лиственные, петли и кольца,

Ткали солнечными лучами, изображая даже то,

что им неподвластно.

Помню, как меня подобрали голенастым подростком,

Тискали и щекотали под тощие ребра,

Покуда я не пал на колени от смеха,

Обезволенный, как пустышка.

И ныне, когда я, одинокий, мерзну в постели,

Они витают надо мною,

Древние кожистые старухи

В цветных платочках, затвердевших от пота,

С исколотыми руками, с ароматом

нюхательного табака, надо мною парящие, когда

я засыпаю.

Вот лилия — любовь —

Моя среди растений.

Любя, люблю я вновь

Дышать. В самозабвенье

От ветра я таков,

Каков я есть — сплетенье

Всех странностей; и рад

Мне брат мой, виноград.

Цветок дает ли семя?

Что молвит Мать-Земля?

Сладчайшей Гебы имя

По-царски славлю я.

«Моей будь хоть на время,

Цветущая моя!» —

И прилетел на зов

Хор птичьих голосов.

Я выцелован ею,

Как суть на белый свет

Из мысли, как идея.

Она летит. Я — нет,

Я вижу, каменея,

В цветочном зеве свет.

В саду лежит луна

На месте валуна.

Ручей, едва журчащий,

И ветер, что затих,

И птицы в темной чаще

Чуть различимый крик,

И я, в ответ молчащий.

Она в глазах моих —

Из мрамора богиня —

Со мной, когда один я.

Земле — светило: помни!

В потоке скачут камни.

Там, за долиной ровной,

Там, за мечтой, вдали,

Как в море, в поле волны

И белый ветер, вестник,

Меня зовущий к ней.

Страсть — это голубица,

На легком стебле роза,

Протянутая солнцу,

И виноград, и надо

Плясать и веселиться,

Встречая полнолунье.

И я по нраву ей.

Любви моей хватает

Для воплощенья счастья:

Я плачу, значит, знаю,

В чем сердцевина плача;

И лебедь — сердце плавно

Плывет, не зная срока, —

У страсти много дел.

Прекрасное — прекрасней;

От зелени весенней

Зеленый день все ярче

Сияет в полнолунье:

Смеюсь — ведь я не камень —

И счастья это бремя

Несу, но не один.

При южном ветре птицы

И рыбы все на север

Текут в одном потоке,

Кристаллы звезд кружатся,

И я ступаю следом

За ветром — там я странный,

Исполненный любви.

Но где найти нам мудрость,

В любви нашедшим веру?

Найдешь! — твердит мне песня,

Привязанная к древу,

Где папоротник растет.

Я над рекой в тумане

Иду к своей любви.

Каких времен ты, сердце?

Теперь всего дороже

Мне то, что здесь не вечно:

И мне немало лет.

Вода, и ветер вечный,

И все, чего уж нет,

Ведет меня к любви.

Вдыхающая воздух

Неровная окружность

Полураскрытой розы,

И корни, и листва,

И скользкий след улитки,

И звезд рожденье в звездах —

В ней все есть в преизбытке,

И все — она одна!

Я ныне — я! Воспела

Душа мгновенья счастья.

И свет. И я не камень.

И ветер обнял древо.

Ее свершая дело,

Мои душа и тело

Во всем покорны ей.

Всей жизни жизнь — она!

Подвижный рот целую

И шелковую кожу.

Зверек — моим дыханьем

Играет. И, смеясь,

Я по кругу танцую,

Я, любящий и глупый,

Я вновь живу, страдаю,

В другую жизнь вселясь.

Впотьмах, когда привыкнет глаз к потьмам,

Я, тень свою в лесных тенях встречая,

На голос эха в голос отвечая,

Я, царь природы, плачусь деревам,

Бродя меж цапель и пищух проворных,

Зверей лесных и змей в пещерах горных.

Безумие? — о, этот знойный день! —

Оно душе отчаявшейся помочь.

Отчаяния грех — не грех, коль в полночь

Там, на скале, моя распята тень.

Тропа на круче, зев сырой пещеры:

У бездны на краю! — мой символ веры.

Вихрь новостей! Летит за вестью весть:

Ущерб луны средь ночи воробьиной,

То белый день, то полночь в миг единый!

Идем узнать, что мы такое есть?

Что смерть во мгле бесслезной и безвестной?

Что на земле горящий свет небесный?

Мой темен свет, еще темнее страсть.

Как муха, сумасшедшая от зноя,

Дух бьется о стекло: что я такое?

Над падшим страх свою теряет власть:

Коль разум — бог, я возвращаюсь в бога.

Есть он, есть я, есть ветер и дорога.

Мне перышко одно —

Вся птица! Ельник — ель.

Мне, смертному, дано

Бессмертья слышать трель:

Из сердца я украдкой

Подслушал голос кроткий.

Как птица, взмыл он ввысь.

Я исходил весь лес,

Где в воздухе он вис,

Спустившийся с небес:

И жил я этой песней

Земною и небесной.

Во мне самом она,

Лазоревая тень.

Чиста и чуть слышна,

Мне пела целый день:

Ей вторил кто-то свыше,

И только я их слышал.