Поэзия США

Пылинке ль, Боже, мир перетягчить,

И круче туч и горней неба стать?

И ей ли Божий Промысел вместить

И Необъятность Божию объять?

Ей, умакнув перо в златой состав,

Покрыть ли вечной славой Славу Слав?

Хоть будь перо из ангеловых крыл,

Хоть отточись об адаманта грань,

Хоть пусть бы даровитейший покрыл

Золотобуквенно хрустальну ткань —

Скребло б, скрипело б, дрызгало б оно,

Раз не Тобой, Господь, сотворено.

Пылинка есмь, и будь я сотворен

Своим пером прославить Твой чертог,

О драгоценный адамант — Сион,

Ликуя, отточил бы тусклый слог

И златом бы на Имени Похвал,

Твоея славы ради, я писал.

Молю — се на мольбу дерзает персть! —

Помилуй, призри, только не презри.

Своей пылинке дай уста отверзть

И тем ей жизнь для гимнов подари,

И не считай ее огрехов. В них

Она не вся же, в упущеньях сих.

Лиши, Господь, пылинку немоты,

Води ее пером и дай сказать,

Что сущий — Ты, что дивносущий — Ты

И — что́ в Тебе ни есть — всё Благодать.

Дабы вся тварь, ликуя о Творце,

Сияла, точно яхонт на ларце.

Что за Любовь к Тебе, какой не стать

Твою же Бесконечность счесть своей,

Пусть даже зрит — себе самой под стать —

Конечность в Бесконечности Твоей?

Как? Божеству ли пребывать в плену,

Взяв человечество Себе в жену?

Любовь безмерна! Небеса залив,

Их преполняя, через край течет;

Спасаемым явив надежд прилив,

Ад затопляющу волну влечет,

Где чрез Тебя ж кровоточеньем вен

Мы гасим огнь, что нам уготовлен.

О! Я в Любви бы сердце потопил!

Зажег Любовью б — да в Любви живет!

Но нет! Устал я, и угас мой пыл,

Мой огнь не огнен, а Любовь — что лед!

Ничтожна мерой, сутью холодна.

Господь, раздуй ее! В Тебе она.

Твое ль я злато? Твой ли кошелек?

Монетный ль двор мне жизнь судил иметь?

Старателем отыскан ли в свой срок?

А вдруг под позолотой — просто медь?

А ну как мягок пробный камень Твой,

Не распознавший ложный золотой?

Ужель на мне божественный чекан —

«Аз есмь!» оттиснул Ты и облик Свой?

Не разгляжу; глаза замглил туман —

Будь мне стекло и зрение утрой!

Коль отлит образ Твой в моих чертах,

Я — ангел золотой[4] в Твоих перстах.

Господь, соделай душу мне доской —

Да просверкнет подобие Твоё

И Слово на поверхности мирской,

На ждущей Бога плоскости ее.

Ты — клад мой, я — Твой вклад. Сему итог:

Тебе я ангел стану. Ты мне — Бог!

Я зрел, благодаря зодейству сфер,

Как вне земли злаченый путь пролег,

Соединив, прямой черте в пример,

Златой Чертог и низкий мой порог.

Светла стезя златая, и на ней

Хлеб жизни зрел я у своих дверей.

Певала птица райская в раю,

Посаженная в клетку (мню свой труп!),

И пищу вдруг отринула свою,

Поскольку плод запретный стал ей люб,

И в небесах она узнала глад,

Сбирая жалки крохи невпопад.

Увы, о птица бедная! Беда!

В твоих полях душе ли пища есть?

Стучись хоть в двери ангелов — всегда

Пуста посуда, хлеба душам несть.

Увы! Прельстительного мира корм

Не даст тебе ни крошки на прокорм.

Уныла участь! Но пресек Господь

Клубленье алчных и мирских потреб.

Решил пшеницу чистую смолоть,

И Божий Сын дарован нам, как хлеб!

Се жизни хлеб из ангеловых рук

На твой голодный стол был явлен вдруг.

Замес ли Божий и Его ль припёк

На стол тебе с благих небес пришел?

«Прииди и яди! — не он ли рек? —

Се хлеб твоей душе я произвел.

Сей нежен даже ангелам десерт,

Но вниждь, бери и ешь. Бог милосерд!»

О! Божья каравая Благодать!

Но душ греховных мал к ней интерес.

На помощь, ангелы, — переполнять

Она способна чашу и небес.

Се жизни хлеб воззвал в моих устах:

«Ешь, ешь, душа, и не умрешь в веках!»

Воззритесь, взор подъяв в небесну марь,

На Вознесенье — диво в небесах;

Скудельный прах и он же Славы Царь

Вознесся в славу и отринул прах!

Персть обрела бессмертье — всякий зрит —

И ангелов стремительней летит.

Был небосвод лазурен и высок,

Когда на крыльях ветра Он вспарил

И унести в блистающий чертог

Себя лазурну облаку рядил.

Князь Тьмы пустить поостерегся стрел,

Когда Он пролетал его предел.

Не в колеснице по-над суетой,

Не во громах, как Илия-пророк,

Но лестница в зенит была златой,

И каждый яшмою блистал виток;

Под каждый шаг ложился камень-злат

И вел в пречуднейшую из палат.

Мне чудится, я зрю, как райский сонм

Во славе сил стремится встречь Ему

Под ликованье труб, музыки стон,

Сопутствуя Взнесению сему,

Мешая пенье с музыкою сфер —

И в каждом гласе сладость выше мер.

Хвалимо вознеслося Божество

Во славе труб к златому алтарю.

Так славьте, славьте, славьте же Его,

Осанну пойте нашему Царю,

Вздымайте притолоку, шире дверь —

Се Славы Царь восшествовал теперь.

Высоко ль Ты, Господь, реки мне сам,

И быть ли тут внизу мне без Тебя,

И правда ли, Ты — сладость небесам.

О! Быть бы мне с Тобой! Тебя любя,

На перьях даже ангеловых крыл

К Тебе я, Боже, разве б не вспарил?

Дай мне Твои крыла, и полечу,

Пером Твоим и верой упасен.

Я перья оперить свои хочу,

Господня Слова ветром вознесен.

К Тебе в чертоги вознесусь сии

На мощных крыльях, перья их — Твои.

О, что есть человек? И что есть я,

Кому Ты дал закон — златую нить

Для мыслей, слов и дел? О Судия!

И по нему ж Тебе меня судить.

На небеси Твой суд честной идет,

Взыскуя с тех, кто на земле живет.

Как день мой каждый ангелы, Господь,

Тебе представят — скверным ли, благим?

В присяжных кто? И правомочна ль плоть

Как жалобщик? Давай определим.

Виновен я иль прав? Как скор разбор?

И разве существует приговор?

Тут снисхожденьем места не сквернят,

Мздоимства же и крючкотворства несть,

Лжецы, сутяжцы дела не темнят —

Суд правый судоговорится здесь!

Закон безгрешный грешные дела

Рядит без предпочтения и зла.

Судья тут — Бог. В защитниках — Христос.

Дух Святый же — в секретарях суда.

Во стряпчих — ангелы. И всяк принес

На Библии присягу. Тут всегда

Дела вершит божественный закон.

Строг приговор тут и не предрешен.

Смутись, душа! Гляди — приговорят!

Взяла ли ты в ходатаи Христа?

Не ошибается сей адвокат,

Чиста его защита и проста.

Он вступится, печальник всех людей,

Хоть в подзащитных гнусный греходей.

В том не бесчестье — честь! Он благ и прав!

И не в ходу Habeas Corpus[5] тут.

Он сам, коль надо, должный вносит штраф.

А бес — в истцах — проигрывает суд.

Тут платы не берут, а возлюбя,

Sub forma pauperis [6] за тебя.

Грозит мне кара! Господи, воззри!

Будь мне защитник! Умоли Судью —

Ты мастер умолять! — и отвори

Темницу арестантскую мою!

Когда б Ты Славодержца упросил,

Тебе б всю жизнь хвалы я возносил.

Опять ропщу я! Я ропщу опять!

О, горе мне! Есть сердце ли грязней?

Се смрадный хлев, помоечная кадь,

Навозна куча, выплодок слепней,

Грязь подноготная, гнездо гадюк,

Сосуд с отравой и грехов сундук.

Есть ли чернее? злей? подлей? скверней?

Мерзей ли Сатана? И в силе ль ад

Создать такую почву для корней

Диаволовых, что соблазн творят?

Оно — содельник Сатанинских дел;

Железка, зернь, картеж — его удел.

Оно — потешный сад его дворца,

Ларец, куда любой его клеврет,

Уверенный в надежности ларца,

Как драгоценность, прячет свой секрет.

Здесь — бойня, здесь убойщиком он сам.

Здесь школа, где обучат всем грехам.

Ну есть ли сердце гаже, чем мое?

Афейство, блуд, гордыня, хульный слог

Вершат в нем неподобие свое,

Тут — пляс, чревоугодие, порок,

Азарт, чет-нечет, банк, тарок, кит-кэт,

Чижи, пари — чего здесь только нет!

Терпенье — прочь! Благоугодье — вон!

Чтоб не совались больше до поры.

Тут веру затоптали — портит кон!

Тут совесть вышвырнули из игры.

И добродетель травят. Прочь ее!

Ну есть ли сердце гаже, чем мое?

Но вдруг примнится головой змеи

Шар на кону, — и в миг за ум возьмусь

И Славу мира славлю. Но сии

Опять набросятся, и я согнусь.

Кусают злее хищных барсучат;

А я считал — беззубым был распад.

Мой ум сильней, чем слабый разум мой.

Я вижу более, чем мыслю, мню.

И хлещет луч меня, не прут стальной,

И дух мой мертвен, тускл семь раз на дню.

Молюсь, но не молю. Мольба мертва.

Мелю же скудно, скверны жернова.

Ну есть ли сердце гаже, чем мое?

Что делать мне, Создатель Бытия?

Как вынесу отчаянье свое?

Не милосердья ль чудо жизнь моя?

Пускай Ты всеобширно милосерд,

В грехах обширней Твой негодный смерд.

Свет мне, клопу, — Твой Сын Христос, ведь Он —

Расплата за грехи. Пускай же, Бог,

И за мои. Так погаси свой огнь

В потоке сем, Его пробившем бок!

Покой ли обрету, пока, кляня,

Лиют гордыню бесы на меня?

Меч, Господи, возьми — их порази,

А душу брось мою в Сиона кадь;

В свячено мыло, в щелок погрузи,

Чтоб скверну оттереть и отстирать,

И отожми, пока с меня вода

Не потечет, прозрачней, чем слюда.

Да освятит главу мою Твой свет;

Омой в лучах мне сердце, Благий Бог!

Твой пусть Христос даст за меня ответ,

И грудь моя взнесет хвалы поток.

И сей поток, как Иисуса кровь,

Твой гнев пресуществит в Твою любовь.

Киркой ли мне серебряной копать,

Мысль ищучи, Андийских глубь верхов,

Чтоб я, Господь, искусно мог соткать

Сеть аксамитну пурпурных стихов,

Дабы украсить творчество Твое?

Увы! Ветшает вмиг мое тканье.

Твои творенья хороши стократ,

Что украшать их? Лучших нет плодов,

Чем те, что искупительно тягчат

Ветвь праведности ангельских садов.

Земная роща спеющих олив

С Твоей в сравненье — заросль диких слив.

Гвоздично дерево когда в цвету,

Иной сочтет — благоуханней нет.

Но обонял кто ароматность ту,

Что с древа жизни истекает в свет?

Саронска роза, лилия долин —

Ты, Господи, садовник наш един!

Ты — древо, совершенней всех иных

Под кроною златой Своих щедрот;

И Божества благоуханье — в них

Из милосердья порождает плод.

Бутон Твой, цвет Твой, плод Твой — гимн тройной

Тебе и сотворенному Тобой.

Искусство создало природе вслед

Чудес немало: Архимеда винт,

Висячие сады, Фаросский свет,

Премудрый Псамметиха лабиринт,

Цирк Флавиев, златой Нерона дом

И плещущий Меридов водоем.

Вид Дрездена и Страсбургский курант,

Болван, поверженный святым Фомой,

И муха, кою сделал Реджимант[7],

И Туррианов воробей живой[8],

И Скалиоты с ключиком замок[9],

Влекомый мухой, изощрен быть мог.

Но опиши Господни чудеса —

И все творенья смертного ума

Посрамлены; их бренная краса,

Их суемудрость немощны весьма.

Они — греховных радостей итог,

Потеря сил они. И мал их срок.

Искусство пред природой — нуль. Но Ты —

Творец, куда превосходящий их;

Никем не превзойденные черты

Съединены в созданиях Твоих.

Твое Творенье, Слово, Промысл Твой —

Греху попрание и с Сатаной.

Ты — древо жизни, коему процвесть,

Чьи ветви гроздами отягчены;

Твоих плодов желанней в мире несть —

Сияй же ярче солнца с вышины!

Восторжен Богом человек и рад;

В Твоем саду он — лучший виноград.

Творениями зренье мне насыть,

Плодами сими сердце накорми,

Укрась мне жизнь, не преставай творить,

И стать мою и душу распрями;

Плодоносящ да буду от Творца,

Хвалы Тебе слагая без конца!

Коль бесконечность — первомысль всего,

Построившая все из ничего,

На чем токарни зиждился станок,

Когда Он шар земной точил в свой срок?

Кто лепщик формы, в коей отлит мир?

Мехи качал кто и вдувал эфир?

Кем был краеугольный камень врыт?

И где столпы, на коих мир стоит?

Кто землю тщательно оплел навек

Лазурными бечевочками рек?

Кто замкнутых в брега морей творец?

Кто шар сокрыл в серебряный ларец?

Кто сень раскинул? Занавеси сшил?

Кто по лотку светило покатил?

Закат ему кто создал и восход —

И вот оно садится и встает?

Кто выгнул чаши голубым морям?

Вменил мерцать на небе фонарям?

Кто этому причиной? Кто виной?

Се — Вседержитель, и никто иной.

Его руки ты созерцаешь тут

Нерукотворный вдохновенный труд.

Все вызвал Он из ничего, и Он

Обратно все вернуть в ничто волён.

Пошевелит мизинцем, и миры

Возникнут или сгинут до поры.

Его могущественный полувзгляд

Качает горы, и они дрожат.

Он мир сей гордый может днесь и впредь

Встряхнуть, что прутик тонкий или плеть.

Нахмурит лоб — и вздрогнет свод небес,

Как от порыва бури кроткий лес.

О, что за мощь! Вид недовольный чей

Столь грозно потрясает мир, как сей, —

Того, кто создал все через ничто,

И на ничто опер, и твердо то?

Но смертный все в ничто поверг, меж тем

Мог чрез ничто Того прославить, кем

В ничто светлейший вправлен из камней,

Всех драгоценных ярче и ценней.

Но смертный во ничтожестве посмел

Отринуть дар, и камень потускнел.

И стал ярчайший бриллиант Того

Чернее даже угля самого.

Взирайте все,

Какой цветник вокруг цветет!

В златой росе

Он ароматы всяки льет!

Оттенков столь, что их не перечесть,

Благоухающих. Но все ль в том есть?

Вперяйте взор —

И впрямь ковер со всех сторон!

Его узор

От херувимов изощрен!

Хоть в грудах жемчугу цены и несть,

Нанизанный — милей. Но все ль в том есть?

А дух Христов

В святых дарах — словах Его

На сонм цветов

Лиется вниз, как смысл всего.

И жизнедательна небесна весть,

И расцветает все. Но все ль в том есть?

Еще вглядись —

В черед цветы цветут. И вон —

Смотри, дивись —

Там рдяный лист, а тут бутон.

И во цветке взыскует он процвесть

Надеждой доброю. Но все ль в том есть?

К цветку цветок

Благоухают и цветут.

К себе в чертог

Господни силы их взнесут,

Дабы смогли сладчайшую вознесть

Осанну Господу. Тут все и есть!

О гнусный черный дух!

Кто дал ти сметь

Плести для обреченных мух

Густую сеть,

Ответь?

Оса, себя губя,

В тот вверглась ад.

Но медлил ты — сильней тебя

Осиный яд

Стократ.

С нее ты в стороне

Глаз не сводил

И нежно лапкой по спине

Промеж ей крыл

Водил.

А нежен был ты с ней,

Чтобы рывок

Осиной пляски в сети сей

Раздрать не мог

Силок.

Но с мухою простой

Тут ты не трус;

Схватил, и смертоносен твой,

Коварный гнус,

Укус.

Желаешь — разберешь

Мораль сию:

Не тщись превыше сил — найдешь

Ты смерть свою

В бою.

Нам схватки смысл не скрыт:

Соткатель Тьмы

Канаты натянуть спешит

Своей тюрьмы.

В ней — мы.

Чтоб гнесть Адамов род

В своих силках,

Поскольку удержу неймет

Скудельный прах

В грехах.

Но Ты, что Благодать

Несешь в Себе,

Дай вервие сие порвать,

Припасть в мольбе

К Тебе.

Подобно соловьям,

Чтоб восхвалять

Тебя — ведь не скупишься нам

Ты Благодать

Подать.

Господь, меня Ты в прялку обрати,

А в донце — Слово, вещее досель.

Мои пристрастия — колесом вскрути,

Катушкой — душу. И скорей кудель,

Мою веретеном соделав речь,

В пить спрядывай, Создатель, бесперечь.

Меня же сделай кроснамп потом.

Основа — Ты, а Дух Святой — уток.

Тки, Господи, склонися над холстом,

Одежу мне сотки в защиту, Бог!

В цвета небес потом возьми окрась

И цветиками райскими укрась.

В нее мой разум, волю, честь одень,

Привязанности, мненья, совесть, пыл,

Слова мои, дела — чтоб всякий день

И Твой Престол прославлен мною был.

Хвале и Славе Божией стократ

Свидетельством да служит сей наряд.