Поэзия США

Гордым и твердым шагом, исполненный прямоты,

Ушел и проглочен мраком; зачем это был — ты?

Сердце, готовое к песне, остановил свинец.

Песня… Ты шел везде с ней. Кончено. Смерть. Конец.

Все в твоих песнях было, что было в жизни у нас.

Огонь, набиравший силу, затоптан, убит, угас.

Ты был лучшим из наших и все-таки — не спасен.

Боже, когда создашь их, создашь ли таких, как он?

Пой, Джо Хилл! Не затем ли мы отдали, что могли?

Хотели отдать всю землю, чтоб ты не ушел с земли.

Ты принял как должное злобу, позор, клевету суда —

И предан. Теперь до гроба нам корчиться от стыда.

Никто был помочь невластен. Бессилье, как крест, несем.

А ты остался бесстрастен — один — со смертью вдвоем.

Будь проклята, власть имущих, идущая по костям,

Сталью лап загребущих когтящая души нам.

В хвастливых ее призывах — кровавых кинжалов звон.

Будь проклята, ложь трусливых, зовущаяся Закон!

Джо! Юта тебя распяла, чтоб крови твоей испить.

Мы помним все от начала и не хотим забыть.

Они довольны поживой, но живы твои друзья,

И прежние песни живы, и дело убить нельзя.

Гордым и твердым шагом, исполненный правоты,

Ушел и проглочен мраком. Зачем это был — ты?

Ты, словно песенка, со мной.

Разлуки между нами нет.

Мой каждый шаг, мой жест любой,

мой всякий час тобой согрет.

Перрон, гудки, ночная даль…

Я вспоминаю вдалеке

улыбки сломанной печаль

и слезы на твоей щеке,

немой вопрос дрожащих губ,

лицо, прижатое ко мне,

и — дым из паровозных труб,

и — после — бег огней в окне.

Меж нами связь не порвалась,

но и представить я не мог,

как тяжек будет каждый час

вдали от глаз твоих, сынок.

Не плачьте о мертвых, да будет им пухом земля —

пухом для праха.

Час свой последний, который отсрочить нельзя,

встретьте без страха.

Не плачьте о братьях, захваченных в плен.

Мы не забыли

их, погребенных меж каменных стен,

словно в могиле.

Плачьте о жалкой толпе, что бредет по земле,

как на закланье,

смирно влачащейся в прахе, страданье и зле —

в вечном молчанье.

Снаружи буря свой напев ведет,

и вторит ветер горькому мотиву,

дождь по решеткам бьет без перерыва,

роняя капли безнадежных нот.

Свет ламп, горящих ночи напролет,

слился со светом молний в переливы

огней на мокрых стеклах. Гром ревет,

а камеры мрачны и молчаливы,

Так лейся, дождь, над высохшей землей!

Так влейся в землю, дождь плодотворящий!

Пора расцвесть цветущему всему.

Есть для сердец, разбуженных тобой,

один лишь свет в ночи непреходящей:

свет утра, изгоняющего тьму!

Мука и вызов. Изломанный бурей тростник.

В угол загнали его, обступили кругом,

но побоялись прикончить при свете дневном

жертву свою, устрашились идти напрямик:

в черном узилище, чтобы ни луч не проник,

тайно замучили и удалились потом,

алчные стражники, не размышляя о том,

что вы содеяли, кто перед вами поник.

Помните… раньше… немало воды утекло, —

вы его новым царем на потеху солдат

провозгласили, и терном язвили чело,

и поносили, и, словно столетья назад,

вечный мятежник, бичующий вечное зло, —

снова он предан, и предан бичу, и распят.