По Амазонке, Гангу — всюду вести
Плывут под всеми флагами судов.
И грузчики, в порту собравшись вместе,
Тайком расспрашивают моряков.
От очевидцев в гавань, в города
Идет молва о том, что есть на свете
Страна, покинувшая навсегда
Тень смерти на страдающей планете.
Об этом говорят ее герои
И сообщения все, и правду ту
Не заглушить, не замолчать, настроя
Приемник на другую частоту.
Просачиваясь в глубь пластов народных,
Она растет. И ложью самой злой
Ни от рабочих, ни от безработных
Не скроют смысла истины простой.
Взгляни — на глобусе одна шестая,
И цвета красного цветам всех стран
Не вытравить… хотя, вооружая,
В союзы сплачивает их обман.
Сейчас, когда средь грохота и гула
Снаряды рвутся в городах, сейчас
Весть эта светлым серебром сверкнула,
Как сети рек, объединяя нас.
Теперь я стала тихой и спокойной,
Ищу, как зверь, у солнца ласки знойной,
Во мне томленья девичьего нет,
Я ветру песни не пою в ответ,
Ступаю, как по бархату, ногами,
В себя замкнулась глухо, словно камень.
Твой пульс, как молния, в меня проник
И воплотился. И я в этот миг
От одиночества отяжелела,
И бродишь ты один, осиротелый,
С любовью нашей. Ног моих коснись!
Почувствуй, как в земле томится жизнь!
Ее бессмертье — в этом плодородье,
А красота теперь от нас уходит,
Восторги наши тайные открыв.
У ней свои есть тайны, свой порыв.
Она уходит в сумрак одиночеств,
В свой мир особый, в неподвижность ночи
И дерзостно стремится в темноте
Из тела материнского взлететь.
Я никогда не слышала такого счастливого смеха. Где вы
его слышали?
Где-то в будущем.
В очень далеком будущем?
О нет. Он звучал непринужденно, весело,
Совсем как наш, американский.
Шел общий разговор. Все сидели на земле. Было лето.
Пожилые говорили о прошлой борьбе.
Молодежь слушала. Я уловила в их разговоре
Отзвуки нашего времени. Они смотрели на звезды.
Они вспоминали с любовью о нас, ушедших.
Они забыли все наши ошибки. Наши имена звучали в их
разговоре.
Молодежь танцевала. Они бросали
Ветви в костер, говоря: «Рассказывайте дальше».
Что же было потом?
Они нас почтили
Недолгим молчанием грусти и взяли с собой.
Счастье звучало в их мирном смехе.
Их красивые, рослые дети походили на нас,
преображенных.
Это было где-то в горах на западе.
Они отдыхали в дружеском тесном кругу.
Леса и озера занесены на карту, но время
Еще не занесено. Я услышала в их разговоре
Знакомые наши слова, как будто мы говорили,
Но они говорили разумней о лучшем. Они были мудры
И учены. Они пели не только о нас,
Они вспоминали тысячи других в дальних странах.
Один поэт заговорил о грядущем.
Все замолчали опять, и смотрели на звезды,
И при свете звезд потушили костер, как делали мы,
И потом разошлись с пожеланьями доброй ночи.
Эти стихи я принесла вам назад,
Зная, что вы все хотите услышать
Вести от этих людей.
Больному поколению
Нет, не излечит твой недуг
Ни зной, ни шквал,
Ни штиль, его сменивший вдруг,
Ни мягкий, тихий снег с небес,
Ни лед, что пруд сковал,
Ни благовонный лес,
Ни гор синеющих гряда —
И облегчения не жди, не жди себе вреда.
Озноб и жар,
В крови пожар
Не исцелят тебя, когда душой ты стар.
Не надо вовсе быть седым,
Но если гаснет твой костер,
И мрак над ним простерт,
И горький, едкий вьется дым —
Тогда недуг непобедим.
Надломленного не срастить стебля.
Коль ты и до обеда сыт,
Коль труд тебе претит —
Ничто тебя не исцелит
И не убьет тебя.
Любезный и ничтожный человек — мой враг,
Он не подвластен нравственным законам,
Лоснится и процветает, пока я чахну,
Фальшив и тривиален, как шарада.
Он обкрадывает меня и запугивает, превращая
в ничтожество,
И у меня даже нет оснований, чтобы взбеситься.
«Кто хоть наполовину столь ничтожен? Копайте глубже!»
О ноль — герой моей ненависти и любви!
Да и кто в этом роскошном мире летнего комфорта
Может сохранить хоть крупицу души,
Если тени мужчин плоски, как садовые стулья,
И сыплет осень канареечные веснушки?
Тишина словно яркий свет;
Гаснет звук, упав в тишину;
Партизаны в надежном укрытье, их будто и нет,
Но готовы подняться они на большую войну.
Там, в горах, есть ножи, и оружие, и динамит,
Но скрип скорпионов в ночи раздается не зря…
И в церкви — два мальчика: один из них, в черном,
хмуро глядит
На мальчика в белом, стоящего у алтаря,
Андалусия, небу зеленому открыты твои взоры;
Безлюдны твои пустыни, а города — тесны;
Ты — Африка и Аравия, сады — и пустынные горы;
Ты — огневая пляска, ты — королева песни.
Андалусия, ты рождаешь золотые легкие вина;
Ветер твой слишком прозрачен, чтоб выть над скалами
голыми.
Из белых костей сложены горные эти вершины,
Здесь и наши товарищи сложили свои головы.
Это все Андалусия, страна тишины,
Покрывшей всю землю после войны,
Здесь ветры безмолвны — едва шелестят,
Ни звуки, ни речи здесь не слышны —
Все падает в недра пустой тишины.
Но как молчаливые взгляды разят
Здесь, на дорогах этой страны,
Одетой плащом глухой тишины!..
Андалусия, близится время — рванет неистовый ветер,
Покачнется Франко, когда земля поплывет из-под ног;
И на Темзе, далекой и шумной, и всюду на белом свете
Вздрогнут тираны, почуя, что их кончается срок.
Великий стремительный ветер над планетой промчится,
Взорвет тишину, и сквозь грохот послышится речь.
Вставай, моя Андалусия, загуди, как огромный улей,
Край серебра и зелени, стряхни тишину с своих плеч.
Это все Андалусия, страна тишины,
Покрывшей всю землю после войны,
Здесь ветры безмолвны — едва шелестят,
Ни звуки, ни речи здесь не слышны —
Все падает в недра пустой тишины.
Но как молчаливые взгляды разят
Здесь, на дорогах этой страны,
Одетой плащом глухой тишины!..
Расскажите о них,
По-испански не знавших ни слова
Сначала; неумелых, с трудом постигавших искусство
войны —
Сначала:
как стрелять, как в атаку ходить, как отступать,
Как убивать, как смотреть на убийство. —
Сначала.
Расскажите, что были наивны,
Что не сразу привыкли к грубым лицам и резкому тону
команд.
Расскажите, как они молоды были;
Изможденные — в окопах,
Убитые — под оливой на склоне холма.
Все молодые: в бреду, в лихорадке,
Ослепшие — в госпиталях. Все молодые.
Расскажите о них, они были так молоды,
И слишком многого они не знали еще.
Всё скажите о них: были добры, человечны;
Это — чистая правда.
Ну а теперь
Расскажите о тех — знаменитых, великих,
О вершителях судеб;
Они были заняты делом: они продавали, они предавали,
Заключали фальшивые сделки, хитрили,
не брезгуя шантажом;
Брали взятки, свои проводили законы,
Лгали в статьях, в документах, в газетах;
Проливали притворные слезы,
за горло хватая людей. А они,
Молодые,
Все узнали, сражаясь; все поняли, умирая.
Те же, кому повезло, кто остался в живых,
Те вернулись домой, они возвращались к миру.
Но не было мира.
Теперь и о них расскажите:
Они далеко не молоды, но истинной благости мира
им никогда не узнать
в этом мире обмана, рожденного страхом.
Но что они знали — то знают,
И что они смели — то смеют.