Рожденный в Сейретей (1-92 главы)

Глава пятнадцатая. Как я не встретил Шибу Каена.

- … скоро состоятся похороны шинигами по имени Имао Содзе, - вкрадчиво поведал слуга. – Он очень давно не был в поместье, но его еще помнят здесь. В последний раз он был тут лет за пять до вашего рождения.

Для шинигами не срок, прикинул я про себя. Вполне возможно, что он был кем-то важным для деда, хоть и не заходил сюда. Что тут делать друзьям дедушки, если сам он живет практически в Первом Отряде. Но чтобы дед запил до беспамятства из-за смерти такого же шинигами? Разве он не привык к такому?

Я непроизвольно глянул в сторону дома, откуда даже сейчас мог бы ощутить подавляющую реацу более сильной души, если бы сосредоточился. Чтобы напиться, ему и бочки саке мало будет…

Да и сам по себе он больше уважает чай, чем алкоголь. Назрел закономерный вопрос. Имао Созде.

- И кто же это такой?

Я не ожидал развернутого ответа, но зря, кое-что слуга о нем знал.

- Старый друг и соратник вашего уважаемого дедушки, он тоже служил в Первом Отряде, - слуга тихо кашлянул в кулак, поправил рукав серого кимоно. – Если я правильно понял и предположил, то он был последним его другом того же поколения. Возможно, они даже вместе стали шинигами. Наряду со многими другими, кто раньше появлялся здесь…

Намек на то, где все эти старые друзья сейчас, не нуждался в объяснении.

- Мой дед стар и много кого терял, - недоверчиво протянул я. – Стал бы он так убиваться из-за последнего приятеля того же возраста? Если он и правда последний.

Что ни говори, а сердце способно ожесточаться, а шинигами очень особенно относятся к смерти. А я впервые увидел деда в таком ужасном состоянии. Его друг умер из-за Пустого? А может, просто действительно неудачное время и одно на другое наложилось. И такое с людьми бывает.

- К сожалению, больше я ничего не знаю, - повинился слуга с легким поклоном. – Если не будет приказов, я вернусь к своим обязанностям…

- Да, конечно, - кивнул я на вопросительный тон.

Оставшись один, я поморщился и потер пальцами переносицу. Ну не верю, что дед будет пить до упаду из-за потери друга. Не такой он человек. Просто почтить тишиной, воспоминаниями и чашей саке, конечно, почему нет. Но доводить себя до такого? Что-то есть еще, просто чувствую это.

Я еще немного походил туда-сюда, легко пиная песок. Он просто немного перебрал, чего я так волнуюсь?! Не при смерти же дед лежит, право слово, надо угомониться и возвращаться к привычным делам. Он не маленький, сам решит свои проблемы.

Через пару часов, когда я проводил время в библиотеке поместья за легким чтением пары попавшихся на глаза свитков, обычный день снова прервало появление слуги в сером. Мне уже становится стыдно, что я теряю в памяти его имя.

Слуга принес письмо, плотная белая бумага, красная восковая печать, угол конверта украшен черной лентой. Приглашение на церемонию прощания. Грубо говоря, на похороны в стиле Общества Душ.

- И почему мне принес? – вздернул я бровь, распечатывая неплотную восковую печать.

- Старый господин приказал не беспокоить. Может… - замялся слуга. – Вы ему сами передадите?

- Не убьет же он тебя? – фыркнул я, вчитываясь в насквозь формальные строки.

Приветствия в стиле аристократии, приглашение на последнюю церемонию прощания Имао Созде. Покорно просим присутствия уважаемой Семьи и так далее… И все это каллиграфическим почерком приглашенного каллиграфа.

Слишком шаблонный стиль с тонкими штрихами и минимумом отклонений кончиков иероглифов. Без «личности» за этим. Трудно описать такие вещи, это надо ощущать, как манеру мазков кисти или любимых цветов у художников.

С моим опытом я это на раз уже просекаю. Не у каждого найдется человек с хобби каллиграфии, а официальные письма иногда требуют… Стиля, скажем так. А до цифрового века с вычурными шрифтами одним кликом еще жить и жить. Писарь, каллиграф – все еще живая профессия в Сейретей.

Краем зрения замечаю, как слуга вздрогнул. А ведь он не пробужденный, не так ли? Если злой и пьяный шинигами на пару секунд придавит духовной силой простую душу, может и травмировать.

Раз боится, значит, бывало такое? Не удивлюсь, слишком легко представляется нечто подобное. Не в исполнении деда, конечно, железный самоконтроль это про него. Просто ситуация с подвыпившим шинигами где-нибудь в баре Сейретея. Не завидую я тут людям без реацу.

- Ладно, сам скажу.

- Благодарю, - выдохнул мужчина и склонился на пару секунд параллельно полу.

Такой славный парень… Мне действительно стыдно, что я не помню его имени.

Путь до покоев деда вышел недолгим и безлюдным. У раздвижных дверей я учуял стойкий запах алкоголя, такой терпкий и свежий, что зачесалось в носу. Чудом не чихнув, я раздвинул двери и вошел в темную, никак не освещенную комнату.

Тихое сопение спящего деда встречает меня вместо ожидаемого сурового взгляда. Старый шинигами спит прямо на полу у столика, заставленного пустыми бутылями и кувшинами.

Я тихо подошел, вытащил из рук спящего крепко зажатую бутылку с саке, едва оставшимся на дне.

- Дедушка? – тихо позвал я, аккуратно тормоша за плечо.

Ритм дыхания не поменялся. Стойкий перегар, красное лицо от выпитого и полное ощущение человека в таком глубоком отрубе, что пушкой не разбудишь. Старик выглядит старым сумасшедшим с такой всклокоченной прической, словно не раз вцеплялся в собственные волосы.

Седые пряди торчат во все стороны, отличаясь только фамильной чертой – одной черной прядью, не желающей седеть в таком почтенном возрасте. Шикарные усы, за которыми он следил с маниакальной строгостью, и специальной маленькой расческой о которой конечно никто не знает, топорщатся как щетка под носом.

В целом, дед выглядит полной развалиной горюющего человека. Больно даже видеть его таким.

Минутку поразмышляв и глядя на распечатанное письмо в руке, я тяжко вздохнул, понимая, что должен делать.

Генширо Окикиба точно не сможет появиться на похоронах сегодня. А они сегодня. Поздним вечером. Даже если проснется, в таком состоянии это будет позор.

Представитель семьи Окикиба там должен появиться, иначе дедушка точно будет чувствовать себя еще хуже, я просто знаю это. Мой отец? Не смешно. Остаюсь только я.

- Деда? – громче позвал я в последний безнадежный раз.

Разумеется, не проснулся. Я пошел в спальню, взял первую попавшуюся подушку и вернулся. Поменял позу деда на нормальную, от которой по утру не сведет старые кости, сунул ему под голову подушку. В доме тепло, так что одеяло не нужно.

Уходя, тихо затворил двери вплотную. Письмо с приглашением в руке словно стало весить в десять раз больше и оттягивало руку. Задумавшись о том, куда мне, черт возьми, приходить, ибо адреса не указали, я напоролся в коридоре на знакомую фигуру с белыми волосами и драчливым характером.

- Эй, Кенсей?

От моей улыбки парня почему-то передернуло.

- Да? Я ничего не сделал!

- Я знаю, - успокаивающе махнул рукой. - Ты когда-нибудь был на официальных похоронах шинигами?

Разумеется, нет, вопрос риторический. Такие проводят только в Сейретей. Хотя я сам не был, только слышал. Кенсей даже продумать вопрос не успел, не то что ответить, как я припечатал:

- В общем, ты пойдешь со мной. Есть черные траурные вещи?

От таких поворотов судьбы парень только и мог, что беспомощно смотреть, как застывшая лань в свете фар.

- Не волнуйся так. Я дам тебе свои, - успокаивающе улыбнулся и пошел дальше, оставив парня стоять со странным выражением лица. – Слуги принесут. Увидимся вечером.

Клянусь, парню надо научиться держать лицо. Жизнь с Маширо научила его удивительной мимике лица. Если бы у человека могло быть нечто вроде поноса и инсульта одновременно, это была бы рожа Кенсея, когда его чем-нибудь ошарашить.

Очень невежливо смеяться, держа в руках приглашение на похороны. Это то, что я повторял про себя, дрожа от беззвучного смеха на ходу.

***

Мугурума Кенсей был человеком твердого характера и потрясающего хладнокровия… Так он сам о себе отзывался, когда рядом не было раздражающих до нервного тика людей.

Поэтому сейчас он стоял с ровной спиной, прямыми плечами, осанкой, словно в заднице палка и делал вид, что на самом деле все вокруг происходящее – неинтересное дерьмо и он сто раз такое видел.

Но внутри себя он матерился на чем свет стоит и пытался сдержать начинающийся нервный тик левого глаза. В этом он винил Судзина Окикибу, чтоб ему там, в первых рядах всей этой собравшей толпы, икалось.

Кенсей впервые оказался на церемонии похорон шинигами. Не смотря на траурное событие и то, что умершего он совершенно не знал, было интересно. Но только потому, что он знал – так похоронили его собственных родителей в отряде, где они служили и на чьей службе погибли.

Девятый Отряд, вот где они служили, где они встретились, влюбились, женились, работали и умерли. Когда-нибудь Кенсей хотел набраться смелости и зайти в огромные ворота со знаком Девятого Отряда и расспросить сослуживцев и былых друзей родителей о них. Когда-нибудь.

А пока, приходится уделять внимание происходящему впереди. Роста Кенсею пока не хватало, чтобы видеть все четко из задних рядов, но примерно что там, он улавливал.

Небольшая толпа, около сотни человек в черных одеждах траура, собрались на заднем дворе небольшого особняка. Места всем впритык хватило.

Впереди сложен высокий помост из промасленных бревен, а на нем белый гроб, открытый для ночного неба. Время подходит к полуночи, с почти полной Луной повезло, света хватает. Внутри гроба нет человека, и это, признаться, было облегчением узнать и увидеть. Вместо умершего там лежит сломанный Зампакто.

Судзин сказал ему, что в большинстве случаев товарищи погибшего забирают с поля боя его Зампакто. Считается правильным поступком принести обратно хотя бы клинок, потому что Зампакто – часть души шинигами. Хоронить меч, все равно что хоронить самого шинигами.

Ну и потому что тела часто просто нет или в таком состоянии, что лучше забрать только клинок, а остатки сжечь на месте Кидо. Битвы с монстрами Трех Миров редко выходят чистыми… Лучше бы этой части ему Судзин не говорил. Но богатенький гад каждый раз стремился пройтись по осколкам его, Кенсея, розовых очков. Как будто там хоть один остался!

В остальном церемония быстра. И проходит в три этапа прощания. Вся церемония проста, потому что люди в Обществе Душ не отличаются религиозностью.

Кенсей слышал, как много религий существует в Мире Живых. Но здесь их почти нет. Есть небольшие храмы, посвященные местечковым богам. Именно богам, с маленькой буквы. Богам урожая или реки, например, еще он слышал о богах удачи или путешествий. Но все это больше похоже на почитание примет, чем вере в богов.

Сам Мугурума никогда не видел смысла молиться. Как и люди в его городе. Все знали простые истины, которые попросту не откинуть в сторону.

Они все Души, родившиеся здесь или перешедшие через смерть из Мира живых, это факт.

Круговорот Душ существует, а значит, реинкарнация тоже, это факт.

Король Душ, создавший все сущее, держащий Баланс Миров, существует, факт.

Шинигами, которых почитают как неких полубогов, продолжение воли Короля, а то и младших богов самой концепции Смерти. В дальних городах и деревнях могут даже по-настоящему молиться зашедшему шинигами и попросить благословения.

Или же умолять пощадить их всех… Зависит от людей и самого шинигами. Все знают, что они не постоянные ребята, с самой опасной работой на все Три Мира, но чаще добрые, чем злые. Это, в общем, тоже факт.

Когда ты просто что-то знаешь и можешь увидеть, молиться кому-то другому, кто может существует, а может и нет, мало смысла.

Потому Кенсей вообще не ожидал увидеть здесь какого-нибудь священника. И он оказался прав. Их тут не было.

Зачем, когда среди них стоят и скорбно молчат сами шинигами?

Иногда тот факт, что он стоит на расстоянии протянутой руки от настоящего, всамделишного шинигами, все еще вводил Кенсея в трепет. Но в Сейретей это казалось обычным делом.

Как и эта короткая церемония. Три этапа. А потом гроб сожгут, а прах соберут в урну.

После того, как Мугурума потерял последний дом и последнего родственника в виде тети, больше ни одна живая душа не знает, что у него остались две урны с прахом родителей от такой же церемонии. И никто, даже Маширо, не знает, где в укромном тихом месте, на берегу реки, подальше от города он их закопал, чтобы их никто не беспокоил, кроме шума ветра и звука воды.

Думая о том, сколько лет пройдет, прежде чем он навестит родителей, Кенсей наблюдал за людьми и представлял самого себя на их месте в прошедшей давно такой же церемонии. На которой его не было.

Сначала подходят родственники погибшего и прощаются, говоря вслух или про себя. Это он уже видел, и у умершего мужчины была большая семья. Человек пятнадцать подошло. Все они потом остаются рядом, лицом к гостям и будто вместе с погибшим встречают скорбящих.

Потом идут друзья и товарищи. Сейчас как раз этот этап. Все подходят по очереди, к стоящему у гроба чану с песком и зажигают там палочку благовоний. Что-то о том, сколько будет палочек тлеть, тем богаче будет человек в следующей жизни… Кенсей не особо слушал эту часть.

Дальше, в третьем этапе, идут просто все те, кто выказывает честь погибшему своим присутствием. Если человек знаменит или оказал много хорошего, приходит довольно много людей.

Пока что… Было очень скучно. Кенсей насилу сдержал зевок и стал наблюдать за людьми, стараясь особо не пялиться.

И заметил кое-что интересное. Точнее, кого. Пацана, немного младше его на вид.

Таких же детей или подростков здесь мало, Кенсей насчитал пятерых и всем точно до безумия скучно и уныло в такой обстановке. Стыдно, но Мугурума бы не помнил имени погибшего, не напоминай все об его имени каждые пять минут или около того.

Так что начавшийся суетиться пацан с явным шилом в жопе был интересным зрелищем. На его одежде Кенсей заметил знаки, которые сначала принял за рисунок пиявок или типа того. Но потом чуть не захотел дать себе затрещину. Небрежно нарисованный водоворот с выходящим вверх крючком – Герб Великого Дома Шиба!

Что тут забыли люди из Великих Домов?!

Если бы Судзин стоял рядом, Кенсей бы уже неистово теребил его за рукав и тыкал пальцем. Только то, что Кенсей стоял один, не позволило ему опозориться.

Что ж, в отличие от него, пацан из Шиба о потере лица вообще не беспокоился. Нагло зевнув во весь рот, он глянул на своего сопровождающего, сурового вида накаченного дядьку со смешными длинными усами, а потом украдкой отошел.

Озорно усмехнувшись, молодой Шиба взъерошил волосы, превратив аккуратную прическу в ураган черных волос, а потом прямо и нагло пошел к ближайшему ребенку его возраста.

Кенсей не слышал их, но видел недоуменную гримасу второго парня, который что-то явно неприятное ответил. Шиба скривился и пошел к следующему… Следующей, это девочка оказалась. Но там на него уже зашипела какая-то суровая тетка и он снова пошел по рядам.

Кенсей старался не отвлекаться от церемонии, но глаза словно сами собой выискивали в толпе неугомонного пацана. Потому что зуб на спор даст, если его так и будут отшивать, то он такими темпами…

- Привет! – вдруг громко зашептали сбоку.

Твою-то мать! Кенсей чуть не подпрыгнул от неожиданности. Искомый пацан оказался рядом будто был призраком, так неожиданно подобрался из слепой зоны.

В голове беловолосого исчезли все мысли. Он Шиба, что ему, черт возьми, ответить?!

А, точно, этикет, этикет! Как там Судзин учил? Представиться по имени и четко выразить, что он воспитанник Семьи Окикиба. И поклониться, точно.

Кенсей почти проделал всю эту светскую чепуху, которой здесь уже успел навидаться, как Шиба выдал небрежно:

- Я Каен, - щербато улыбнулся, показывая отсутствующий молочный передний зуб.

На такое простое знакомство Кенсей возьми и ляпни по привычке:

- Привет. А я Кенсей.

И тут же вспотел, черт возьми, я идиот!

- О! – просиял пацан. – Наконец-то кто-то из тех, у кого нет палки в заднице! Скукота здесь, правда?

Пронесло-пронесло, выдохнул Кенсей, подавив желание похлопать себя ладонью по груди.

- Похороны же, - буркнул он.

- Ну да, точно, - скуксился молодой Шиба. – У тебя конфеты есть?

- Неа.

- И у меня нет… Вообще мы тут ненадолго, отдать уважение тому парню в гробу или как-то так, но я думал, тут будет еда, - еще больше опечалился он, но резко поднял сам себе настроение: – О, придумал! Давай убежим втихаря и поиграем?

От резких перепадов настроения такого собеседника любой выпал бы в каплю… Но не Мугурума Кенсей. С кем, черт возьми, он жил последние месяцы? Самая шебутная девица в Обществе Душ, вот с кем! Такой мелочью его не пронять.

- Если я уйду с этого места, мне крепко влетит, - легко признался он. – Так что нет, спасибо.

- А от кого влетит? – Шиба, высунув кончик языка, осматривает людей впереди. – Может, мы ему вдвоем сами наваляем? А потом играть.

На недоуменный взгляд Шиба только коротко хохотнул и сказал:

- Что? Я так уже делал! Вон видишь того здоровяка? Думаешь, чего он в шапочке? Это я ему шишку поставил!

Кенсей знал главное правило – не спорь с чокнутыми и делай вид, что их бред это нормально. Он легко заметил своего благодетеля впереди толпы, он как раз вышел дать дань уважения, сжечь немного фальшивых денег и зажечь благовония.

- Вон тот парень, - повел он носом на Судзина. – Только он скорее нам сам наваляет.

- А его там, похоже, не очень любят, - проницательно заметил пацан.

И тогда Кенсей сам заметил… Взгляды всех родственников, когда они заметили семейные знаки на Судзине. Взгляды, полные горечи, желчи и ненависти. Если бы одни взгляды могли убивать, он бы точно лежал там сейчас, мертвый.

Только самые молодые не смотрели на Судзина так. Кенсей признался честно себе, что поймай он так все это отношение в лицо перед всей этой толпой, он бы споткнулся как минимум. Но Судзин словно ничего не заметил, поклонился гробу, зажег благовония, воткнул в чашу с песком, хлопнул ладонями и тихо что-то прошептал.

Одна леди впереди чуть на него не кинулась… Судзин не шелохнулся, тут уже сам Кенсей начал думать, что Окикиба может правда ничего не заметил? Но когда он повернулся и пошел назад, Кенсей, как давний знакомый, увидел плотно поджатые губы и складку между бровей. Судзин делает такое лицо только когда чего-то не понимает или крепко задумался.

- О, так это же Окикиба, да? – хмыкнул вдруг Каен и ударил кулаком в ладонь. – Золотой Трилистник.

- Его зовут Судзин, - буркнул Кенсей.

- Знаешь его?

- Немного, - не выдал себя до конца беловолосый. – Знаешь, чего эти так уставились?

- Пойду спрошу, - небрежно пожав плечами, Каен вообще не сомневаясь потопал к своему сопровождающему.

Обалдевший от легкомысленности Кенсей не успел среагировать, а потому остался ждать и надеяться, что не вызвал случайно какой-нибудь скандал. На его удачу, отлучку Каена заметили, незаметно дали пацану подзатыльник и вцепились в маленькую руку силой мускулистых двухтонных тисков, теперь никуда не собираясь отпускать.

Рядом с пацаном из толпы появилась опрятно одетая женщина, красивая, похожей лицом и глазами с Каеном, с темной помадой на губах, она резко отчитала маленького Шибу, явно заметив его метания по двору.

А там и Судзин появился. Пока Кенсей волновался, зашелся пламенем погребальный костер и люди начали шевелиться.

- Мы уходим, Кенсей, - прохладно поведал ему старший парень, и небрежно положив руку на плечо, повел на выход.

В спину им горели ненавидящие и горькие взгляды людей у погребального костра.

Уже в паланкине Кенсей собрался со смелостью и спросил:

- И чего там все так на тебя смотрели?

- Не на меня, - устало отвечает Судзин, постучал ногтем по золотой вышивке трилистника.

Кенсей не стал давить, зная, когда надо заткнуться. И терпение вознаградилось одной фразой, окончившей общение на весь путь до дома.

- Иногда я ненавижу свой острый слух… - в воздух поведал Судзин с закрытыми глазами. – Но их шипение и фальшивое участие трудно не услышать. Мой дед был тем, кто послал Имао Содзе на смерть. Одним небрежным приказом он убил… Своего последнего друга молодости.

Юный Мугурума не знал, что на такое можно ответить, а потому промолчал и даже дышать стал потише, дав Судзину собраться с мыслями. Сам же он начал волноваться, вспомнив все эти ужасные взгляды, а еще то, что старый господин Генширо заперся у себя. У Кенсея просто язык не повернулся сказать, что все будет в порядке.

У него всегда были острые инстинкты и что-то подсказывало ему назревающую бурю. Просто так это все не кончится. Что же теперь будет?