Рожденный в Сейретей (1-92 главы)

Глава восемьдесят третья. Истребление Квинси

Два с лишним месяца спустя.

Мир Живых, где-то в Германии, лес.

Ночь. Небо скрыто тучами, не видно звезд и Луны. Кромешный мрак заволок все. Среди лесных зарослей изредка слышится далекий треск ветвей, эхо звериного крика, кого-то настиг хищник. Вой волка морозит кожу не хуже ветра…

Ночь в лесу всегда тревожна для человека. От этого обычно спасает убежище и костер. Здесь, на маленькой поляне в глубине германских лесов, есть оба.

Небольшой костер, окруженный серыми камнями, отобрал у темноты поляну, легко освещая желтую, жухлую траву и деревья, что начали красить листья в осенние цвета.

Иногда, далеко в кустах мелькали отблеском света звериные глаза, чтобы быть отпугнутыми небрежным взглядом почуявшего их часового шинигами. Одного из двух бдящих, остальные отдыхают.

Отряд из семи шинигами, одного Офицера и шести рядовых, спрятался на ночь в этом буреломе без троп и дорог, дав телам долгожданный отдых.

Три палатки полукругом у костра, одна офицерская и две для рядовых. Из-под темной ткани слышится сопение спящих, сливаясь с тихим треском костра.

Часовые не боятся сидеть лицом к пламени, шинигами слишком далеко от нормальных людей, чтобы по-настоящему слепнуть от перепада света и тьмы.

К тому же в дозоре, посреди ночи, они не полагаются на ненадежные глаза, хотя видят лучше обычных смертных. Чувство реацу, живых существ, служит им куда надежнее зрения, особенно в лесу, где скрыться за любым деревом – хлеб с маслом для любого разведчика врага.

Все в группе, кроме Офицера, хоть и не сенсоры, но уже далеко не новички, развившие в себе хотя бы зачатки этого. Война взрастила эти маленькие таланты, из потребности, а не настоящего желания. Но теперь все хотя бы обладают навыком начинающего сенсора.

Как говорится - жить захочешь и не так раскорячишься. Тот же Асано, вроде аристократ и все такое, а научился такую похлебку и каши варить, что любой повар позавидует. И сам себе портки стирает, кто бы мог подумать.

Один из часовых плавно мешал палочкой угли в костре, второй же расслабленно опирается на землю позади себя. Казалось бы, беспечно, но этому вердикту мешает одна маленькая деталь – оба не просто держат оружие под рукой, мечи заранее вытащены из ножен.

Два месяца военных действий на чужих землях приучили их к тому, что слишком высокой бдительности не существует, доля секунды на вынимание клинка из ножен играет разницу между жизнью и смертью. Расслабиться они могут только в Обществе Душ. Те, кто думал иначе, часто становились первыми жертвами синих стрел.

Рядовые менялись за ночь дважды, бдя по двое. Сейчас пара шинигами, Асано и Шоджи, тихо переговаривались, едва громче шепота, не желая мешать сну других.

Меня это не волновало, я еще не спал. Только что закончил небольшую тренировку с Цукигами во Внутреннем Мире. Недавно Цукигами научил меня ощущать внешний мир, будучи сознанием во Внутреннем, так что опасности не было. Двойственное чувство, неприятное, но полезность навыка отрицать было глупо, так что научился.

Тихий голос Асано:

- Хорошо хоть можно посидеть спокойно.

- М-м, - слышно от Шоджи. – Меносов Лейтенант слишком уж давит, заставляя часовых всегда стоять в дозоре. Если зевнешь – накажет. Хорошо, что Окикиба не такой чокнутый.

- Лучше уж нашим маленьким отрядом, - соглашается Асано. – Наконец-то снова вырвались на самостоятельную миссию…

- Хоть и опаснее, но свобода!

- Тише ты, придурок.

- Хе-хе…

Разговор на этом затих, но это не мешало мне от всей души согласиться с ними. Я устроился на тонкой лежанке, закинув руки за голову и держа зампакто под боком. В палатке пахнет травой, влажностью и прелостью осенних листьев. Я вдыхал этот лесной запах и размышлял.

Мой отряд почти половину времени действовал под командованием Лейтенанта, а от этого мужика все страдали. Он был жестким в условно мирное время, но сейчас он словно решил нажать на педаль х10. Шагнул от дисциплины хоть на миллиметр – наказание! И бил по больному, для взрослых людей, по кошельку. Некоторые аж на полгода вперед уже зарплаты лишились. Изверг.

Хрен бы с этим, но наши философии командования слишком различались. Танабэ готов на все ради побед, а шинигами для него – просто ресурс, которым он платит за них.

Я научен и сам следую другому пути. Максимально сохраняя свои ресурсы и силу – наносить лучший возможный урон противнику. Если бить врага на 10 нанося 8 урона себе, то это не назвать победой.

Лучший исход – убить всех тех ушлепоков и сохранить всех своих. Хитростью это достигнуто, подлостью или просто лучшей тактикой, не так уже важно. Честь пусть остается у детей и сказок, мы на войне на истребление.

Это путь побед, учитывающий будущее. Чем воевать, если половину народа уже положил в прошлой битве?

Танабэ этим не заморачивается. Его путь – как можно быстрее уничтожить врага. Если победа гарантирована смертью трети отряда, он атакует без сомнений. Шинигами Седьмого Отряда должны без ропота нести тяжесть битв, без усталости, без сожалений, без возражений.

Пополнениями новыми шинигами он не занимается, в его видении, это дело Академии. Он бережет только Офицеров, как более ценный ресурс, но и то поверхностно.

Танабэ для меня пример безжалостного, холодного и прямого командира. Тип, которой я начал ненавидеть. Пускай это было иногда оправданно, с фактами побед не поспоришь, я все равно это ненавидел. Я с большим трудом умудрялся сохранять жизни своих солдат и свою собственную.

Самое хреновое, что все знали – Капитаны в этой войне участвовать не будут.

Они были ближайшим аналогом ядерной бомбы. И когда такая «рванула» Банкаем без печати сдерживания в Мире Живых, без предупреждения, Совет 46 так обалдел… Если бы местность была населенной, Сугимото бы устным выговором не отделался.

Одно присутствие Капитана без печати уже может влиять на целый город смертных. Это не будущее, где по одному приказу Двенадцатый Отряд быстро организует барьеры, накрывающие поле боя и охраняющие души смертных от давления реацу.

В настоящее время одно появление Капитана в Мире Живых – уже начало катастрофы. А уж использование Банкая! Одно только давление может повредить души бесчисленных людей, покалечить или даже убить. А выживших, прошедших через такую «закалку», заставит видеть духовным мир и его сверхъестественных обитателей. Это катастрофа.

Аналог ядерной бомбы, как он есть. И больше такие ходячие бедствия без приказа появляться в Мире Живых не имели права. Совет высказался четко и Ямамото их полностью поддержал.

Стратегия все еще принадлежала Капитанам. Но высшими командирами на поле боя стали Лейтенанты.

В нашем случае, устраивающий бойню, с плевать каким разменом, Лейтенант Танабэ. За время войны я лишь несколько раз выполнял самостоятельную миссию, вдали от большого скопления шинигами и таких же больших битв.

Квинси же не тупые, они начали понимать, что большие битвы не тянут, нас больше. Слухи пошли, все превратилось в многочисленные, но малые битвы везде, где только можно.

Засады, погони, обманки, нападения ночью… Без Омницукидо, помогающих нам в ночи, было бы совсем хреново. Второй Отряд не зря ел свой хлеб, много раз спасая шеи спящих шинигами.

Сенкаймон не резиновый, он для таких объемов перемещений не предназначен, чтобы гонять каждый отрядик на отдых и обратно. Система Сенкаймона обрела точечное, стратегическое значение быстрого подкрепления на худших фронтах.

Я не был дома два месяца. Не дышал нормальным воздухом Общества Душ, не видел сияющего белизной Сейретея, не видел деда, Касуми, двух сопляков, живущих в моем поместье.

Два месяца войны с Квинси… Они длились, как годы. Я устал.

Мне не нужно сейчас смотреть в зеркало, чтобы увидеть там самый холодный, мертвый взгляд, который так не подходит цвету моих глаз. Немного истрепавшуюся форму, волосы, начавшие лезть в глаза отросшими прядями. Я стал молчаливым, если шутил, то по-черному и редко. В бою я вообще перестал открывать рот, не видя смысла говорить что-либо покойникам.

Я убивал. И убивал. И убивал… Так много.

Теперь мне смешно от терзаний души того Судзина, студента, убившего наемника в Академии и боявшегося признать себя настоящим убийцей. Теперь я бы глазом не моргнул, с таким-то кладбищем за спиной.

Сейчас я воплощаю настоящего Шинигами, без понтов и прикрас. Потому что я просто потерялся в числах душ, отправленных на ту сторону… Это страшно, сбиться в числах тех, кого убил. Я просто больше не чувствую себя прежним.

Во времена Академии я кроваво уничтожил «Забытых Мечей». Это меня не сильно потрясло, потому что там была личная причина, месть, даже ненависть.

Сейчас же я убивал по приказу. В разы больше. Я поднимал и опускал клинок на шеи побежденных врагов, много-много раз. Приказывал рядовым делать тоже самое. От моего меча или по моему слову, мужчины, женщины, подростки… Всех, кто выше ростом мне по грудь – убивал. Спросить возраст как-то некогда в бою.

Поросль Квинси, едва создающих луки в дрожащих руках, отправлялись на запечатывание реацу и повреждение памяти, а потом выбрасывались на улицы ближайшего города. Никого не волновала их дальнейшая судьба.

Но далеко не все Отряды следовали «щадящей» манере Седьмого Отряда, с моей тихой подачи. Я доподлинно знал, что многие другие шинигами легко убивали всех, даже грудных младенцев не щадили.

Это было Истребление, в самом прямом смысле этого слова. Метко и честно эта война так и войдет в историю, я уже это знал.

Это было не как в историях, которые я любил. Никакой чести или эпоса, добра против зла. Квинси посягнули на Баланс, Готею сказали «фас» и кровь потекла рекой.

Таких масштабов резню Готей 13 устраивал очень редко.

Без преувеличения, весь Мир Живых охвачен войной. Я не понимал, насколько расплодились Квинси, пока не увидел донесения из каждой части света, где есть Духовные Области. Долбанные лучники были буквально везде!

И везде их резали. Везде убивали. И падали сами.

Квинси не стеснялись использовать Приманки Пустых. Это превратилось в трехстороннюю войну, в которой одна сторона была безмозглой, но не отказывалась покушать шинигами или квинси. Все еще скрытно от смертных, но целый мир горел войной.

Шинигами, Квинси, Пустые. Мы сражались в лесах, песках, снегах и полях, ночью и днем. Война просто не кончалась, миссии не прекращались, кровь не переставала литься.

И я попал в самое горнило этого дерьма, по самую голову.

Думал, что морально готов столкнуться со всем этим лицом к лицу. Я ошибался. Никто не может быть готов к такому, если он не повредился разумом.

Я заметил, что новичков, не прослуживших хотя бы десять лет, в Мир Живых не отпускали. Они служили в Обществе Душ. Я, как Офицер, стал исключением.

Для Общества Душ я был набирающим славу молодым шинигами, новым талантом Седьмого Отряда. Там, где мы бились вместе с другими Отрядами, обо мне начали говорить, меня начали замечать, иногда восхвалять, даже бояться. Я сенсор, от меня мало что скроешь.

Сильный шинигами из нового поколения, аристократ из влиятельной Семьи, я соответствовал тому, как на меня смотрели люди. Но на самом деле…

Я устал. Я так устал, выгорел, пропитался кровью, что меня уже тошнит от этой войны!

Но я не могу показать этого. Всегда должен быть стойким. Быть примером. Быть столпом, на который опираются душевно товарищи. Тот, на кого смотрят, укрепляя свою веру и решимость, не может рухнуть. Не может сломаться.

Только в одиночестве свой палатки, под тонкими слоями ткани, скрытый от других глаз, я был самим собой. Измотанным парнем с окровавленными руками.

- Я выдержу, - прошептал, едва выдохнув.

Черта с два я позволю себе сломаться или словить депрессию, как Рукии, ходившей сломанной слабачкой и пародией на Офицера до встречи с Ичиго. Это будет конец всем моим амбициям. Никогда.

Тем более, что я знаю, кому сейчас хуже. Айзену.

Мы смогли встретиться всего раз, спустя месяц с начала войны и говорили меньше часа. Но мне хватило и рассказов, вместе с трупным запахом, которым парень в очках провонял до самых ногтей.

Куроцучи Маюри – самый больной ублюдок в мире, вот что я понял. Чокнутый садист, безумный ученый.

Если судить по рассказам Соскэ, то он творит безумные вещи с пленными, проверяя такие гипотезы, что их вены могут протянуться дальше, чем у обычных людей, что глаза могут видеть, если их хирургически переставить в глазницу в обратную сторону. Потому что мышцы глаз, видите ли, гибче.

И еще много такого дерьма он вытворяет. Если бы я проснулся на его исследовательском столе, то даже не знаю, что хуже. Проснуться на столе Фабиуса Байла, безумного генетора из мира гримдарка? То, что я не знаю точно, показывает, насколько Маюри плох.

Айзен все это дерьмо вынужден наблюдать, скрупулезно записывать, слушая восторженную речь психа. А потом избавляться от погибших образцов. Бедняга… Надеюсь, это не то время, когда он чутка свихнулся и решил стать злым ученым сам.

Всегда может быть хуже. Мне не стоит забывать об этом, надо довольствоваться имеющимся.

Я засыпаю в эти дни только в одной позе, на боку, крепко прижимая к себе зампакто. Сила Цукигами, его молчаливая поддержка, сила, охраняющая меня, это единственная причина, по которой я сплю без кошмаров.

Ничто не длится вечно, даже эта война кончится. И тогда, все будет хорошо. Если я не буду верить в это, то могу сломаться.

Закрыв глаза, стараюсь быстро уснуть.

***

Пару дней спустя.

Мы прошли по звериной тропе, старой и широкой, но не желающей толком зарастать. Когда-то по ней славно протоптались кабаны и лоси, теперь давая нам легкий путь по лесу.

Мы уже в более-менее обжитых землях, попадаются следы людей, тропки, вырубленные просеки, остатки ловушек охотников. Видели мы и пару деревень, одна из них заброшена, но вторая жива и процветает.

Люди в ней жили мирно и тихо тремя десятками домов, счастливо проводя дни и даже не зная… Что рядом в лесах проходит своя война.

Мы нашли лагерь врага, оценили силы и тут же напали, сокрушая все подавляющей силой и скоростью. Внезапность нападения подписала квинси приговор.

- Н-нет, не надо! – поднимает ладонь лежащий квинси. – Я не хочу… Кгх!

Мой клинок пронзил его горло, быстро вышел и пронзил грудь, прямо в сердце. Провернув меч в ране, чтобы наверняка, я вытащил меч. Яркие зеленые глаза, сочащиеся слезами, гаснут и останавливаются, смотря словно сквозь меня.

Чувствую, как его душа ушла. Приятного аппетита, долбанный Яхве, спи ты вечно. Остался лишь бесполезный труп.

- Шаккахо.

Который сгорел в пепел за минуту. Алый огонь легко заботится о мусоре. Незачем окружающим смертным натыкаться на это.

Я выпрямил спину, размял шею, услышав легкий хруст позвонков. Огляделся.

Ребята в черном шикахушо добивают последних квинси, раненных. Без жалости, без разговоров, падают мечи на плоть, брызгая на землю кровью. После уничтожают тела, как и я, с помощью Кидо.

Подчиненные позаботились о своих побежденных врагах, стали собираться рядом. Вытирают мечи, заботятся о легких ранах, небрежно оглядывают уже пустой лагерь врага.

Иногда хочется воздеть глаза в небо, глядя на то, как Квинси делают дела. Вроде скрытый лагерь должен быть, но нет… Белые палатки с синими крестами. Две Семьи, Шенау и Гилен, пали здесь окончательно.

Детей не было, думаю, они где-то их скрыли, спрятали. Но мне, честно говоря, все равно. Рядом их точно нет, наверное, оставили в каком-то городе, замаскировав под обычных сирот. Не они первые, не они последние. Лично мой отряд закрывал на это глаза, не совсем же звери.

- Ничего полезного для нас, - отчитывается Асано.

Киваю, приказывая:

- Сжечь. Потом идем дальше.

- На Север? – уточняет заместитель.

- Да, - глянул я в нужную сторону света. – На Север. Семья Кальберих долго пряталась от нас. Пора бы им уже пасть.

Асано кивнул, ничего не говоря. Но его взгляд красноречиво задержался на моей правой брови. На единственном шраме, маленьком, но заметном. Единственная метка этой войны от чужого удара, настигшего меня.

Генрих Кальберих оставил это мне на память, вместо того, чтобы достать мои мозги стрелой через глаз. Атака была очень быстрой и яростной. Еще бы… Ведь я прикончил седовласого папашу этого парня, прямо у него на глазах. Главу Семьи.

Забавное совпадение, что сынок оказался в разы сильнее отца, прямо как я. Правда, Генриху уже чуть за тридцать. Быстр, силен, знает, когда отступить. Один из тех, кому не застила глаза Гордость Квинси. Поняв, что промахнулся, свалил только так, сразу треснув три Приманки.

Мы столкнулись с ним в большой битве под Розендорфом, где наши силы разбили коалицию Семей Квинси. Выжившие разбежались, как тараканы, во все стороны. Это было еще в начале войны. Только сейчас у Лейтенанта дошли руки до разборок с выжившими и прячущимися врагами, отправил мой отряд разобраться.

Сколько найдем, столько и убьем, невыполнимого Танабэ не требовал.

Искать каждого до последнего невозможно, да и не требуется. Квинси, как Раса… Больше никогда не поднимутся в Мире Живых. После Истребления несколько выживших Семей продержатся пару-тройку поколений и все. Это аналитика подтверждалась моими знаниями о будущем. Так и будет.

Если бы не скрытый Яхве мир в Тенях, с его заначкой «еды» на черный день, то о Квинси можно было бы забыть навсегда.

Все шинигами ощущали, как души Квинси «уходят», так же, как и должны. Но чего мои товарищи не знают, так это того, что никто из Богов не позволит душам своих так легко уходить из рук в должный Круговорот Душ.

Боги, они очень жадные ублюдки. Никогда не выпустят то, что считают своим.

А Яхве, как не крути, полноценный Бог своей Расы. И он, сволочь такая, не совсем мертв. Каждый, кого мы убили – усилил Яхве. Хотя в большинстве земные Квинси слабы, но если эти капли собрать вместе, получится озеро. А из него Яхве сделает Шрифты, которым наградит верных.

Думается мне, одним Истреблением мы сейчас создали в будущем двух или трех Штернриттеров.

Но по мне лучше сейчас так, чем в будущем он сожрал бы более расплодившихся грязнокровок Аусвеленом и тогда создаст в десять раз больше врагов уровня Капитана на наши задницы.

Как это говорится в Азии? Пить яд, чтобы утолить жажду? Хорошая поговорка. Похоже, да. Но этот яд, по крайней мере, не смертельный. Мы урезаем будущие ресурсы врага, очень сильно. Стратегически это победа, даже если кроме меня в Готей 13 о ней никто не знает.

Но плевать мне сейчас на это. Рука поднялась, пальцы ощупали косой шрам на брови, который даже под Кайдо будет сходить годами из-за заражения рейши Квинси… Я чуть не помер тогда.

И за это, по-настоящему умрет тот, кто это сделал. Я, оказывается, очень мстительный человек. Но в таком жестоком мире это даже неплохо. Главное, к друзьям добрым оставаться… Мрачным эмо чмом я ни за что не стану, хоть сто шрамов мне оставят.

Смерть стала для меня работой, не требующей эмоций. Но Генрих Кальберих сделал это личным. Его я убью с удовольствием от сделанной работы.

Ну… Или он меня. Я уже убедился, что бессмертных на этой войне нет. Все умирают. Забавно ли то, что мне уже давно не страшно?

Лагерь квинси стал пеплом. Погасив остатки огня, шинигами подошли ко мне. Я оглядел парней. Ран нет, силы в норме, настрой боевой. Отлично.

- Выдвигаемся.

Глядя на кроны деревьев и слыша шелест крон, поймал себе на мысли, что скучаю по тихим садам поместья, карпам в пруду и персиковому варенью.

После этой миссии я должен выбить себе отпуск. Пофиг, как важно что-то там-то для Танабэ.