Английская поэзия XIV–XX веков в современных русских переводах

Незримый мир, тебя мы видим,

Бесплотный мир, ты ощутим,

Сокрытый мир, тебя мы знаем,

Мир непостижный — постижим!

Не ищут рыбы в небе моря,

Орлы в пучине — облаков;

Зачем искать нам в звездном хоре

Ответа — кто Ты и Каков?

Не там, где ум, пространство меря,

Немеет в хаосе светил, —

У затворенной прахом двери

Услышим трепетанье крыл.

Повсюду ангельские крылья —

Возьми да камень отвали!

Но в ваших лицах — лишь бессилье,

Вы их увидеть не смогли.

Рыдай — и станет всё инаково.

Во мрак сиянье пролилось:

Маршруты лестницы Иакова

Связали Рай и Чаринг-Кросс.

Рыдай, душа, рыдай смелее,

За полы Небо ухвати.

Гляди: Христос не в Галилее —

По Темзе он решил пройти!

— Многих войн ветеран, на тебе столько ран!

Кто оставил рубцы, и в каком же бою?

Был изранен ты как? Одолел тебя враг,

Иль ты ими украсил победу свою?

— Был захвачен я в плен, ранен был, изъязвлéн,

Истерзали чело мне, был бок мой пронзен;

Меч не взял я, когда надвигалась орда;

Победитель униженный был Побежденным сражен.

— Что за странная речь? Ты отринул свой меч?

Одолел Побежденный, Победитель разбит?

Что же то за война, где кипела она,

Странный Вождь боевой, что рубцами победы покрыт?

— Князь, низринутый мной, правил хладной Скалой,

Там, где пламенной стражей опоясанный лед.

Гнал его я, теснил с цитаделей-светил,

Море смерти расступилось, чтоб удачным был поход.

На скале средь тайных льдов много демонских клинков

В замке Северной Стражи ходит строем вновь и вновь.

До пришествия времен там он властью наделен;

Имя князя таково, что у Солнца стынет кровь.

— А твое? Знать хочу! Кто ты? — Я умолчу.

Имя — словно плеск хоругвей, обнажение мечей.

Но мой титул высок — погляди мне на бок:

«Владыка Владык!» — там слова — «Царь Царей!»

Начертанье: «Владыка Владык, Царь Царей».

Любезник неба, верхогляд,

Через ограду в звездный сад

Одним движеньем перелез,

Узрев Садовницу Небес.

Семь ярких звезд во лбу у ней.

Семь ярких звезд, как семь огней.

Семи скорбей они сильней.

В ее сиянии немел

Огонь других небесных тел.

Как ты, должно быть, возопил,

Когда Звезду свою открыл,

Когда, приветствуя судьбу,

Из рук ты выронил трубу!

Он гнал меня по лабиринтам духа,

Он гнал меня по анфиладам лет,

Он гнал меня и днем, и ночью, глухо

Нависшей. Я пытался спутать след.

Нырял в туманы слез и дебри смеха.

На упованья пик

Карабкался, но вмиг

Срывался в пропасть, где спасенья нет.

Я поступи неспешной слышал эхо —

Предвосхищенный им,

Он был неотвратим.

И грозный Голос ударял мне в темя,

Опережая звук

Шагов — источник мук:

«Меня предавший — будет предан всеми!»

Провел я час-другой

В сиянье окон, забранных решеткой,

Просил себе убежища, изгой.

(Его Любви боялся я некроткой,

Навстречу — ни ногой,

Его обряща — поступлюсь всем прочим.)

Но каждое окно, став средоточьем

Его вниманья, запиралось вмиг.

Бежать Любви мой Страх меня подвиг.

Взыскуя на краю земли опоры,

У золотых стучался я ворот

И звезды звал, но не открылся вход,

Не лязгнули затворы.

Серебряные гавани луны

Закрылись. Я — к Рассвету: «С вышины

Засыпь меня пурпурными цветами!»

И — к Вечеру: «Тенями

Укрой меня! Пройдет погоня мимо!»

Я шел на подкуп слуг его, но те,

Сочувствием к Хозяину хранимы,

Подстроили обман неуловимый

И стали за изменником следить.

Я ветру в гриву жесткую вцеплялся,

Всех быстрых умолял о быстроте,

Но бесполезна прыть

Была моя: дозор за мною мчался.

Летел на колесницах громовых

В саваннах голубых,

Зрачками я ловил зарничный блик.

Бежать Любви мой Страх меня подвиг.

А Он путем своим

Шагал, неуловим.

И снова Голос ударял мне в темя,

Перекрывая звук

Шагов — источник мук:

«Меня изгнавший — изгнан будет всеми!»

Молчали лица женщин и мужчин,

Не ведая причин

Моих скитаний; только тихий свет

В глазах ребенка мне сулил ответ.

В них было, было что-то для меня!

Я к детям подходил при свете дня,

Как будто стать участником игры

Утаскивал их ангел за вихры.

И я взмолился: «Призываю вас,

Благие дети Матери-Природы,

Кто населяет воды,

И землю, и эфир!

Хочу дружить я с вами!

Устроим пир,

Омытые власами

Родительницы нашей!

Скрепим сострастье чашей

Живительного дня,

Дворец заполоняя

Со стенами — ветрами

И твердью — потолком!»

И стало так. Я, знанием влеком,

Разворошил вязанку тайн Природы:

Пернатых шла строка

По небу, как морщина,

Кипящая пучина

Плевала облака.

Я зрел кончины, роды,

И взлеты, и падения. Они

Сознание мое формировали,

Деля с Природой радости-печали.

Я к вечеру мрачнел,

Когда она огни

Вокруг дневного теплила одра.

Я хохотал с утра.

И, с небом разделяя боль,

К его слезам подмешивал я соль

Слезы своей земной.

Когда на алтаре два сердца билось —

Заката и мое,

Мне улыбалось бытие,

Но и тогда я чувствовал немилость.

Вотще слеза катилась по щеке —

С Природой не нашли мы пониманья,

Я с нею — на словесном языке,

Она со мной — на языке молчанья.

Но если бы рывком

Она бы совлекла

С груди лазурные покровы,

Я припадал бы снова

И снова к праисточнику тепла

И жажду утолил бы молоком.

За мной, за мной одним

Он шел, неотвратим!

Всё тот же Голос ударял мне в темя,

Перебивая звук

Шагов — источник мук:

«Меня отвергший — отвергаем всеми!»

Любовью развалил Ты мой доспех!

Я на колени пал,

И слаб и мал,

И сон меня сковал.

Проснувшись, я увидел без помех

Себя безмолвным, спящим, обнаженным.

И в безрассудстве юных сил

Замолотил

Неудержимо по часам-колоннам.

И жизнь моя исчезла на глазах

Под грудой лет, как под упавшей тучей.

Дни таяли, в меня вселяя страх,

Как блики света на воде текучей.

Каким запятнан я грехом?

Теперь не раскачать ленивым взмахом

Мне шар земной, подвешенный брелком

К запястью на сплетении фантазий, —

Земного горя груз нарушил связи.

Любовь твоя — сорняк,

Прекрасный амарант, цветам не враг,

Опричь моих. Конструктор мирозданья!

Ответь, зачем

Ты хочешь сжечь дотла

Посадку, что рука твоя блюла?

Фонтан моей души остался нем.

И только праха слышится шуршанье.

И только слезы в глубине стоят.

И мыслей каплет яд

С ветвей рассудка горестных. Как можно

Жевать мне кожуру,

Коль мякоть столь горька? Неосторожно

В туман слоистый Время забрело.

Вдруг таять стал туман за слоем слой.

И я услышал трубную игру

И Вечности увидел бастионы,

Верхушки башен — вплоть до небосклона.

И я узрел Его.

Передо мною он

Стоял, в глубокий пурпур облачен

И венчан кипарисом. «Что с того,

Что жну твои посевы каждый день я,

Когда и сам пойду на удобренья?!

В чем жизни существо?!»

Истек погони срок,

И Глас меня облек,

Как будто в море я вошел по темя:

«Ты свой разрушил мир.

Остался наг и сир.

Меня бегущий — избегаем всеми!

Червей подземных сыть,

Вся жизнь твоя никчемна и жалка!

Я сотворил тебя из ничего.

Любовь любую нужно заслужить.

За что ж любить того,

Кто сделан был из грязи, не из глины?

И нет причины

Любить тебя, ничтожество, пока

Ты тот, какой ты есть на самом деле!

И не было в тебе доселе

Нужды ни у кого, опричь Меня!

И все потери долгого пути

Отыщешь ты теперь в моей горсти!

Фантазии ребячьи не храня,

Идем! — небесный произнес выжлец. —

Ты дома наконец!»

Затих погони звук,

Иссяк источник мук.

Он ласково мое погладил темя:

«Теперь ты, слаб и мал,

Нашел, кого искал.

Приняв Мою любовь — ты принят всеми!»