An ordinary sex life (OSL)

Интерлюдия. Лагерь Моррис. Глава 6. Вырвусь. Часть 1

— 25 НОЯБРЯ —

Я почувствовал, как кто-то нежно покачал меня за плечо и окликнул меня по имени. «Мари… Мари…»

Когда нежелательное сознание заполнило мой мозг, я повернула голову и случайно оказалась лицом к лицу с лучом солнечного света. Закрыв глаза от внезапного света, я перевернулась, а затем моргнула и увидела Зои, стоящую над моей койкой.

«Хэй… Ты в порядке? Похмелье или что-то в этом роде?»

Я в замешательстве уставилась на нее, не понимая, что она имела в виду. Но затем нахлынули воспоминания, и все это вернулось ко мне: по-королевски напилась на ужине в День Благодарения, присоединилась к сексу между Диди и Ником, обнаружила, насколько сильно я ненавижу себя, сидя на полу, а затем Зои вернулась в комнату и разбудила меня ровно настолько, чтобы уложить в постель во всей моей одежде.

«Или что-то в этом роде…» — пробормотала я сквозь покрытые коркой веки, скривилась и причмокнула пересохшими губами. Что-то подсказывало мне, что сейчас мне не нужно притворяться непривлекательной.

«Ну, завтрак начинается примерно через десять минут», — сказала мне Зои. «Подумала, что тебе захочется немного привести себя в порядок перед тем, как пойти туда. Если только ты не захочешь снова лечь спать».

Я повернула голову и взглянула на свою подушку. Я чувствовала себя как угодно, только не отдохнувшей, поэтому снова заснуть было очень заманчивым предложением. И если бы я пропустила завтрак, мне не пришлось бы снова видеть Ника или Диди до обеда.

Опять убегаешь?

Проклятие. Как раз тогда, когда я подумала, что моя совесть ушла. Я знала, что не смогу избегать их вечно, и интеллектуальная я внутри меня знала, что самым безопасным способом действий было бы пресечь любую неловкость в зародыше и встретить их как можно скорее. В этот момент я хотела чего угодно, кроме конфронтации, но у меня было ощущение, что неловкость будет больше с моей, чем с их стороны. В конце концов, именно я смутилась и убежала.

Зои предоставила меня самой себе, и я использовала все десять минут, чтобы привести себя в порядок, как могла, за исключением душа. К счастью, почти все уже покинули домик для персонала, чтобы пойти позавтракать, пока я стирала старый макияж с вечеринки и собирала жирные волосы. И пока я изо всех сил пыталась погрузиться в базовую, бессмысленную механику одевания и надевания обуви, я поняла, что большая часть тьмы прошлой ночи ушла из меня.

Я ненавидела себя, я это знала. По крайней мере, я ненавидела то, кем стала: девушку, которая изменила своей второй половинке, шантажировала профессора, чтобы он поставил ей незаслуженную А, и вообще испортила всю ее тщательно построенную жизнь. Но я больше не была той девушкой. Верно, я изо всех сил старалась стать полной противоположностью той девушки, и эта «противоположность» тоже не была мной настоящей; но, по крайней мере я знала, что я больше не ЭТА девушка. Теперь я была… ну… я не ЗНАЛА, кем я была, но, по крайней мере, я не так сильно ненавидела своё нынешнее «я».

Я чувствовал себя так, как будто это было утро после сильной бури. В воздухе пахло озоном и сыростью, но больше не было ни молний, ​​ни дождя. Теперь все это в прошлом, худшая опасность миновала. Когда вы находитесь на вершине совершенства, легко опасаться, что некуда идти, кроме как вниз. Но здесь, внизу, понимаешь, что идти некуда, кроме как вверх.

Я опоздала на завтрак всего на несколько минут, и Ник и Диди переглянулись, прежде чем тепло поприветствовать меня. Ни один из них не упомянул прошлой ночью, и они не будут этого делать перед Аароном или Зои. Но в их глазах было явное беспокойство, и я не могла не чувствовать воодушевление от их выражений. Может, всё все-таки получится.

Еще лучше был наш разговор после завтрака. Все еще чувствуя себя ужасно смущенной своими действиями прошлой ночью, я умоляла их обоих просто забыть о том, что когда-либо происходило. Я сваливала всю вину на то, что я была пьяна и возбуждена, и я много извинялась, в то время как они оба говорили мне, что мне не за что извиняться. Я все думала, что Бен пошутил бы о то, что девушке никогда на придется извиняться перед парнем за то, что она сосала его член… Но Ник не сделал такого замечания. Он, казалось, искренне беспокоился обо мне и даже… боялся… что наши отношения не смогут вернуться к прежним условиям.

Это именно то, чего я тоже боялась. Итак, Ник и Диди пообещали, что мы снова сможем стать друзьями. И когда мы все обнялись и помирились, я вздохнула с облегчением, что, может быть, просто возможно, в конце-концов я не совсем одна.

«Эй, ты сделала это». Ник улыбнулся, когда мы совершили последний поворот и вышли на Балкон.

Я выдавила собственную усталую улыбку. Это был не очень тяжелый рабочий день, но я была в состоянии недосыпа и эмоционального бегства.

«Сегодня великолепный закат», — прокомментировал он, указывая рукой на открывающийся вид.

Вероятно, он был прав, но я не была в настроении смотреть на это. Я действительно не была в настроении сейчас ни для чего, чувствуя побуждение вернуться в свою комнату, свернуться клубком в углу и снова заплакать, чтобы уснуть. Но я сказала себе, что мне все еще нужно это, все еще нужно сохранить те немногие кусочки дружбы и товарищества, которые у меня еще были, чтобы полностью не впасть в шизофрению от разговоров с самой собой в любое время дня.

Ник, должно быть, почувствовал мое настроение, потому что всего через три секунды после того, как он указал мне на сияющий горизонт, он понял, что я смотрю не на него. Без колебаний он повернулся спиной к пейзажу, чтобы полностью сосредоточиться на мне. Я села на скамейку и прислонилась к дереву, а Ник сел рядом со мной, прежде чем положить руку мне на колено. «Эй, ты в порядке?»

Не знаю почему, но я отдернула колено от его руки, как будто она горела. Я инстинктивно посмотрел на него дикими глазами, которые говорили: «Убирайся, ублюдок!». И все мое тело отвернулось от него, как никогда не было с первой недели нашего приезда.

Мгновенно руки Ника были подняты вверх, защищаясь, в то время как он изо всех сил пытался придать лицу безобидное выражение.

«Мне очень жаль», — быстро сказала я, заставляя себя расслабиться (что, если подумать, это своего рода оксюморон). Глубоко вздохнув, я извинилась: «Я не знаю, что на меня нашло».

Он поморщился и заметил: «Ничего страшного, я знаю, что ты никогда не была обидчивым человеком».

Это было правдой, только не в последнее время и не с ним. Я не говорю, что за последние пару месяцев мы держались друг с другом за руки, но были небольшие невинные прикосновения, такие как его рука на моем колене, которые не беспокоили меня долгое время. По правде говоря, я вроде как держалась изо всех сил, чтобы не прикоснуться к нему еще немного в последние несколько недель. «Мне очень жаль. Думаю, прошлой ночью я действительно облажалась».

Он покраснел и посмотрел себе на колени. «Я не собирался об этом упоминать».

«Ага, давай не будем», — согласилась я.

Ник кивнул и снова отвернулся. Он хотел спросить. Однако он не стал бы этого делать, и я ценила это в нем. Но для него было невозможно НЕ ХОТЕТЬ узнать причину. Почему я попросила присмотреть за ним и Диди? Почему я присоединилась? Почему я сосала его член?

Как ему могло быть НЕ любопытно? И в тот момент я поняла, что возврата к тому, как все было, на самом деле никогда не произойдет. Мосты нельзя не переходить. Звон колокола нельзя вернуть назад.

Член не может быть не отсосан.

Многие люди, которых я знала, пытались снова стать «просто друзьями» после отношений; ни один не преуспел. Дело не в том, что они больше не могли быть в дружеских отношениях или даже чувствовать себя комфортно друг с другом; просто как только линия отношений была пересечена, пути назад уже не было. Эти люди могли только двигаться вперед, принимая то, что произошло, как часть своего прошлого и с этого момента строили новую дружбу.

Хотя у нас с Ником никогда не было таких отношений, черта все же пересечена. Вернуться к старой дружбе, какой бы прекрасной она ни была — невозможно. Ник сказал мне об этом сегодня утром, когда признал, что не сможет стереть свою память. Если бы я хотела продолжать быть его другом, я не могла просто спрятать произошедшее под ковриком. И действительно, если я хотела, чтобы это была ИСТИННАЯ дружба, тогда мне нужно было стать ЛУЧШИМ другом, чем я была до сих пор.

Глубоко вздохнув, я сказала: «Знаешь что? Давай упомянем об этом».

«Хм?» Его брови приподнялись.

«Прошлая ночь. Давай поговорим об этом».

Его лоб теперь нахмурился. «Э, разве ты не сказала сегодня утром, что хочешь забыть, что это когда-либо происходило?»

«Да, я знаю, я знаю. Но, к сожалению, человеческий мозг так не работает».

Боже, если бы я только могла найти способ забыть все ужасные вещи, которые я сделала с Беном.

Поигрывая пальцами, я посмотрела на свои колени. «Я так много скрывала от тебя. Я столько всего не рассказала тебе ни о себе, ни о своем прошлом. Я хочу быть лучшим другом, чем это. Когда-то давно ты оказался лицом в грязи, друг мой. Помнишь это?»

Ник ухмыльнулся и криво улыбнулся. «Да, я помню».

«Да, прошлой ночью я окунулась лицом в свою грязь. И я буду изо всех сил стараться подняться наверх».

«Действительно?» Его улыбка стала шире.

Глубоко вздохнув, я протянула руки и предложила: «Хорошо, давай, спрашивай меня о чем угодно».

Его брови приподнялись. «О чём угодно?» В его глазах внезапно промелькнули миллионы вопросов. Откуда я была? В каком колледже я училась? Зачем я приехала сюда? Какие темные секреты я скрывала в прошлом? Почему я скрыла свою внешность? И какого черта я сосала его член?

«Давай начнем с того, что спросим меня о прошлой ночи», — быстро сказала я, ограничивая его возможности и, таким образом, отключая мгновенное ускорение его разума и сердцебиения.

«Хорошо…» — начал он, глубоко вздохнув. «Ну вот один: почему ты не спросила меня о том, чтобы прийти посмотреть на меня и Диди?»

Я запрокинула голову, удивленная его вопросом. Я ожидала, что он спросит, ПОЧЕМУ я вообще хотела смотреть, чтобы лучше понять свои мотивы и образ мысли. Но теперь я поняла, что это был мой собственный эгоцентризм, полагать, что он полностью озабочен МОИМ психическим состоянием, тогда как на самом деле он был таким же, как и все остальные, и его первой мыслью было задаться вопросом о себе. Почему я пошла и спросила Диди, а не его?

«Э-э… ну…» я возилась, ища правильный ответ, или даже ЕСЛИ бы я этого хотела — прямой ответ. Ник был полностью откровенен со мной на протяжении всего нашего пребывания в лагере, и в целом он был весьма откровенен, что резко контрастировало с моей сдержанностью на каждом шагу. Его откровенная честность заслуживала некоторой взаимности, по крайней мере, так думала моя рациональная часть. Но испуганная маленькая девочка внутри меня все еще хотела свернуться в позу эмбриона и просто отвечать «Нет» на каждый вопрос, который мне задавали, и я не знала, как я действительно хочу действовать.

Но, к счастью, как только я осознала ответ, я поняла, что это был ответ, который на самом деле не имел ничего общего с моими чувствами к нему. Зацепившись за это как за способ преодолеть собственную защиту, я вздохнула и объяснила: «Я не говорила тебе этого раньше, но Диди пыталась соблазнить меня пару недель назад».

«Действительно?»

Я кивнула. «Это был тот день, когда нас впервые назначили вместе работать на кухне. Она флиртовала со мной то и дело около недели, а затем после ужина она последовала за мной обратно в каюты и вошла со мной в душ».

«Понятно», — пискнул Ник. Он попытался скрыть это, подняв кулак ко рту и закашлявшись, но я увидела, что эта маленькая картинка настигла его, и не могла не улыбнуться.

«Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе мельчайшие подробности? Ты хочешь, чтобы я объяснила, как она разделась, а затем начала тереться своей обнаженной грудью о мою, в то время как брызги душа лились каскадом вокруг наших привлекательных юных тел?»

Глаза Ника широко распахнулись, и я увидела, как на его штанах образовалась выпуклость. Его уши снова стали розовыми, а нижняя губа опустилась еще на дюйм. Я могла видеть, как он борется с самим собой, большая часть его хочет, чтобы я продолжала, но вместо этого он сглотнул и покачал головой. «Эээ, в этом нет необходимости».

Я пожала плечами: «Твоя потеря». И я усмехнулась про себя в ответ на поддразнивание, на сердце у меня стало легче. «Дело в том, что она сказала мне, что ей нравятся девушки, и пригласила меня присоединиться к вам двоим той ночью».

«Действительно?»

Я кивнула. «Очевидно, я не пришла той ночью».

Его лицо упало, но он кивнул. «Очевидно».

«Но из-за этого я уже знала, что она не будет возражать против моего присутствия. Поэтому, когда я обнаружила, что хочу посмотреть, я пошла и спросила ее».

Ник пару раз моргнул и СЕЙЧАС задал вопрос, который, как я думала, он задаст раньше. «Почему ты хотела смотреть?»

Я глубоко вздохнула, заставляя себя признать свои собственные действия и действительно столкнуться с моими мотивами для их совершения. Пожав плечами, я сказала: «Это может тебя шокировать, но у меня действительно есть гормоны».

Ник усмехнулся. «Я никогда не думал, что у тебя их нет».

«Разве?» — скептически спросила я. «Да ладно».

«Ну… ладно. Может, часть меня думала, что ты бесполое существо», — признал он. «Ты явно единственная здесь, кто не проявил интереса к связи с кем-либо еще, мужчиной ИЛИ женщиной. И за неимением других причин, если тебе не хватало серьезного сексуального влечения, это, безусловно, многое объясняло о том, почему ты одеваешься и ведешь себя так, как ты это делаешь».

Я вздохнула, закрывая глаза, и призналась себе и ему: «У меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО есть половое влечение. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО возбуждаюсь. И я провожу много времени в одиночестве… ну… заботясь о себе».

Думаю, Ник при упоминании о мастурбации покраснел больше, чем я. На самом деле, это было довольно мило.

«Но я не хочу осложнений, связанных с сексом, и я не хочу ввязываться в отношения».

«А лесбиянок здесь, наверное, не так уж и много, не так ли?» — добавил Ник, согласно со мной кивая.

Лесбиянок? О верно. Я почти забыла. Он все еще не знает, что мне нравятся парни.

«Хорошо… ну…» — пробормотала я. «На самом деле может быть больше, чем ты думаешь».

Ник поднял голову. «Правда? Кто?» Я хихикнула, и Ник быстро поднял руки, размахивая ими и смущенно глядя в землю. «Нет, нет. Забудь, что я спросил об этом. Не мое дело», — пробормотал он.

«В любом случае…» — продолжила я. «У меня накопилось много возбуждению. Мы в двухместных номерах и нет интернет порно или журналов».

«Может быть, Аарон позволит тебе одолжить его подборку Playboy», — небрежно прокомментировал Ник.

«У него есть подборка?» я разинула рот.

Ник посмотрел на меня и усмехнулся.

«Может быть… Ха». Я действительно обдумала это. Дополнительная услада для глаз не повредит.

Ник зажмурился и снова отмахнулся от меня. «Хорошо. Теперь я начинаю представлять, как ты одна в своей постели с журналами Playboy в руках, и это НЕ тот образ, который я хочу иметь в своей голове».

«Извини, извини», — засмеялась я. «Встань на путь дружбы, которую мы построили, и все такое».

«Точно». Он кивнул.

Но я улыбнулась. Мне всегда было комфортно рядом с Ником, зная, что он никогда не надавит на меня. Но почему-то мне стало еще БОЛЕЕ комфортно с ним сейчас, когда мы поднимали эту запретную тему секса и все же не чувствовали себя по-настоящему неловко по этому поводу.

«Итак, вчерашний вечер», — продолжила я. «Я уверена, что отчасти это было из-за алкоголя. Я была пьяна, я была возбуждена, и мое воображение больше не мешало этому. Я вспомнила, как Диди приглашала меня присоединиться к вам, ребята раньше, и хотя я знала, что мне не было бы удобно присоединиться к вам, я подумала, что визуальная стимуляция будет действительно очень приятной».

«За исключением того, что ты присоединилась», — тихо произнес Ник.

О, верно…

Все те теплые и туманные чувства, которые у меня были только что, испарились. Неловкость, которой я была так довольна, что мы её не ощущали, внезапно проявилась в полной мере. И на нас обоих обрушилось одеяло тяжелой тишины, когда я отвернулась и почувствовала, как Ник смотрит на меня довольно странно.

У меня не было объяснений. Я все еще не могла точно вспомнить, О ЧЕМ я думала, и все же голос Ника плавал вокруг меня, спрашивая: «Зачем ты это сделала?»

Я почувствовала, как рука Ника коснулась моего плеча, и на этот раз не отпрянула. Я повернулась, чтобы посмотреть на него, увидела его выжидающее лицо и только сейчас поняла, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО задал мне этот вопрос. Я не знала, как ему ответить, и, судя по моему пустому выражению лица, он, казалось, понял это. Поэтому, глубоко вздохнув, он серьезно посмотрел на меня и сказал: «Я не хочу давить на тебя. Если тебе неудобно говорить мне что-либо, тебе не обязательно, хорошо?»

Я молча кивнула.

«Но… я… я…»

«Ты все еще хочешь знать», — закончила я за него.

Теперь настала его очередь молча кивнуть.

«Не знаю», — сказала я. А потом я отвернулась.

Мы оба долго молчали. Я погрузилась в свои мысли, все еще пытаясь понять себя и то, что со мной произошло. Я вошла в эту хижину с определенными намерениями, но также с определенными границами, которые я сказала себе не пересекать. Но я пересекла их и не могла придумать рационального объяснения почему.

Что до того, что происходило в голове у Ника, я не могу сказать. Он был таким же молчаливым, как и я, возможно, ждал меня, ожидая услышать, что я скажу. Возможно, он пытался, что ОН хочет сказать. Возможно, и то и другое было понемногу, потому что, в конце концов, заговорил он.

«Хочешь знать, почему — Я- это сделал?» сказал он. «Не прошлой ночью, но ночью, которая кажется была вечность назад. Это была ночь, когда я повёл свой Mercedes-Benz. Это была ночь, когда я сел за руль в состоянии алкогольного опьянения и припарковал свою машину у стола № 12».

Это привлекло мое внимание, и я снова повернулась к нему. Хотя причину его нынешнего «тюремного заключения» здесь, в лагере Моррис, мы обсуждали несколько раз, ПРИЧИНЫ не были упомянуты. Я действительно хотела знать и, взяв себя в руки, утвердительно кивнула.

Он больше не смотрел на меня. Он смотрел вдаль, на горизонт, который давно потемнел, и никто из нас не обратил на него внимания. Он смотрел дальше, назад сквозь время и пространство в прошлое, вновь погружая себя в ту ситуацию и гримасничая при этом.

Ник поджал губы, сжимая их, пока они не образовали плоскую линию на его лице, которая соответствовала его взгляду. И когда он начал медленно трясти головой, он повернулся ко мне и пожал плечами, произнося: «Я не могу тебе сказать. Я не знаю».

Я нахмурилась. «Хм?»

«Почему я это сделал? Не могу сказать. Там нет рационального объяснения тому, что я сделал. Не было рассуждений, что придали бы этому какой-то смысл. Это было совершенно иррациональным, и это просто произошло, на раз». Он щелкнул пальцами для выразительности. «Это было в самый разгар момента. Всего лишь мгновение, вот всё, что потребовалось. И эта минутная ошибка в суждениях стоила мне всего.

У меня были ключи от машины. Мои друзья требовали их. Я знал, что я пьян. Я ЗНАЛ как лучше. Я ЗНАЛ, что мне не следует садиться за руль. Нет никакой логики, никаких рассуждений, которые сказали бы: «Садись за руль и поезжай». Ничего. Пшик. Пусто. Но я все равно сделал это. Я знал, что это неправильно, но в тот момент я сказал «нахуй всё» и все равно поехал.

Я не могу это объяснить. Я не могу это защитить. Я хочу, черт возьми, вернуть это, сделать что-то другое. Я хотел бы сделать себя НЕ-глупым и НЕ-безрассудным, но я не могу. Я не могу изменить прошлое, и ничто из того, что я делаю, никогда не компенсирует это, хотя якобы именно это и должен был сделать судебный приказ. Я облажался. Я поступил неправильно. Я бессилен что-либо ИСПРАВИТЬ. Я должен жить с последствиями».

С этими словами Ник опустил руки на колени и использовал их, чтобы оттолкнуться от скамейки. Он встал и прошел в нескольких шагах от меня, громко выдохнув, прежде чем развернуться, его глаза обратились к небу, когда он смотрел на деревья и темнеющее небо. Он был погружен в свои мысли, все еще там, на той улице в Лос-Анджелесе. И это было нормально, потому что я потерялась в своих.

Я сделала то же самое, не так ли? Момент с Хароном. Измена. О, был миллион других вещей, которые я сделала неправильно в моих отношениях с Беном, но все они были исправимы, пока я не переспала с Хароном. Если бы я не сделала этого, я могла бы встретиться с Беном на следующий день. Я могла бы рассказать ему о суматохе в моей голове. Я могла бы разделить свою боль и попросить его о помощи. Вместе мы могли бы что-то исправить. Вместе… мы все равно были бы вместе.

Но я этого не сделала. Я облажалась. Я ЗНАЛА как лучше. Я ЗНАЛА, что мне не следует спать с Хароном. Не было никакой логики, никаких рассуждений, которые говорили бы изменить моему парню и переспать с другим мужчиной. Я не могла рационализировать это каким-либо образом, который мог бы приравнять это к «правильному решению». Но я все равно это сделала. В тот момент я сказала «нахуй всё». И я его трахнула.

Это было сгоряча. Я чуть не умерла, пытаясь перейти ту улицу. Харон спас меня, спас мне жизнь. Мой разум был сбит с толку, и мой мозг был залит адреналином. Мои когнитивные функции, вероятно, не сильно отличались от когнитивных функций Ника, когда он был пьян. Мы оба приняли плохие решения. И теперь мы оба жили с последствиями.

На самом деле последствия Ника были гораздо более жизнеспособными. Никто не умер. Никто из его знакомых не пострадал. Все повреждения были денежными, и деньги можно было заработать снова. Хотя он чувствовал себя беспомощным, чтобы исправить это, на самом деле ничего не нужно было исправлять. В конце года он действительно МОЖЕТ вернуться к своей прежней жизни, продолжить с того места, на котором остановился, и просто быть немного мудрее, осторожнее и воздерживаться от алкоголя, как он отказывался выпить на вчерашней вечеринке.

Но не я. Мои действия причинили боль. Мои действия разрушили отношения.

Я вспомнила тот первый день на гребне, когда Ник впервые сказал мне, что прибыл сюда по постановлению суда. Я вспомнила, как думала, что здесь был парень в такой же ситуации, как моя. В прошлом он совершал ошибки. Он был здесь, чтобы отбыть наказание. И для него, и для меня это был шанс начать все сначала. И вместе мы могли бы извлечь уроки из своих прошлых ошибок и изменить себя к лучшему.

Но в этом Ник уже опередил меня на световые годы. Он похудел. Он стал сильнее физически. Он перестал ныть. И он научился ценить мелочи жизни. Он строил дом голыми руками. Он начинал отношения с невероятно горячей и грудастой блондинкой. И он усвоил один ценный урок, который ему нужно было усвоить здесь: будьте осторожны с алкоголем.

Вот и все. Это было хреново. Нику не нужно было больше чему-то учиться на своих прошлых ошибках. Он не был дурацким человеком, разорвавшим совершенно хорошие отношения и разбившим сердце тому, в кого был по-настоящему влюблен. Его послали сюда люди, которые любили его, послали расти и учиться, и именно это он и сделал. Ник был готов — прямо сейчас — покинуть это место и отправиться ДОМОЙ, в реальный мир. Он был полноценным членом общества, который мог выплатить финансовую компенсацию за причиненный вред, держаться подальше от алкоголя и НИКОГДА не попадать в ситуацию, в которую попал раньше.

Но не я. Я УБИВАЛА людей, людей, которые, вероятно, все еще страдали от нанесенного мною ущерба. Я бросила людей, которые любили меня и не хотели, чтобы я уходила. Я ВСЕ ЕЩЕ облажалась. Я все еще не знала, кто я и кем собираюсь стать. Я все еще не понимала себя, не говоря уже о том, как себя исправить. Я была здесь уже три месяца, и я не была близка к тому, чтобы понять, как я собираюсь вернуться к Бену.

Моя дружба с Ником была основана на взаимном чувстве непричастности. Мы оба были аутсайдерами, оправлялись от своих прошлых ошибок и пытались понять, как снова найти свой путь. Я сблизилась с Ником, потому что я не чувствовала угрозы со стороны него, и потому что я видела в его потерянной душе своего рода родство, зная, что мы оба были в одной лодке.

Но внезапно я больше не чувствовала родства с Ником.

И снова я почувствовала себя совершенно одинокой.

— 2 ДЕКАБРЯ —

«Балкон?» — предположил Ник, догнав меня сразу за домиком для персонала.

Я как раз собиралась сойти с крыльца, но ненадолго остановилась, чтобы повернуться и покачать головой. «Нет. Иди вперед, если хочешь, может, возьми Диди на романтическую прогулку. Я как раз собиралась уйти одна».

«Опять?» Ник чуть не заскулил, взяв себя в руки и глубоко вздохнув. Мы оба полностью осознавали, что за последнюю неделю я много гуляла одна, и Ник определенно мог сказать, что наши отношения были не такими, как раньше. Но вместо того, чтобы давить на меня, он отступил даже БОЛЬШЕ, чем обычно, постоянно напоминая мне о своем присутствии и готовности поговорить о чем угодно, если я только приму его предложение.

Но я не могла. Уже нет. Это было не из-за Дня Благодарения, хотя он сознательно старался больше не поднимать эту тему. Это было даже не из-за того, что сделал Ник. Это было все обо мне, и это было действительно потому, что я больше не чувствовала связи с ним.

Он был тем же хорошим парнем, которого я всегда знала. Он все еще был привлекательным для меня, особенно теперь, когда я начала ценить его милую привлекательность, чувство уважения и границ, а также очевидную теплоту ко мне. Но я просто больше не чувствовала этой связи с ним. Я не чувствовала этого родства. И действительно, половину времени, когда я смотрела на него, я напоминала себе, что ему удалось изменить свою жизнь там, где я потерпела неудачу.

Это не значит, что мы больше не были друзьями. Зои и Аарон все еще были увлечены друг другом, и мое общение с соседкой по комнате теперь превратилось в вежливые приветствия или случайные разговоры во время еды. Я все еще держалась на расстоянии вытянутой руки от большинства остальных в лагере, поэтому я могла пообщаться с Ником и Диди или вообще ни с кем.

Мы все еще ходили вместе гулять, просто… уже не ВСЕ время. Мы все еще тратили время на еду и вместе проводили время, просто… не все время. И мы по-прежнему много говорили друг с другом о том, что происходит, или о забавных анекдотах дня, просто… больше не о глубоких личных вещах.

Мы пятились назад. В течение первых трех месяцев нашей дружбы мы с Ником постепенно работали до уровня комфорта, который включал в себя случайные прикосновения, комментарии без страха осуждения и полное отсутствие напряжения. За семь дней мы вернулись к началу сентября, когда Ник отбрасывал все, что хотел сказать мне, из страха перед моей реакцией, а я сомневалась во всем, что хотела ему сказать, просто потому, что моя защитная реакция вернулась. Он меня больше не обнимал. Он не трогал мою руку. И несколько раз, когда это происходило случайно, это было так неожиданно, что я не могла не отпрянуть, подпитывая порочный круг дальнейшего регресса.

Неловкость, которая не была частью наших недавних отношений, вернулась — не постоянно, иначе было бы невозможно оставаться друзьями — но она возникала чаще, чем любому из нас хотелось бы. Мне это не нравилось. Я хотела, чтобы это ушло. Но я знала, что большая часть неловкости была из-за меня, и я просто не знала, как это исправить. Это было почти так, как если бы мы занялись пьяным сексом, а потом не знали, как себя вести друг с другом.

Что ж, это вроде как правда, разве нет?

Не помогает…

«У меня есть кое-что, в чем мне нужно разобраться в моей голове. Мы пойдем куда-нибудь завтра вечером, хорошо?» Я пообещала, заставляя себя улыбнуться, и снова посмотрела на Ника. «И я увижу тебя немного на ужине».

«Ужин. Точно». Ник кивнул, явно не удовлетворенный. Он беспокоился обо мне, но он знал, что если стена была поднята, то она будет стоять. «Увидимся».

С натянутой улыбкой я пожала плечами и сошла с крыльца. «До свидания».

— 10 ДЕКАБРЯ —

«Привет.» Ник улыбнулся, когда я подошла. Мы только что закончили обед, и он стоял, прислонившись к стене у входа в столовую, и ждал меня. Была суббота, выходной, когда друзья собирались вместе, чтобы пообщаться, пары собирались на некоторое время наедине, и когда мы с Ником обычно отправлялись в долгий поход куда-нибудь далеко, чтобы поговорить в течение нескольких часов, пока не вернемся обратно на ужин.

Привычно.

Он посмотрел на меня с надеждой, но, когда я не сразу ответила, его улыбка дрогнула. Я замедлилась и глубоко вздохнула. Я собралась извиниться, но Ник прочитал мое лицо, и выражение его лица упало, прежде чем я успела сказать хоть слово.

Я ничего не могла сказать. Я не знала, ЧТО сказать. Так что я этого не сделала. Я просто склонила голову и вышла на улицу. И я не дышала, пока дверь за мной не закрылась.

Это было несправедливо по отношению к нему. Я знала, что он испытывает ко мне чувства: влюбленность наверняка, может быть, даже «влюблён». Но что я действительно могла сделать? Я с самого начала сказала ему, что не хочу отношений, и даже заверила его, что я лесбиянка, чтобы еще больше ослабить любые тщетные надежды. Я поощряла и поддерживала его отношения с Диди, поэтому он всегда должен был понимать, что мы никогда не будем вместе.

И все же я дала ему все основания полагать, что мы — близкие, платонические друзья. До этого момента мы провели вместе всю программу. Я была его единственным доверенным лицом, компаньоном, на которого он мог рассчитывать, чтобы отразить одиночество и изоляцию, будучи так далеко от дома, в деревенском уединении Сьерры, с людьми, которых он никогда раньше не встречал. Теперь я даже не была надежным товарищем.

Но что я могла поделать? У меня были собственные проблемы. Особенно сегодня.

Сегодня я наконец набралась смелости сделать то, что, как я всегда знала, было неизбежно. Сегодня я возвращалась СЮДА.

Сосредоточившись на своем пункте назначения, я сконцентрировалась на том, чтобы пройти по тропинке из главного корпуса на парковку. С момента моего приезда мой Малибу использовался очень редко: я делала одну или две поездки вниз по горе в город, чтобы доставить припасы или переправить товарищей по ранчо к месту сплава по бурной воде или какого-нибудь другого приключения. Мы все старались использовать наши машины хотя бы раз в месяц, просто чтобы убедиться, что они заводятся и могут ездить. Но я сегодня никуда не ехала.

Вытащив из бардачка все, что мне было нужно, я изменила направление и пошла по территории, пока не нашла знакомую тропу. Это привело к тому, что я пересеклась с парой других работников ранчо, но я даже не помахал им в ответ на их вежливые приветствия. У меня было слишком много мыслей. Как бы то ни было, они привыкли к такому антисоциальному поведению с моей стороны.

Даже после трехлетнего перерыва я знала маршрут наизусть. Я не торопилась, идя размеренным шагом. Я с нетерпением ждала цели своего путешествия, но в то же время колебалась. Чем ближе я подходила, тем больше я замедлялась. Прогулка, которая занимала всего тридцать минут, когда ноги у меня были короче, чем у десятилетнего ребенка, сегодня заняла у меня сорок минут, поскольку я останавливалась по пути, чтобы полюбоваться, как мало изменилось за эти годы. Наконец, я сошла с тропы и прошла через сотню ярдов голой земли, которая следующим летом снова зарастёт полем высокой травы. Кусты, однако, были многолетними растениями, которые держали листья на морозе, как и деревья наверху.

Если не считать сезонных изменений, все было так, как я запомнила. Плоская поляна размером пятнадцать на десять футов была затенена и огорожена с двух сторон деревьями, кустами позади и теперь уже пересохшим ручьём передо мной. У меня был вид на каньон за ним и легкий ветерок, который время от времени усиливался и охлаждал меня. Была уже почти зима, но летом поляна была странной, спокойной и идеальной. Это был наш частный рай.

Наш.

Меня и Его.

По крайней мере, так было раньше.

Я не была здесь три с половиной года. Тогда мы только закончили среднюю школу, и я отпраздновала свой восемнадцатый день рождения. Теперь это было похоже на то, что было целую жизнь, эпический эон времени. Возвращаться в те дни, когда я была беззаботным подростком, наслаждалась блаженством быть со своим летним парнем, беззаботно отвергая любые романтические реалии, ожидающие меня дома.

Это забавно… Если подумать, я была на самом деле ВМЕСТЕ с Беном только один раз здесь, в течение скудных двух недель между младшими и старшими классами, когда мы договорились стать парой и попробовать отношения на расстоянии, которые были обречены. Все остальное лето мы были просто друзьями, хотя и с некоторыми преимуществами. Так что, несмотря на все наши романтические (и сексуальные) перерывы в этом особенном месте, очень немногие из них происходили, когда мы были официальной парой.

И все же наши отношения всегда выходили за рамки определения «парень / девушка». Такие ярлыки никогда не применялись к нам по-настоящему, если только считать ярлык «родственная душа».

Я все еще хотела верить, что он был моей родственной душой. В конце концов, я долгое время считала, что у нас общая судьба, не поддающаяся объяснению. Между нами двумя была почти мистическая связь, связь, которая сформировалась в младенчестве и со временем только укреплялась. Никакая топорна работа, связанная с изменой, обидными действиями или недопониманием, не могла разорвать эту связь, что бы мы ни делали друг с другом. Это всегда соединяло бы нас, всегда связывало бы нас, всегда удерживало бы нас в жизни друг друга.

Но обязательно ли это означает, что нам суждено быть вместе? Действительно ли нам суждено пожениться, завести детей и жить долго и счастливо? Или мы были как… близнецы… навсегда связаны, навсегда семья, но не более того?

Была ли наша связь продуктом нашего общего опыта друг с другом? Или это было конструкцией наших родителей, которые постоянно сближали нас?

Я не знала. И действительно, мне было все равно.

Я была несчастна. Я знала, что моя душа болит без него. И то, что на этот раз я вдали от него, убивало меня.

Тогда какого хрена ты не в Беркли?

Потому что…

Потому что что?

Потому что я его не заслуживаю.

Ты хоть представляешь, как сильно ты сейчас звучишь как сломанная пластинка?

Эй, я ЗДЕСЬ, не так ли?

Это заняло достаточно много времени.

Я вздохнула и села на землю, оглядывая священную землю, где мы провели вместе так много драгоценных моментов. Я провела чертовски много времени, разговаривая с Ником один на один за последние несколько месяцев, но это время все равно меркло по сравнению с той суммой, которую я потратила с Беном в этом самом месте. Здесь мы узнали о птицах и пчелах. Здесь мы открыли для себя нашу сексуальность. И мы пересмотрели границы человеческого удовольствия здесь. Если какое-то место на планете и олицетворяло «НАС», то оно находилось именно здесь.

И если какой-либо объект на планете олицетворял «НАС», то это была вещь, которую я извлекла из бардачка моей машины.

Глядя на серебряный браслет, я потерла большим пальцем надпись: Бен Навсегда. Это была цель. Это был пункт назначения. Это была цель моей жизни.

Но почему? Почему он? Что в нем такого особенного? Я имею в виду, помимо безбожных оргазмов.

Он мой Бен.

И? Ник мог бы быть «твоим Ником».

И все же это не так. Он просто Ник. Бен — это БЕН.

Ты продолжаешь ставить его на этот пьедестал. Но мальчик не идеален. Он сделал свою долю ошибок. Он такой же дебил, как и ты.

Он мне не изменял.

Ну, не ТЕБЕ. Но ты прекрасно знаешь, что измена — часть его прошлого.

ОН не изменял МНЕ. Это все, что имеет значение. -Я- испортила эти отношения, ты не понимаешь? — Я- не заслуживаю ЕГО.

И почему вы именно это сделали? Бен навсегда. Цель, место назначения, твоя цель в жизни. Он у тебя был. Он был готов жениться на тебе. Он был готов стать отцом твоих детей. У тебя было все, что ты когда-либо хотела, и ты все это выбросила. Почему?

Я не знаю.

Может быть, это потому, что ты не была УВЕРЕНА, что хотела?

Теперь я уверена.

Почему? Что изменилось?

Потому что я понимаю, что у меня было и что я принимала как должное.

Что именно?

Счастье. Товарищеские отношения. Совместимость.

Вы двое просто подходите.

Да.

И ты не можешь найти кого-то другого подходящего?

Нет.

Откуда ты это знаешь?

Никто никогда не заставлял меня чувствовать так, как он.

ПОКА НИКТО.

Никто никогда. Я старалась. Райан, Харон, даже Берт.

Это трое парней. Не совсем» вся рыба в море».

Их было достаточно. Я без него потеряна. Я не полноценна без своего Бена.

Так что тебе действительно очень НУЖЕН Бен. Ты это говоришь?

Да.

А что, если он найдет кого-нибудь еще, пока тебя нет? Что, если он безумно влюбится и решит жениться, создать семью и делать все это вместе… с кем-то еще.

Он не будет. Он меня ждет. Он сказал мне.

Сказал тебе во время очень эмоционального телефонного звонка еще в сентябре. С тех пор прошло много времени. За это время с мальчиком может случиться многое, особенно с таким количеством возбужденных шлюх, которые все время вьются вокруг него.

Он не будет. Он меня ждет.

Так уверена в себе?

Мы родственные души. Так должно быть.

Вот почему ты не вернулась и не сражаешься за него прямо сейчас? Ты просто предполагаешь, что он будет рядом, когда ты вернешься?

Я предполагаю. Я ДОЛЖНА верить.

Без сомнений?

Без сомнения.

Эм, ты ведь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО помнишь, что я это ТЫ, верно? Я твоя голова, и если я сомневаюсь в этом, значит, у тебя ДЕЙСТВИТЕЛЬНО есть сомнения.

Я не сомневаюсь.

Конечно сомневаешься.

Я НЕ сомневаюсь!

Кричать в свой мозг не лучшая идея.

Пошла ты.

Ооо, да. Проклиная себя в третьем лице намного лучше для твоего рассудка.

Я глубоко вздохнул и импульсивно надела браслет на запястье.

Вау… Ладно, это что-то новое.

Вот где ему место. Напоминание о том, зачем я здесь.

Если это так, почему ты не носила его все это время?

Потому что.

Потому что…

ДА ПРОСТО ТАК!

Ух, угу. Тооооочно.

Прошлое не имеет значения. Важно то, что сейчас я сосредоточена на нем. Бен — это цель. Бен — пункт назначения. А браслет — моё напоминание.

Так что… это НЕ отчаянная мера, потому что в последнее время ты обнаружила, что твоя решимость ускользает из-за всей этой истории с Ником и Диди?

Это символ. Это заявление.

Самой себе? Или Нику?

Ник не имеет к этому никакого отношения. Это заявление самой себе.

Если бы это было только для тебя, тебе бы не НУЖНО было заявление.

Ты можешь ЗАТКНУТЬСЯ НАХУЙ?

Эй, ты пришла сюда, в это место, чтобы поговорить со мной. Я не видела, чтобы ты привела кого-то еще для этого разговора. Ты хотела этого разговора с собой.

Я пришла сюда не для того, чтобы поговорить, точка. Я пришла сюда, чтобы думать, размышлять.

Не становиться снова шизофреничкой?

ДА!

Слишком поздно, девчонка.

Ебать…

Да, о ёбле. Как именно мы собираемся соблюдать целомудрие до конца года?

Мы справимся. И не будем отвлекаться.

Но я возбуждена.

Я тоже. Но суть не в этом.

Тогда в чем суть?

Бен.

Ах да. Возвращение Бена. Э-э, чтобы снова не отвлекаться, но как именно мы это сделаем, когда мы находимся здесь, а он там?

Мы снова найдем друг друга.

Ах да. Как у тебя дела, Мари?

Я не Мари. Меня зовут Аврора.

Я глубоко вздохнула, ожидая, пока моя совесть прокомментирует, сколько времени мне потребовалось, чтобы подумать об этом имени «вслух» или издаст ещё какой-нибудь возглас недоверия, но ничего не случилось. Я продолжала дышать, вдохнув и выдохнув еще дважды, но больше никаких возражений из моего мозга не поступало.

Наконец голос пропал. Думаю, это имело смысл. Возможно, голос был НАСТОЯЩЕЙ Авророй, той частью меня, которая действительно знала, кто я. И все это время, когда я бежала, притворяясь кем-то, кем я не была, этот голос кричал внутри меня, пытаясь выбраться наружу.

Каждый раз, когда я обнаруживала, что иду по пути, который не был настоящим, не по тому пути, по которому я должна была идти, она была рядом, чтобы уговорить меня вернуться.

Каждый раз, когда я сбивалась с пути, она подталкивала меня в правильном направлении.

Теперь, когда я, наконец, снова объявила себя МНОЙ, чтобы быть АВРОРОЙ, этот голос и я больше не были отдельными сущностями. Мы снова были вместе.

И — Я— вновь была целой.

Пффф, в твоих мечтах, девчонка.

Что за-? Ты все еще здесь?

Ты добилась прогресса. Ты захотела назвать свое собственное имя. Это хорошее начало, но нам еще предстоит пройти долгий путь. Ты думаешь, что один маленький момент храбрости снова вылечит тебя? Это не так просто. Есть целый длинный список вещей, через которые нам предстоит пройти.

Таких как?

Фактически я даю ответы на все вопросы о твоей жизни. Ты много это делала: задавала вопросы, гадала, кто ты на самом деле и куда тебе нужно идти. Но ты давала много ответов «я не знаю» и очень мало конкретных.

Вздох… хорошо. С чего начать?

Мы уже начали.