Черемисов застал Людмилу Николаевну в саду. Она играла на траве с своим ребенком, бросала в него цветами и весело смеялась своим тихим, сдержанным смехом.
— Как поживаете, Людмила Николаевна? — спросил у нее Черемисов, усаживаясь. — Впрочем, что и спрашивать — хорошо?
— Ничего себе… А вы слышали — Володя оставил службу? — проговорила маленькая женщина с радостью.
— Уволили?
— Да, за корреспонденцию…
— От этого и веселы? — засмеялся Глеб.
— Отчасти, я рада за мужа… Он ведь так жаловался на эту службу, а теперь свободен…
— А жить чем?
— Жить? — улыбнулась Людмила Николаевна. — Проживем! Корреспонденции и моя работа прокормят нас; ведь нам немного нужно…
— А потом? — опять спросил Глеб, заметив по полноте стана, что скоро и еще ребенок будет.
Людмила Николаевна покраснела.
— Потом? — переспросила она. — И потом как-нибудь справимся… Володя сумеет заработать… Он все это время такой веселый и довольный; его забавляет, как все злятся на него за его статьи…
— Он не дома?
— Сейчас будет… Он только пошел к бухгалтеру за деньгами… свое последнее жалованье получать.
Скоро явился и Крутовской. Он сиял.
— Слышали?
— Слышал.
— Бесятся-то как… Колосов, так тот, говорят, к губернатору ездил жаловаться!..
— И опять, пожалуй, вам отсюда придется уехать?
— И пусть! по крайней мере здесь насолил этим мерзавцам! — весело говорил Крутовской. — Весь город трещит, Грязнополье волнуется, таки всколыхнул это стоячее болото… Ну, а вам как живется?
Глеб рассказал о предполагаемых чтениях и просил Крутовского черкнуть два слова об этом в газетах.
— Да ведь я Стрекалова только что обругал?..
— Да кто ж вас просит хвалить? Вы только напишите, что будут, с разрешения губернатора, чтения. Ему это понравится, и сомнения не станут грызть его. И вообще я бы вас просил, Крутовской, оставить пока Стрекалова в покое.
— Этого мерзавца?! — горячился Крутовской.
— Да.
— А зачем?
— А затем, чтобы не мешать делу.
— Какому? — допрашивал Крутовской.
— Я ведь вам сказал…
— Ничего вы не сделаете с этим барином!
— Попытаюсь.
— Обойдет он вас, помяните мое слово!
— Это увидим, а пока обещайте его не продергивать!
— Да мне черт с ним! Теперь и без него материалу много, — смеялся Крутовской. — А вы нынче, Глеб Петрович, по иезуитской дороженьке изволите шествовать? — не без иронии говорил Крутовской.
— Изволю.
— И дружбу с прохвостами завязали?
— И дружбу с прохвостами завязал.
— И терпите это собачье общество?
— Терплю и даже херес отличный попиваю! — Приятели помолчали. Крутовскому не нравился такой образ действий. «Уж не стал ли и он филистером?» — быстро заподозрил он Глеба и как-то двусмысленно посмотрел на приятеля. Глеб заметил этот взгляд и улыбнулся.
— Не по нраву вам? — спросил он.
— Не по нраву.
— Вам без травли ни-ни?.. Чтобы все трещало вокруг, и чтобы ваше имя не без треска произносили? Это нравится?
— Нравится.
— А что толку из этого?
— Толку?.. — остановился Крутовской. — Да хоть бы тот, что я этим подлецам кровь порчу.
— Малым же вы довольствуетесь! Ну, а я хочу большего.
— Как бы вас они сами не объехали!
— Меня? — спросил Глеб, и взгляд его был такой злой, а насмешка такая ехидная, что Крутовской с удивлением взглянул на Глеба. — Меня они не объедут, а если и объедут, то не без труда, Крутовской. Я знаю их недурно. В вас, Крутовской, барство говорит, тщеславие… Вам подай все готовенькое, руки-то у вас беленькие, а у меня ведь, — не без гордости сказал Глеб, — они не барские… Не спорю, ваши статьи хлестки и не без пользы, да только польза-то крохотная и, главное, вам самим больше удовольствия доставляет этот треск, чем самая польза. Разве не правда? — продолжал Глеб, глядя в глаза Крутовскому.
Тот молчал.
— А вы меня, — ведь я вижу по глазам, — чуть в подлецы не записали из-за того, что я хочу идти не тем путем, который вам нравится. «Или ручку пожалуйте, или бац в рыло!» Чуть не по-твоему — подлец! Если бы я вас не знал хорошо, Крутовской, я бы наплевал на ваши намеки, но мне за ваше мальчишество стыдно…
— Да вы поймите, Черемисов, что плетью обуха не перешибешь! Ну, хорошо, чтения вы устроите и хорошие, — много от этого пользы? Соловья баснями не кормят! А Стрекалов будет думать, что и вы заодно с ним.
— Да пусть думает, а чтения — все ж таки польза.
— Не ахти какая!
— И без вас знаю, что не ахти какая, и не в чтениях вижу самую суть.
— Вот видите ли, и вы согласны, что это — толчение воды!
— Во-первых, вовсе не согласен, а во-вторых, по-вашему, лучше сидеть сложа руки и показывать кукиши в кармане? — резко крикнул Глеб.
— Чего вы злитесь: я знаю, что вы честный человек.
— А знаете, так и не намекайте! — озлился Черемисов и даже побледнел. — Кто что может, тот то и делает: вы пишете статьи и благо вам, я стараюсь по возможности иначе помочь людям, которые и едят-то хуже стрекаловских собак, — и благо мне, если это удастся. Ваше дело — помочь мне, а не намекать… А то чуть не по-нашему — рознь. Никогда ничего и не выйдет с такими воинами: нечего сказать, хороши будут воины, если из-за выеденного яйца станут ссориться! Да таких воинов всех поодиночке враг переест! А враг умнее себя держит… Нет, сэр Крутовской, не объедут они меня: не из такого мы теста сляпаны! — закончил Глеб, смеясь своим обычным резким и насмешливым смехом и самоуверенно встряхивая головой. — Что, как финансы?
— Плохи, по обычаю.
— Надо?
— И очень. Сейчас ходил за жалованьем — не дали.
— Возьмите у меня.
— А вы? — сконфузился Крутовской.
— Я один, а вы вишь с семейством. Еще того н гляди турнут вас куда-нибудь! — сказал Глеб, прощаясь с Крутовским.
— Вы не сердитесь? — спросил Крутовской, провожая Глеба.
— За что?
— Да я заподозрил вас, — сконфузился Крутовской.
— Нет, не сержусь. Темперамент у вас такой — что с ним поделаешь! Подозревать — отчего же, да только с толком надо и подозревать, а то порядочного человека подчас подозревать станете и — напакостите. Людей надо раскусывать, и долго, а не сразу накидываться, — право так, Крутовской.