Без исхода

XLIII

В этот день молодая актриса проснулась позже обыкновенного и весело зевнула. Она припомнила вчерашнее торжество, кучу своих поклонников и звонко расхохоталась.

«Для начала недурно, а потом в Петербург! Там дорога шире!» — подумала красивая хищница. Она взяла со столика маленькое зеркало и стала рассматривать свое лицо. «Ведь ничего особенного нет, а нравлюсь! С ними только побольше дерзости, и они будут у ног!» — не без презрения подумала она о своих поклонниках. Она вспомнила о Крутовском и почему-то задумалась.

— С этим шалить нечего: не им чета и жаль его! — шепнула она, вспомнив позавчерашнюю сцену.

— Надя! — звонко крикнула она горничную. Вошла Надя.

— Крутовской был вчера?

— Нет.

— И сегодня не был?

— Не были.

«Сердится! и в театре вчера не был, но, верно, сегодня будет!» — подумала Ленорм.

— Сегодня был один господин.

— Кто?

— Не сказался. Такой лохматый, длинноволосый и сердитый на вид.

— Кажется, таких у нас не бывает, Надя? — засмеялась актриса.

— Этот ни разу не был. Пришел и спросил: «Дома?» — говорю: «Почивают». — «Когда, говорит, почивать перестанут?..» И говорит, точно лается.

— Не Черемисов ли? — вдруг радостно крикнула Ленорм. «Нет, не может быть: к чему он придет?» — подумала она, и улыбка быстро сбежала с ее лица.

— Курчавые волосы, Надя, высокий, говорит сердито? Губа подымается? — допрашивала Ленорм.

— Курчавый и высокий, а губы не приметила.

— Ах, какая ты, Надя! Зачем ты не попросила его подождать?

— Станет он ждать! Он сейчас же повернулся и сказал…

— Это он! — весело шепнула Ленорм. — Что сказал?

— Приду, говорит, через два часа.

— Одеваться, Надя, скорей!

Она быстро встала и не без намерения оделась во все черное.

— Хорошо, Надя?

— Очень.

— На монашенку не похожа? — говорила она, осматриваясь перед зеркалом. — Ну, теперь подавай мне кофе в гостиную.

Через несколько времени раздался звонок. Сердце Ленорм забилось.

«Господи, какая я еще дурочка! — улыбнулась актриса. — Точно жениха жду!»

— Тот самый, что был! — прибежала доложить Надя.

— Проси и не принимать никого!

— И если генерал приедут?

— Если двадцать генералов, все равно меня нет дома!

В гостиную вошел Черемисов. Ленорм быстро вскочила с дивана и бросилась к нему навстречу.

— Какой счастливый ветер занес вас, Глеб Петрович, ко мне? Садитесь, будьте дорогим гостем. Хотите кофе?

— Нет.

— Ну, чаю?

— И чаю не хочу.

— Ну, так ничего вам не будет. Садитесь вот сюда, в кресло. Ведь я вас с лета не видала. Что поделывают Стрекаловы, что Ольга?

— Кажется, здоровы. Я ведь больше не там.

— Распростились? — весело промолвила Ленорм.

— Распростился.

— Свободны, как ветер?

— И свободен.

— И сердца нигде не потеряли?

— Нигде.

Она заглянула ему в лицо с самой очаровательной улыбкой и тихо сказала:

— Правда ли?

— Что же мне врать!

— Тот же медведь, как и был! — весело захохотала она. — Тот же! Вот только похудели и очень похудели; что с вами, здоровы?

— Здоров, ничего себе! — сказал Черемисов, оглядывая комнату.

— Что вы так разглядываете? — перебила его Ленорм.

— Квартира прекрасная! — машинально заметил Черемисов.

Молодая девушка вспыхнула, на глазах чуть было не навернулись слезы.

— Я ведь хищник! — уныло сказала она.

Черемисов спохватился, что сделал глупое замечание о квартире, и ему стало неловко. Он искоса взглянул на Ленорм; она, опустив глаза, перебирала каемку платка. Оба несколько времени помолчали.

— Вы, верно, по делу пришли? — сказала девушка, вдруг переменив тон. — Ведь не для того, чтобы меня видеть, нет?

— Я пришел к вам с просьбой.

— Вы? Ко мне с просьбой?

— Да. Вы знаете Крутовского?

— Знаю! — отвечала девушка.

— Это мой бывший приятель.

— Что же дальше?

«Неужели он пришел от Крутовского?» — подумала девушка.

— Вы позволите мне говорить откровенно? — мягко спросил Глеб.

— Еще бы, говорите откровенно! — недоумевала актриса.

— Так будьте откровенны и вы. Скажите, ведь вы Крутовского не любите?

— А вам какое дело? — усмехнулась француженка.

— Не лукавьте, бросьте этот тон; право, он лишний и для самой вас тяжел; говорите со мной по-приятельски! — мягко сказал Черемисов, тихо пожимая руку молодой девушки.

И странно: от этого тона, от этих простых, искренних слов Ленорм как-то вдруг изменилась, сделалась проще.

— Не люблю.

— А он вас?

— Тоже, я думаю, не любит.

— А просто ухаживает от скуки?

— Больше чем ухаживает: увлекается. Он ведь меня мало знает, — тихо прошептала девушка.

— Значит, все это пустяки?

— Пустяки.

— А из-за этих пустяков жена его страдает.

Ленорм потупилась и молча перебирала платье.

— Так знаете ли, что? Не пускайте вы к себе Крутовского. Я его знаю: он озлится, но так же скоро вас забудет, как скоро и влюбился. Так или иначе, а все бы этим кончилось. Он жену хоть и мучит, но очень любит. Она ведь много с ним бед видела, и вместе они испытали немало лишений. Они тоже цыгане, но только с детьми, а это куда как трудно!

Ленорм не поднимала глаз и молчала.

— Что ж вы не ответите? Ведь вы это сделаете?

Она подняла глаза и взглянула на Глеба; в ее взгляде было столько доброты, столько хорошего, ласкового выражения, что Черемисов крепко пожал ей руку и заметил:

— Я уверен был, что вы так поступите!

Она тихо высвободила руку и снова опустила голову.

Оба помолчали.

Когда молодая девушка подняла голову, по лицу ее катились слезы.

— Зачем вы не написали мне об этом, а сами пришли? Знаете ли, Черемисов, после вашего посещения я опять захандрю. К чему делать людям зло? — улыбнулась она сквозь слезы.

— От хандры вас талант выручит. Я вчера вас видел, и откровенно скажу — из вас может выйти прекрасная артистка.

— Правда? — наивно спросила актриса, польщенная похвалой.

— Разумеется, правда.

— Вы нарочно в театр пришли меня смотреть?

— Нарочно вас…

— Я очень рада, Глеб Петрович, что вам понравилась моя игра. Только я вчера оробела вначале.

— Но вы не увлекайтесь похвалами; вам надо много над собой работать, читать, учиться. Один талант еще не все…

— Я много читаю и буду больше читать. Однако что ж это вы? Зачем берете шляпу?

— Пора уходить.

— Нет, не уходите. Уж если пришли, хоть и по делу, так я вас скоро не выпущу. Вы о себе ничего не рассказали. Впрочем, быть может, вы не хотите, вы…

Она остановилась и тихо заметила:

— Вы не обвиняете меня?

— За что?

— Вы… вы не чувствуете ко мне отвращения? — проговорила Ленорм.

— Какой вы вздор городите! — резко заметил Черемисов. — И как вам не стыдно так обо мне думать?..

Она жадно слушала каждое его слово и порывисто пожала его руку.

— Теперь рассказывайте, хороший мой, — ласково шептала девушка, глядя в глаза Черемисову, — что вы думаете делать?

— Пока ничего не делаю, собираюсь уезжать в деревню.

— Зачем?

— Там нужны люди.

— А после?

— После — что бог даст…

— Как птица небесная?.

— Почти что так.

— Экий вы какой непоседа! Вот и Крутовской тоже богема.

— Время такое! — засмеялся Глеб.

— За что же вы рассорились со Стрекаловыми? Он, кажется, в вас души не слышал.

Черемисов рассказал ей историю своего разрыва. Ленорм внимательно слушала.

— Я давно думала, что этим кончится. Ведь они, как бы выразиться… добродетельны до отвращения и живут по прописи. Впрочем, дети на них не похожи: Федя — мальчик с сердцем, а Ольга — добрая, умная девушка. Знаете ли, что мне казалось?

— Что?

— Что вы ей нравились.

— Сомневаюсь.

— Она скрытна, а мы, женщины, более чутки, чем вы. Кстати, скоро свадьба?

— Чья? — быстро спросил Глеб.

Она заметила (или ей только показалось), что у Глеба при ее вопросе слегка дрогнула губа.

— Ольги. Она выходит за Речинского.

— Не может быть…

— Отчего?

— Не пара он ей, а впрочем…

Глеб поднялся и стал прощаться. Ленорм крепко пожала ему руку и заметила:

— Зайдите еще раз ко мне. Зайдете?

— Зайду.

— Смотрите же, сдержите слово. Я ждать буду с нетерпением. Ну, прощайте.

Она проводила Глеба до передней; после его ухода всплакнула и весь день была задумчива и печальна. Вечером, после спектакля, когда приехал генерал, она встретила его неприветливо.

— Что с вами, Marie? — осведомился он, целуя ее руку. — Отчего вы печальны?

— Оттого, что печальна! — сухо ответила девушка.

— Нервы, быть может…

— Нервы.

— И на меня сердитесь?

— К чему вы пристаете, скажите? Вы думаете, я вечно должна быть весела оттого, что имею счастие вас видеть?..

— Marie, полно! — заговорил было генерал, обнимая ее.

— Оставьте меня… не трогайте!..

Генерал испугался.

— Вас кто-нибудь расстроил? Кто-нибудь был у вас? — проговорил генерал, ревниво осматривая комнату.

На беду он заметил на столе портсигар, забытый Черемисовым.

— Это еще что за допросы? — вспыхнула Ленорм. — Ну да, был, хороший человек был, которого вы и мизинца не стоите.

— Кто ж это совершенство?

— Вам и фамилию знать нужно? Извольте, скажу: Черемисов.

— Бывший учитель Стрекаловых?

— Он самый.

— Я вам, Marie, не советовал бы принимать его у себя!

— Скорей я вас не приму, чем его, — слышите?

Генерал побледнел.

— Я, Marie, не к тому говорю. Он, — вы этого не понимаете, — он неспокойный господин, и за ним наблюдают. Ему, быть может, придется уехать отсюда..

— Это еще что за новости?.. Расскажите все до конца!..

— Довольно и этого. Я вижу, вы интересуетесь им.

— Не говорите так, глупо выходит. Я вам скажу: я могла бы его полюбить так, как никого не любила, но он меня не любит и… чего вы на стуле вертитесь?.. не полюбит никогда; я не его романа… Сегодня он был в первый раз у меня и был по делу, даю вам слово; значит, ревность ваша неуместна. Но за правду — правдой; говорите!

— Видите ли, Marie, этот господин Черемисов имел несчастие не понравиться Колосову, а тот (вы ведь его знаете?) ни над чем не задумается. Он написал князю Вяткину, и мне из Петербурга прислали самый хитрый роман, в котором герои — Черемисов и Крутовской. В этом романе есть все, чтобы молодые люди запутались в паутине: и лекции на заводе, и статьи в газетах, и неблагонадежность; одним словом, toute la toilette[45].

— И вы?.. — сверкнула глазами Ленорм, окидывая генерала презрительным взглядом.

— Не волнуйтесь и не перебивайте. Я сам не придаю никакого значения всему этому роману, но… on me forcent[46].

— Если вы честный человек, вы за них заступитесь.

Генерал пожал плечами.

Ленорм зорко следила за ним.

— Вы меня любите? — вдруг спросила она.

— Вы это, Marie, знаете лучше меня, люблю ли я вас…

— И очень? — нежно повторила она, кладя руку на плечо генерала.

— Очень, — повторил он за нею. и привлек ее к себе.

Она не противилась и позволила осыпать себя поцелуями.

— Так если ты меня любишь… ты их оправдаешь во что бы то ни стало!

— Marie, но я-то сам…

— Что ты?.. Ты ведь важное лицо! Что же ты молчишь?.. Дай слово.

— А если не дам?

— Если не дашь — я с тобой незнакома.

— Это последний ультиматум?

— Ты ведь меня знаешь… Милый мой, добрый мой, я тебя прошу…

Она бросилась к нему на шею; она ласкалась к генералу, как кошка, и он опьянел от этих ласк.

— Я жду ответа! — шепнула она.

— Будь по-твоему. С тобой и себя забудешь!

— Ну, теперь мир, и давай ужинать.

Во время ужина она много пила и весело хохотала. Под конец она опьянела.

Когда генерал ушел, Ленорм бросилась на диван и зарыдала.

— Что с вами, барышня? — спрашивала Надя, заботливо укладывая ее в постель.

— Ах, Надя, Надя, если б ты знала, что я за гадкая женщина!..

— Полно вам плакать, усните…

— Гадкая… а ведь могла бы быть другой. Счастливая ты, — ты честная, а я… я…

Она не договорила и уткнулась в подушку. Надя постояла около, тихонько перекрестила «барышню» и легла около нее на полу.