Без исхода

XXIX

Колосовы переехали в Грязнополье, завели большое знакомство и зажили открыто. Надежда Алексеевна на первом же балу поразила Грязнополье своей красотой и сразу завоевала себе множество поклонников, к крайней зависти Настасьи Дмитриевны Стрекаловой. Колосов давал тонкие обеды и залезал в долги; по счастию, Александра Андреевича скоро назначили опекуном одного несовершеннолетнего богача, дальнего родственника Колосова, так что дела почтенного опекуна поправились, и он даже купил у опекаемого родственника прехорошенькое имение. К этому же времени подоспели дворянские выборы. Нельзя утверждать, чтобы Колосов очень рассчитывал на выбор в предводители, но и нельзя скрыть того обстоятельства, что Александр Андреевич месяца за два до выборов особенно часто кормил грязнопольцев обедами, пил со многими брудершафты на «ты», был, что называется, душой нараспашку и никогда не отказывал в займе (а то и сам предлагал) грязнопольцу, нуждающемуся в деньгах.

Наконец настал день выборов. Очевидцы рассказывали, что когда в зале раздался говор: «Колосова, Колосова выбрать!» — то на лице Александра Андреевича выразилось недоумение, точно он не мог и ожидать этой чести, он весь как-то съежился, принизился; но когда в зале после баллотировки громогласно объявили, что Колосов избран губернским предводителем дворянства, Александр Андреевич поднялся с места и в этот миг словно вырос в глазах дворян. Собрание утихло, и Александр Андреевич своим нежным, мягким голосом сказал трогательную речь, в которой благодарил за честь, но…

— Но, — прибавил маленький Пий, — я, господа, как вам известно, не имею большого состояния, а потому быть достойным предводителем достойного Грязнопольского дворянства мне невозможно. Еще раз, господа, благодарю от всей души за честь и доверие (Александр Андреевич с чувством приложил руку к левой стороне груди), которыми вы меня почтили, но, к сожалению, я должен отказаться…

Само собою разумеется, господа дворяне были с этим несогласны. Во-первых, им так понравилась речь, а, во-вторых, им очень хотелось обедать. Они прослезились и не без гордости заревели, что у них, слава богу, есть деньги и что из-за этаких пустяков нечего и рассуждать.

Александр Андреевич тоже прослезился и заявил, что он «понимает и чувствует такое доверие и надеется оправдать его». Дворянство положило давать своему предводителю по двенадцати тысяч рублей в год.

С тех же пор Колосов стал показывать, что он оправдывает доверие. Он зажил царьком и для того, чтобы поддержать свое звание, стал хозяйничать с общественными дворянскими суммами, точно со своими… Господа дворяне пожирали у своего предводителя такие обеды, что с восторгом рассказывали друг другу о том, как умеет Колосов жить. Если же до Александра Андреевича доходили изредка слухи, что недовольные (а где их нет?) ругают его и замечают, что «как-то он отдаст отчет в суммах», то Колосов на это с олимпийским спокойствием замечал:

— Дураки! Я их кормлю, а они же ругают!.. Небось прикусят языки, когда я им отдам отчет…

Одним словом, почтеннейший Александр Андреевич нисколько не сомневался, что сумеет отдать отчет…

В обществе Колосова боялись и уважали. Конечно, были люди и не любившие его, но большинство преклонялось перед ним, как перед человеком сильного ума. Предместник нынешнего градоначальника, очень мягкий военный генерал, даже побаивался его. Скоро Александра Андреевича узнали и оценили в Петербурге; там он заслужил особенное расположение после того, как Александр Андреевич энергическими мерами предупредил возникшее было между крестьянами недоразумение… За такое усердие, выказанное в горячее время (это было вскоре после освобождения), в Петербурге ему пожали руку и назвали «почтеннейшим Александром Андреевичем». Подвиг этот очень высоко поднял Колосова в глазах всего грязнопольского общества, глядевшего с тех пор на Александра Андреевича, как на героя, хотя военное начальство и даже сам военный генерал были несколько в претензии на Александра Андреевича, помешавшего военным людям дать случай и им показать свою отвагу и распорядительность. Впрочем, впоследствии Александр Андреевич и другим предоставил случай: он был человек деликатный и расчетливый и не хотел мешать и другим показать себя с хорошей стороны. Однажды Александр Андреевич узнал, что в одном бедном селе крестьяне собирают сходки и на сходках этих толкуют о переселении в какие-то благодатные страны, где «земля хлеб родит и где податей не сбирают». Александр Андреевич немедленно дал знать об этом Илиодору Федоровичу и сумел в таких красках нарисовать картину недовольства, что даже мягкий Илиодор Федорович рассердился и принял «меры», за которые его поблагодарили…

После этого события Илиодор Федорович стал весьма признателен Колосову, и бывшие между ними недоразумения рассеялись как дым.

Так-то, не без препятствий, не без бурь дожил Александр Андреевич до настоящего; жизнь его была полна уроков, и он пользовался ими. Недавно, перед тем как начал Колосов хлопотать о председательстве в управе, он ездил в Петербург и заикнулся было о «высоком посте», но там ему сказали: «Молод, послужи-ка еще», — и Колосов вернулся в Грязнополье, готовый еще послужить…