Без исхода

XX

Крутовской нимало не прибавил, говоря, что он «всколыхнул стоячее болото» своими корреспонденциями. Действительно, Грязнополье волновалось, и, несмотря на старания Колосова и Стрекалова, номера газет с пикантными корреспондентами были выписаны, и обыватели читали их с засосом. Сам губернатор, генерал лет сорока, прочел перед обедом статью Крутовского не без удовольствия: он несколько раз улыбнулся и нашел, что у автора острое перо. Когда в кабинет к нему вошел правитель канцелярии, генерал заметил с улыбкой, указывая на газету:

— А ведь согласитесь, что перо острое и что статья эта оживит Грязнополье, а то скучно как-то! — заметил генерал, оглядывая свои тонкие, белые пальцы.

— Статья игривая…

— Немножко дерзка, но остроумна. Кстати: я давно хотел спросить вас — ничего предосудительного в поведении Крутовского, кажется, нет? ведет он себя хорошо? — как-то нехотя, точно для очистки совести, спросил генерал.

— Решительно ничего; пишет только! — улыбнулся правитель канцелярии.

— Знаю. Эта страсть и сгубила беднягу, а то мог бы человеком быть. Я его еще пажом помню, у отца встречал. Отец его был почтенный генерал.

Его превосходительство зевнул и полюбопытствовал:

— Они волнуются?

— Кажется…

— Это им полезно! — засмеялся генерал и раскланялся с чиновником.

«Господи, какая тоска! — прошептал он, подходя к окну, и запел французскую песенку. — Скорей бы отсюда в Петербург!» Он подошел к зеркалу и от нечего делать стал разглядывать свое красивое, мужественное лицо. Скоро и это занятие надоело ему; тогда он взял гребенку и стал ровнять и без того безукоризненный пробор.

«Куда деться до обеда?» — раздумывал, зевая и шагая по комнате, генерал. Он крикнул слугу, велел заложить коляску и собрался ехать на бульвар.

Там он встретил весь грязнопольский beau monde[26]. Александр Андреевич, увидав генерала, тотчас же подошел к нему и шутливо проговорил:

— Защитите, ваше превосходительство! прежде, бывало, в Грязнополье жили мы мирно, а теперь писаки развелись.

— Время нынче прогрессивное, Александр Андреевич, — не без язвительной улыбки заметил генерал, — всякий хочет высказаться.

— Помилуйте, ваше превосходительство, отчего не высказаться, разве я против этого! но если ругаются, клевещут…

— Нынче благодаря бога суд правый и скорый, и, следовательно, если пишут клеветники, то их и накажут…

Тем разговор этот и кончился, и Александр Андреевич отошел от генерала, затаив про себя порядочный запас злобы.

— Это черт знает что такое нынче делается! — остановил он Николая Николаевича, который проходил по бульвару с одним из грязнопольских негоциантов.

— А что?

— Да ругаются!

— Кто?

— Газеты! Вы, верно, не читали последних корреспонденции? — не без ехидства спрашивал Колосов.

— Читал; по-моему, плюнуть стоит.

— Да я-то наплевал, потому что нас, чиновников, ругать сам бог велел! — смеялся Колосов. — Но вот что обидно, когда на людей, посвятивших труды свои на пользу меньших братий, взводят клеветы… Вы читали, в каком гнусном свете выставили ваши добрые намерения?

— Читал! — не без досады сказал Николай Николаевич, желая отойти.

— Ведь это такая наглая ложь, что просто досадно. Вы не знаете, кто автор?

— Не знаю.

— Говорят, Крутовской.

— А бог с ним! — проговорил Стрекалов, отходя далее взбешенный и раздосадованный.

«Небось проняло!» — смеялся Колосов, подхватывая под руку одного знакомого, которому и не замедлил рассказать о том, как Стрекалова описали.

— И стоит! — добавил Александр Андреевич. — Ведь это такой, я вам скажу, мошенник! — говорил по секрету Колосов. — Такой пройдоха…

Николай Николаевич спешил уйти с бульвара. Ему казалось, что все «читали этот пасквиль» и все радуются тому, что нашелся «негодяй, осмеливающийся оклеветать честного человека». И Николай Николаевич не ошибался: грязнопольцы радовались не потому, что злорадствовали (они и сами были не без пушка на рыльце), а просто от скуки.

Стрекалов решился сейчас же ехать к «подлому пасквилянту».

— Дома господин Крутовской? — спросил он не без некоторого волнения у кухарки, подойдя к двери маленького серенького домика.

— Дома-с. Да вы идите прямо.

Николай Николаевич вошел и встретился с Людмилой Николаевной. Он вежливо поклонился и спросил:

— Господина Крутовского можно видеть?..

— Володя! — крикнула Людмила Николаевна в дверь и сама ушла, ласково промолвив: «Садитесь, пожалуйста».

Крутовской вошел и, увидев ненавистного ему «буржуа» у себя, почувствовал некоторое приятное чувство, щекотавшее его самолюбие. Он поклонился Стрекалову и спросил:

— Что вам угодно?

— Мы можем поговорить одни? — сказал Стрекалов, оглядывая своего собеседника.

— Отчего ж не можем? Можем, господин Стрекалов. Пожалуйте сюда — это мой кабинет, — заметил Крутовской, показывая на дырявый стул в своей узенькой комнате, слишком смело названной им кабинетом.

— Извините меня, господин Крутовской, — начал Стрекалов, усевшись, — если я позволю себе задать один вопрос: вы автор последней корреспонденции?

— Я! — не без самодовольства ответил Крутовской.

«Скотина!» — подумал Стрекалов и возымел сильное желание придушить «эту маленькую, тщедушную фигурку с змеиными глазками». — «Еще хвастается!»

— Вот видите ли что, господин Крутовской. Я, конечно, не смею винить вас в том, что вы, не зная меня, вошли в личную оценку моих поступков и даже намерений — это дело, конечно, ваше; но я позволил себе приехать к вам, чтобы объяснить, что дело это не совсем так было, как вы изволили описать…

— А как же было дело? — спросил Крутовской.

— Если вам будет угодно, для разъяснения истины, которая для меня дороже всего, я могу вам доставить самые подробные сведения. Я — людей не обманывал, как вы изволили выразиться в статье. Я заключил с ними условия, быть может, и стеснительные для них — хотя лично я в этом и сомневаюсь, — но, во всяком случае, они знали, что делали, когда подписывали контракт…

— Но что же вам угодно?.. — нетерпеливо сказал Крутовской.

— Я позволю себе вас просить восстановить только истинный смысл факта… Вы бы этим крайне меня обязали и поступили бы согласно справедливости!.. — ласково говорил Стрекалов.

«Ну, как я ему предложу денег? — думал Николай Николаевич. — Очевидно — невозможно!»

— По моему мнению, господин Стрекалов, вы лучше всего сделаете, если ответите на статью и сами восстановите смысл факта. Предположим, что я, быть может, и ошибся, вы докажете мою ошибку, и делу конец…

— Я так занят… и если б вы могли взять на себя это дело, то поверьте, господин Крутовской, что я не остался бы неблагодарным…

— То есть как же это, господин Стрекалов? — почти крикнул Крутовской, сверкая своими маленькими глазенками.

— Я бы вам был обязан, как человеку, восстановившему факт в истинном его виде…

— Нет уж… восстановляйте его сами, господин Стрекалов, а я не буду!

Стрекалов ни слова не сказал, встал и уехал.

— О подлецы! — шептал он. — И гордость какая… гонор! Сидит себе, точно у него двести тысяч в кармане!

Делать было нечего; мысль о подкупе пришлось оставить и возложить надежды на то, что о гнусном пасквиле скоро забудут. И правда, через неделю в Грязнополье забыли о статье, но Николай Николаевич не забывал об ее авторе. Он не мог хладнокровно слышать фамилию Крутовского, этого «подлого пасквилянта».