Без исхода

XXXVII

Несмотря на то, что после назначения Лампадова секретарем управы работы у него было пропасть, он в последнее время аккуратно ходил в библиотеку и просматривал все газеты, в надежде найти корреспонденцию, обещанную Крутовским. Уж Иван Петрович стал было отчаиваться и подозревать, что и в Петербурге Александра Андреевича так боятся, что не решатся напечатать о нем, как в одно утро, когда он просматривал «Ежедневный петербургский курьер», в глаза ему кинулся крупный заголовок: «Из Грязнополья», а в тексте полная фамилия Колосова. Трудно описать жадность, с которой бросился Иван Петрович читать печатные строки; они положительно скакали перед его глазами, и в первые минуты он во всей статье только и видел, что фамилию Колосова. Только несколько времени спустя Иван Петрович успокоился и мог оценить статью по достоинству; он надел очки, бережно разгладил газету и стал читать. Глаза его жадно следили строка за строкой, и на лице сияла злорадная улыбка. «Экое перо у шельмы! — говорил он, оставаясь довольным каким-нибудь ловким выражением. — И бесстрашный какой: так по фамилии и вальнул! — одобрительно хихикал Лампадов. — Эге-ге! — промычал он, и на лице его появилось выражение испуга, когда он дошел до того места статьи, где рассказывался слух о недостатке дворянских сумм и предлагалось назначить следствие. Иван Петрович помахал головой. — Экая отчаянность! Такон и допустит до следствия!.. А все как бы не того! Ну, быть беде! — шепнул он, оканчивая чтение. — Он этого не спустит».

Иван Петрович чуть ли не в третий раз прочел эту статью и, записав номер газеты, весело поплелся в слободку, потирая руки. Там его застала другая неожиданность. Старик Кошельков, бывший, по обыкновению, «на втором взводе», сообщил ему о свадьбе дочери и об отъезде молодых.

При этих словах Иван Петрович чуть было не привскочил.

— Что это вы сказали? — переспросил он.

— Дочку замуж выдал, Иван Петрович, вот что.

— И давно свадьбу сыграли, Андроныч?

— На прошлой неделе… Что, пальтецом довольны? — спрашивал Андроныч своего давальца, не подозревая, чему это Иван Петрович радуется.

— Славное пальтецо… отличное!.. Так, значит, Андроныч, все как следует… вы и благословили?

— А то как же? Благословил, Иван Петрович. Афанасий парень хороший, ну, и работать мастер.

— Конечно, конечно… И приданое отвалили?

— Какое наше приданое. Люди помогли.

— Люди, вы говорите?

— Триста рублей дали, да я сотняжку прибавил, оно для начала и ничего себе, живет. Можно сбиться. В уезде нашего брата поменьше будет. Туда они и уехали.

Иван Петрович заморгал глазами, видимо очень удивленный рассказом Андроныча.

— Одна барыня ходила, Фенина знакомая, та и деньги дала к свадьбе… Вам, Иван Петрович, штаны не сшить ли? Али есть?

— Есть, есть, Андроныч! Так, вы говорите, барыня?

— Барыня, и очень хорошая барыня, Крутовская, слыхали?

— Жена этого косматого?

— Она самая.

— Ггмм!.. От достатку дала? — выспрашивал Иван Петрович.

— Какое от достатку. У самих-то у них не бог знает какой достаток. Это она понасбирала. Учитель есть у Стрекаловых… Чай, Николая Николаича богача знаете?

— Ну?

— Он и деньги дал. Так то-с… Даром, что бедные люди, а тоже…

Андроныч не докончил и сплюнул.

Иван Петрович поговорил еще несколько минут и ушел, оставив Андроныча в недоумении насчет цели прихода Ивана Петровича. Впрочем, Кошельков недолго недоумевал и, не теряя времени, отправился в кабак.

«Экое дело! Ведь доброе сердце у этого шельмеца, а подумаешь, какие страсти пишет! — рассуждал Лампадов. — Все мигом обладил. То-то обрадуется его превосходительство!» Иван Петрович не шел, а летел к колосовскому дому, и на душе у него было легко и светло. Забыв о себе, он пожелал счастья любимой девушке, искренно радуясь, что она избавилась от преследований Колосова.

— Александр Андреевич у себя в кабинете? — спросил он Гришу, который у подъезда беседовал с швейцаром.

— Не ходите… сердитый.

— А что? — полюбопытствовал Иван Петрович.

— Газеты читать стал и освирепел. Видно, критику и на него пустили… Нынче на этот счет того и гляди! — сказал не без важности Гриша.

— Хе-хе-хе! — хихикнул Лампадов. — И очень освирепели?

— А подите-ка сами посмотрите! — фамильярно заметил Гриша, насмешливо поглядывая на баринова секретаря.

— Я ведь по делу… мне что! — обронил Лампадов, поднимаясь по лестнице.

Войдя в залу, Иван Петрович оправился перед зеркалом и долго почему-то разглядывал свое лицо с грустной улыбкой. Вероятно, он остался недоволен осмотром, потому что, отворачиваясь от зеркала, он шепнул с досадой: «Непривлекательная, однако, у меня образина!» — и не без некоторого душевного колебания подошел к дверям колосовского кабинета, постоял, потом тихо отворил двери и смиренно остановился у порога.

Александр Андреевич ходил по кабинету и, очевидно, был разгневан; его бронзовая кожа как-то побелела, и обыкновенно ласковый взгляд был на этот раз суров и резок. Заметив Лампадова, Колосов остановился и сухо спросил:

— Бумаги?

— Точно так-с. Есть спешные.

— Давайте-ка, Иван Петрович! — поспешил Колосов смягчить тон и протянул Лампадову руку.

— По запросу об опеке господина Рыбакова, — докладывал Иван Петрович, подавая бумаги и не без удовольствия взглядывая на скомканный номер «Курьера», лежавший на столе.

— Отложить.

— Были запросы! — подсказал было Лампадов.

— Не беда! — оборвал Колосов.

— По делу об устройстве фонтана в дворянском саду, — подал Лампадов следующую бумагу. «Проняло небось! — хихикал про себя Иван Петрович. — Как-то проймет, когда всю музыку узнаете, ваше превосходительство? Ишь бровями-то на газету водит!» — следил Иван Петрович за Колосовым, который по временам скашивал взгляд на скомканный номер.

— Все? — спросил Колосов, подписывая последнюю бумагу.

— Точно так-с.

— О школе запросов не поступало?

— Нет-с.

— Если поступит — доложить немедленно.

— Слушаю-с.

Колосов помолчал. Лампадов почтительно стоял у стола, временами взглядывая украдкой на предводителя.

— Вы знаете, где живет Крутовской?

— Нет-с.

— Узнайте.

Иван Петрович доложил, что узнает.

— Да разузнайте, чем занимается… понимаете ли? Не бывает ли у него сборищ? Узнайте, под рукой, секретно…

— Говорят, Александр Андреевич, он больше статьи разные сочиняет.

— Знаю. Пасквилянт! — с сердцем сказал Колосов. — Вот! — мотнул он головой на газету. — Читали?

— Нет-с. Я газеты редко читаю-с! — солгал Иван Петрович.

— Прочтите-ка… Присядьте!

Лампадов осторожно взял хорошо знакомый номер газеты и нарочно стал долго разыскивать статью. Пробежав ее, он молча положил ее на стол.

— Каково?

— Этакая неслыханная, можно сказать, дерзость! — ответил, испуганно покачав головой, Иван Петрович.

— Хороши газеты… печатают всякие сплетни!

— Я только удивляюсь, откуда он мог услыхать такие неслыханные клеветы-с?

— Все это идет из стрекаловского дома… Я уверен. Скотина злится, что прокатили, ну и сплетничает. Но вот что меня удивляет: каким образом он приплел сюда «несчастную дочь бедного портного»?

— Это кто-с?

— Фенечка… вот кто!

Иван Петрович изобразил на своей физиономии глубочайшее удивление.

— Быть может, через самого отца. Он в пьяном виде, быть может, что и сказал дочери, а та могла сказать госпоже Крутовской. Известно — женщины.

— Разве Крутовская ее знает?

— Точно так. Работу дает…

— Кстати, пришлите ко мне этого пьяницу. Что он вам ответил, а?

Иван Петрович чувствовал, как у него задрожали ноги при этом вопросе. Он, однако, превозмог испуг и отвечал, не показывая ни малейшего волнения:

— Я намекал, но только он очень пьян был и ничего, должно быть, не понял.

— Пришлите-ка его ко мне.

— Теперь поздно.

— Отчего?

— Она вышла замуж и неделю тому назад уехала.

— Что? — переспросил Колосов, пристально глядя на Лампадова.

— Сегодня я узнал, что она замуж вышла и уехала.

— А это чьи штуки, господин Лампадов? — тихо проговорил Колосов, подергивая от злости нижней губой.

— Все Крутовского. Я сегодня был там, в слободке, и узнал. Жена его, то есть госпожа Крутовская, дала на свадьбу триста рублей, а деньги-с эти им господин Черемисов, учитель господина Стрекалова, дал. Они, деньги получивши, обвенчались и уехали.

Колосов молча слушал несвязный доклад Ивана Петровича, и в сердце его бушевала злоба, что из-под носа у него выхватили такой лакомый кусочек. Он снова заходил по кабинету и подергивал нижней губой. Глаза его метали молнии.

— Вы знаете, куда они уехали?

— Не догадался спросить! — опять соврал Лампадов.

— Спросите… впрочем, не надо, я сам спрошу, а то вы опять… опоздаете! — прибавил Колосов с насмешкой.

Александр Андреевич сухо кивнул головой на низкий поклон Ивана Петровича, который, выйдя из кабинета, даже перекрестился, что объяснение это кончилось так благополучно.

— Теперь Фенечка тю-тю! ищи ее! — прошептал Лампадов ухмыляясь.

Александр Андреевич долго еще ходил по кабинету. Потом подошел к столу, взял злополучный номер и снова стал читать, но вдруг как ужаленный вскочил с кресла, швырнул газету.

Он снова заходил быстрыми, нервными шагами.

«А что, если в самом деле вздумают нарядить следствие?» — при этой мысли Александр Андреевич побледнел. Впрочем, испуг его продолжался недолго; по губам снова скользнула знакомая улыбка…

— Что я за дурак сегодня! — шепнул он. — Ведь светлейший князь Вяткин за меня, и наконец из-за пасквилей следствий у нас не бывает… мы не в Англии. А главное, эти олухи сами подписали одобрение моим распоряжениям с суммами, и следовательно… — Он тихо свистнул. — Этакий дурак, этот Лампадов, однако… Увернулась девочка! Экземплярчик очень хороший был для Грязнополья!

Глаза Колосова снова невольно упали на газету, и он опять отвернулся.

— Ну-с, господин Крутовской, вы увидите, что значит под ноги мне попадаться… Раз вам сошло — другой не сойдет! — прошептал Александр Андреевич, зло улыбаясь, и захлопал в ладоши.

Явился Гриша.

— Надежда Алексеевна у себя?

— У себя-с.

— Никого нет?

— Господин Айканов! — проговорил Гриша, как-то странно глядя в глаза барину.

Колосов отвернулся и приказал закладывать карету.

Тихо подошел он к кабинету жены и, прежде чем войти, несколько раз кашлянул. Колосов очень хорошо увидел быстрое движение Айканова, отскочившего с дивана на кресло, и краску на лице Надежды Алексеевны, успевшей ловким взмахом руки поправить свою прическу, но не подал виду, что заметил что-нибудь, и, приблизившись, ласково поздоровался с Айкановым.

— Я помешал, господа, вашему спору, вероятно, — извините. Что, как ваша школа, Василий Васильевич? — присел Колосов около Айканова и потрепал его по коленке. — Хорошо идет?..

— Ничего себе! — проговорил Айканов вспыхивая.

— А Надя ретиво занимается? Вы ею довольны?

— Что это ты так интересуешься? — сухо заметила жена.

— Я, Надя, всегда полезным интересуюсь… Кстати, читала ты сегодня газеты?

— Читала.

— И «Курьер» читала?

— И «Курьер» читала.

— Не правда ли, интересен сегодняшний номер? Там твоего мужа, Надя, преостроумно бичуют! — шутил Колосов. — Вы изволили читать, Василий Васильевич?

— Читал.

— Бойко пишет этот начинающий литератор. Вы с Крутовским не знакомы, Василий Васильевич?

— Нет.

— Жаль, по перу видно — умница. Ты бы, Надя, с ним познакомилась, он, говорят, приятель Черемисова, и жена его прекраснейшая женщина… впрочем, ты ее знаешь…

— Знаю. Она действительно святая женщина.

— Быть может, и святая, не спорю, Надя; тем более, значит, стоит познакомиться с мужем святой.

Надежда Алексеевна пристально посмотрела на мужа и только что заметила, сколько злобы было в его глазах. Она поспешила отвернуться.

— Конечно, святым людям будет скучно с нами, грешниками, — тихо заметил Колосов, подчеркивая последнее слово, — но все-таки мы бы у них набрались святости и, быть может, избавились бы от пороков. Не так ли, Василий Васильевич? Однако что ж это я болтаю с вами… Уже четвертый час, а мне надо к губернатору, да и вам, я думаю, пора окончить начатый спор. До свидания. Так познакомься, Надя, со святыми. Познакомься… Это тебе не мешает, мой друг! — добавил самым ласковым голосом Александр Андреевич, уходя из кабинета…

— И они радуются! — проговорил он оо злобой. — Радуйтесь, радуйтесь… Каково потом будет!

Надежда Алексеевна несколько секунд сидела молча. Она что-то обдумывала и наконец торопливо заговорила:

— Узнайте, Айканов, адрес Крутовского и скажите ему, чтобы он был осторожней. Слова мужа — не к добру. Вы слышали, что он говорил, и заметили, какой он мягкий? Это значит, что он зол, а когда он зол, он не успокоится, пока не раздавит своего врага. Я его знаю. Поезжайте сейчас!

Айканов уехал. Надежда Алексеевна тихо закрыла лицо и вспомнила намеки мужа. Эти деликатные оскорбления глубоко задели несчастную женщину.

— Когда же все это кончится! — вдруг крикнула она и порывисто рванулась из комнаты. Она подсела к роялю и заиграла. Горькие жалобы вырвались из-под ее рук. Казалось, само горе жаловалось отчаянными звуками, то тихими, замирающими, нежными, то бурными, безнадежными. Долго продолжалась ее игра. Наконец она оборвала резким аккордом и, склонившись, тихо заплакала.

«Господи, где же выход?» — вырвался отчаянный вопль из сердца молодой грешницы.