Без исхода

XLI

После злополучной статьи Крутовской в глазах грязнопольцев стал каким-то легендарным существом, и его именем чуть не пугали детей. Рассказы про него отличались замечательным разнообразием и фантастичностью: одни говорили, что это поляк, прикидывающийся русским, другие, что он агент правительства, третьи, что он вербовщик членов интернационала и что недалек тот день, когда Грязнополье будет сожжено «этим мерзавцем».

А Крутовской и в ус себе не дул. Он выслушал наставление генерала по поводу последней корреспонденции, и когда тот кончил свою речь, то заметил самым откровенным тоном:

— Но ведь согласитесь, ваше превосходительство, что если половина того, что я написал, правда, то ведь господин Колосов, право, этого стоит.

Генерал не мог не улыбнуться такой откровенности.

— Быть может, и стоит, но, во всяком случае, надо осторожней.

— Если б осторожность была моим качеством, то вряд ли я бы имел честь видеть здесь ваше превосходительство.

Генерал опять улыбнулся. Крутовской ему очень понравился.

— Вы бы, Крутовской, переменили ваш образ мыслей… то есть, как бы вам сказать…

— То есть, перестал бы быть Крутовским? — улыбнулся Крутовской.

— Почти что так! — засмеялся генерал.

— Это почти что невозможно! — засмеялся Крутовской.

— Тогда могли бы и на службу поступить. Я бы готов похлопотать. Ведь я вас вот каким знавал… еще пажом.

— Нет уж, ваше превосходительство, горбатого могила исправит.

— Как знаете, но только я вас прошу, Крутовской, не очень ругаться.

— Постараюсь, ваше превосходительство! — отвечал Крутовской, сделав такую уморительную гримасу, что генерал не мог снова не улыбнуться.

Тем дело и кончилось. Он по-прежнему продолжал писать корреспонденции и юмористические статьи и очень злился, что в печати они появляются не всегда такими, какими он отсылал их в редакцию. «Уж, кажется, чего мягче? — говорил он жене, — а все-таки тебя коверкают так, что ты и себя не узнаешь!» Впрочем, последнее время Крутовскому было не до статей. Он увлекся театром и каждый вечер сидел там, любуясь Ленорм, которая приводила грязнопольскую публику в восторг своей недурной игрой и красивой наружностью.

Крутовской познакомился с нею оригинальным манером. После первого ее дебюта он прямо явился к ней на квартиру.

— Крутовской! — представился он. — Пришел с тем, чтобы познакомиться с вами, если только вы меня не прогоните. А если прогоните — уйду! — прибавил, он, весело усмехаясь.

— Садитесь. Я про вас много слышала. Вами пугают здесь детей.

Они разговорились. Ленорм говорила умно и бойко. Крутовской вышел от нее в восторге.

— Володя, голубчик, денег нет! — встретила его дома жена.

— Будут, Люда, будут… Сегодня достану.

— Ты знаешь, через месяц векселям срок.

— Знаю. Они у Стрекалова.

— Экий ты, Володя, бледный какой… здоров?

— Здоров, что мне делается! — резко отвечал Крутовской.

Людмила Николаевна молча посмотрела на него и ушла в другую комнату. Крутовской стал пропадать из дому и большую часть времени проводил у своей новой знакомой. Она принимала его радушно и кокетничала.

Как-то вечером они сидели вдвоем и весело болтали. Крутовской хвалил ее игру в новой роли, и Ленорм с удовольствием слушала его.

— А скоро, Крутовской, вы меня бранить станете?

Она взглянула на его оживленные глаза и усмехнулась.

— Я?

— Вы! Разве я вас не узнала? Вас ведь очень скоро можно узнать, вы из откровенных. Вот вы ходите ко мне, милы со мной, немножко ухаживаете, а после…

Она не окончила и сделала печальную гримаску. Он пересел на диван. Она была так хороша, что Крутовской порывисто сказал:

— Ни теперь, ни после. Разве вы не видите?

— Вижу, что в вас бесенок сидит. Вам развлечений надо…

— Послушайте, — начал было Крутовской, и с языка готово было слететь признание. — Послушайте…

Он остановился и был поражен переменой в ее лице. Милое, ласковое перед тем, теперь оно было холодно и серьезно.

— Я вас послушаю в другой раз, а теперь уходите, я спать хочу.

— Так рано? — удивился он.

— Теперь не рано, десять часов.

Крутовской усмехнулся.

— Вы чего?

— Вашему раннему сну дивлюсь.

— Я устала сегодня, право. А вы уж и не доверять?

Она ласково взглянула на него и нежно пожала ему руку.

Когда Крутовской ушел, она порывисто заходила по комнате. Она то подходила к окну, то отходила прочь и снова подходила и прислушивалась. Когда карета остановилась у ее подъезда, по лицу ее покатились обильные слезы. Она остановилась в раздумье перед дорогой, на которую неудержимо влекла ее натура хищника и вакханки.

— Поздно и к чему?! — как-то глухо шепнула она, быстро утирая слезы.

В зале послышались тихие шаги, и на пороге показался генерал.

— Я за ответом, — тихо сказал он.

— Я ваша! — крикнула молодая девушка, бросаясь в его объятия, и истерически зарыдала.

Крутовской долго бродил по улицам и поздно вернулся домой. Все спали. Он тихо прошел к себе в комнату, машинально присел за стол и задумался. Он встал, тихо прошел к спальне и остановился. До его слуха долетели тихие всхлипывания.

— Люда, что с тобой? Отчего ты не спишь? — спросил он, входя в комнату.

— Нездоровится, голова болит… Ты не беспокойся, Володя.

— Ты плакала?

— Нет, с чего это тебе показалось, — храбро солгала жена.

Крутовскому стало стыдно.

— Мальчишка наш здоров?

— Здоров.

Наступило молчание. Ни одного вопроса, ни одного упрека.

— Прощай, Люда!

— Прощай, Володя!

Они пожали друг другу руки, и Крутовской вышел.

Людмила Николаевна снова зарыдала. Она давно уже не спала ночей и все ломала голову, — как бы устроить свою жизнь так, чтобы не мешать Володе наслаждаться жизнью. Она догадывалась, что он влюблен. «Пусть он будет счастлив, а мы с сыном уедем!» — не раз решалась она, но у нее не хватало сил привести в исполнение это решение. Она так любила своего Володю.

Крутовской заснул под утро, и, когда проснулся, на столе у него лежала записка от Ленорм следующего содержания: «Если хотите побеседовать о новой роли, приходите. Я буду дома целое утро».

Крутовской оделся и сейчас же вышел из дому, оставив второпях записку на столе. Людмила Николаевна, прибирая комнату, прочла ее.

«Опять!» — кольнуло ее прямо в сердце, и она схватила своего ребенка и долго и крепко прижималась к нему, обливая его неутешными слезами.

— Сегодня я, Крутовской, не устала и прошу вас помочь мне… будьте строгим судьей и слушайте.

Она стала репетировать роль, незаметно увлеклась ролью и несколько раз поцеловала его.

Крутовской любовался ею, и эти поцелуи жгли его.

— Послушайте, — начал он, и губа его дрогнула. — Вы только кокетничаете со мной?

Актриса удивленно взглянула своими лукавыми глазками.

— Чего вы хотите?

— Вы разве не видите, что я готов в вас влюбиться…

— Не влюблены ли?

— Положим…

— Так что ж!

— Как что?

Он бросился к ней и порывисто обнял ее. Она не противилась и тихо перебирала его волосы.

— Что ж будет дальше? — как-то грустно шепнула она.

— Ничего особенного… Я только влюблен в вас.

— И надолго?

— На сколько полюбится. Я контрактов не заключаю!

— А я заключаю! — тихо отвела она его рукой. — Когда полюбите надолго, тогда и говорите… Ну, довольно шутить. За дело! Ишь какой вы возбужденный. А вами еще детей пугают… Совсем вы не страшный! — насмешливо прибавила молодая женщина.

Он быстро отскочил от нее. Его маленькие глазки блеснули, лицо искривилось злой усмешкой, и тонкие губы дрожали.

— Вы смеетесь? — крикнул он.

— Вы самолюбивы, как черт! — заметила Ленорм, любуясь им.

— Издеваетесь? Что ж, и поделом! Прощайте…

— До свидания! — подчеркнула она и прибавила: — Ваша жена здорова?

Этот вопрос окончательно взорвал Крутовского. Он, прищурясь, посмотрел на нее и заметил:

— А вам какое дело до моей жены?

— Уходите… успокойтесь… Вы стали совсем злой. Таким бы вам почаще быть. Вы тогда очень интересны.

Он вышел, громко стукнув дверью.

— К чему я кокетничаю, к чему? — раскаивалась Ленорм. — Впрочем, это ему не опасно. Он не из нюнь! — весело прибавила она и успокоилась.