Драконовы земли

1. Разлука

Дракон Трефалкир был в смятении, поглотившим его почти что целиком. Участник сражений в Западных Равнинах против опасных чародеев, самый умелый дракон в использовании чёрной магии за последние триста лет не знал, что и как ему делать дальше. Беспомощность лишала его сил и решимости. Вчера его подруга, ледяная драконица Азайлас, улетела на родные северные горы. Она покинула его, и Трефалкир мог её понять, ведь, несмотря на свою принадлежность к лесным драконам, обитавшим на юге, рос и воспитывался на севере. Он на своём опыте знал особенности и специфику взаимодействия между ледяными драконами. Замкнутые ксенофобы, живущие в добровольной изоляции от остальных сородичей, иногда впадали в буйство и начинали что-то вроде беснования на своих горах, спускаясь иногда даже во владения людей к северу и на земли других драконов. Азайлас чувствовала волнения родственников, сама кровь звала её домой. Однако до недавнего времени она контролировала это безумие, может, потому что жила далеко от снежных вершин. Крупная сине-белая самка с тяжёлыми крыльями, позволяющими ловко и стремительно маневрировать при холодной погоде и сильных ветрах, отчаянно страшилась кровопролития между сородичами, коих и так было не столь много. Но цикл природы уже начался: со всех сторон света к холодным пикам слетались ледяные драконы, возможно теперь повинуясь зову природы больше, чем разуму. И её спутник жизни, тёмно-зеленый Трефалкир, вполне мог полететь с ней, по крайней мере, так и сделал бы пару лет назад. Но по причине, по которой пока не прощал своей Азайлас уход, не мог. Просто не мог. В неглубокой пещере, которую вырыл и обустроил сам четыре года назад на этом небольшом лугу, озадаченный самец разглядывал три яйца. Им уже было полгода, и через полтора из них должны были вылупиться детёныши, но без должной заботы матери они рисковали вовсе не появиться на свет. Герой минувшей, жестокой войны устал от сражений и хотел всего лишь иметь свою семью. Краткое счастье рассыпалось, как речной песок. Он любил свою подругу, сердце вопило о неправильности случившегося, требовало вернуть её, и в то же время: он не мог покинуть малышей. Тяжело выдохнув, земляной дракон лёг на каменный пол, притянул троих детей хвостом к себе и начал дремать, снедаемый тоской и разлукой.

Леса, в которых располагалась территория Трефалкира, были обширны и тянулись на очень большое расстояние. Настолько необъятное, что, пожалуй, только король всех драконов, Нивервир, на своих могучих крыльях смог бы за день без перерыва долететь с южных пределов до самых северных. Все прочие родичи проделывали это дня за три или четыре. Здесь каждый дракон жил на своих владениях, охраняя охотничьи угодья от сородичей, прочих зверей, и, конечно, от людей. В этом отношении лес не был густо заселён драконами: многие погибли в недавней войне, да и не все соглашались жить в этой части мира, где было неспокойно, а напоминания о кровопролитии были совсем рядом. Кто-то предпочёл осесть ближе к безопасному, небольшому мирку, Скрытой Долине, и лишь иногда отдаляясь от того измерения ради приключений или по какой-то своей необходимости. Зелёному дракону вместе с его спутницей там места не нашлось. Дело было в его знаниях чёрной магии, многие недолюбливали эту сторону волшебства, считая, что оно калечит и искажает саму душу дракона. А уж после войны, это искусство заиграло совсем уж недобрыми красками. Трефалкира просто боялось и избегало большинство сородичей, несмотря на то, что он помог приблизить победу, и в то же время это и было причиной. К тому же, не все спокойно отнеслись к его союзу с ледяной Азайлас. Межвидовое скрещивание не поощрялось. Хотя своего детства в южных и тёмных лесах, дракон не помнил совсем и особой принадлежности к земляным родичам не ощущал. Да и было ему всё равно — они любили друг друга, поэтому оба решили жить в неком уединении, лишь иногда навещая знакомых в Скрытой Долине. Но им было не привыкать к такой жизни: оба росли на снежных пиках, где если за месяц мельком в небе увидишь ледяного дракона, то это уже большое событие.

Именно там Трефалкир и был научен чёрной магии и её изыскам одним старым, невероятно старым, ледяным драконом. Тот был настолько древним, что тело местами начинало превращаться в лёд. Как именно звучит имя своего названного отца, он не помнил, помнил лишь, что оно означало: одним взмахом крыла заморозить гору. У каждого дракона имя имеет своё значение. Видимо, холод и бесконечный снег открыли в сознании ледяного новую сторону и глубину волшебства, которое тот и передал зелёному драконышу. Нынче Трефалкир не мог вспомнить и того: жив ли был старик, когда он решил спуститься с гор. Да и это не было важно, сейчас его волновало, что делать со своим потомством. Как самка, Азайлас действовала интуитивно: в нужное время согревала яйца, в иное оставляла без вмешательств. Её спутник такими познаниями не обладал, а учитывая, что их дети смешанной крови, им необходим непростой уход. Все знают, что яйцам ледяных нужен иногда холод, а яйцам земляных нужно чаще бывать в тени, временами поддерживать тёплую, по меркам дракона, температуру, а с яйцами огненных вообще беда, постоянно нужно поддерживать пламя. Азайлас принесла три яйца, два бурых и одно слабо-зелёное. Пока рано было судить о влиянии стихий. Трефалкир надеялся, что через несколько месяцев появится больше отличительных черт в окрасе, и тогда, быть может, он сможет более точно подобрать уход. Ведь он же самый талантливый дракон в волшебной силе и знаниях, он и не такое проходил. Война с людьми, с человеческими магами в основном, которые возомнили о себе слишком много. Дракон чернокнижник, прозванный так за то, что не брезговал читать старые манускрипты, видел её начало спустя четыре года после спуска с северных гор. Трефалкир был одним из тех, кто помог юному королю Нивервиру в том, чтобы истребить этих волшебников: настолько опасными умениями те завладели, настолько ужасные вещи те творили. Праведный гнев обрушился на забывшихся людей, но те оказались опасными противниками, и многие драконы погибли. Не все они обладали сильной магией, и человеческое волшебство могло сильно ранить. Так же люди действовали хитростью, использовали ловушки, даже пытались создавать подвластных себе драконов. Гибридов, извращённых химер… Сквозь дремоту Трефалкир потряс головой, отгоняя неприятные воспоминания. Но так или иначе, те знания для людей были потеряны, и на какое-то время угроза с их стороны была уничтожена — война окончена. Дракон приоткрыл тёмно-оранжевый глаз, взглянул на своих детей, сильнее прижал к себе, надеясь, что тем не доведётся участвовать в чём-то подобном, как пришлось ему. Такая близость усиливала дремоту, и наконец он глубоко уснул. Один в пещере, которую ещё с утра делил с возлюбленной.

Тем временем Азайлас летела на север, домой. Она улетела днём, но спустя четыре часа медленного и тяжёлого полёта устала: её крылья были предназначены для совсем другого климата. И сама она выделялась своим окрасом в густых лесах, такая неуместная, чужая. Ледяная самка пролетала владения других драконов без пауз и задержек, такие встречи не всегда заканчивались мирно. Буйство и безумство родичей звали её, холод растекался по её крови. Драконица продолжила свой путь, даже когда лапы коснулись земли. Она часто поднимала голову с десятью причудливыми рогами, больше похожими на застывшую воду, вдоль челюстей, затылка, надбровных дуг к небу, озабоченно принюхиваясь. Азайлас ждала, когда наконец подует холодный ветер или же просто придёт менее тёплая погода. В итоге, гонимая зовом, до позднего вечера она так и шла на лапах. Лишь к ночи опустилась прохлада, крылья полегчали, и она смогла продолжить свой путь по тёмному небу, закрытому от луны и звёзд тучами, в более быстром темпе.

Когда рассвет озарил лес, Трефалкир первым делом попытался внутренним, чародейским взором отыскать свою подругу. Получилось это без труда — Азайлас всё ещё была в пути, и молодой дракон знал, что по мере её приближения к владениям ледяных драконов перестанет её видеть. Слишком сильная магия самих гор, с этим он ничего не мог сделать. Посмотрел на троих детей, чьё вылупление было под вопросом, порадовался, что во сне всё прижимал их к себе. Коснулся скорлупы носом, пытаясь почувствовать температуру внутри, думая, нужно ли сейчас их греть. Впереди предстояло нелёгкое время. Спустя неделю подавленный дракон перестал видеть возлюбленную, значит, она добралась до снежных пиков, и теперь сами ветра и снег закрывали её образ от его прорицания. За всё это время Трефалкир почти не двигался, лишь заботился о малышах, согревая их огненным дыханием, иногда ставя под лучи солнца. Про себя он не мог думать, голода не ощущалось, да и сильной жажды пока тоже, а желания что-то делать так вообще не было. Земляной дракон знал слишком хорошо, что Азайлас может и не вернуться. Буйство ледяных происходило с периодичностью от двадцати до пятидесяти лет и длилось до трёх нелёгких годов, пока там вновь сам собой не устанавливался порядок. Могла же его подруга не полететь туда? Да, наверное, да. Могла проигнорировать этот зов крови, ведь ей было ради кого остаться. Но что сделано, то сделано. Спустя ещё три недели, когда дракон начал ощущать слабость в когтистых лапах, он решил всё же выйти на охоту. Не хотелось, но он заставил себя, ко всему прочему нужно было облететь свою территорию. За это время могли забрести чужаки, и не всегда они хотели просто пройти куда-то дальше, соблюдая нейтралитет. Пока неприятных инцидентов в этих лесах с ним не случалось, но сейчас он остался один со своим потомством, поэтому был более осторожен. Спрятав яйца в пещере, Трефалкир скрыл её от лишних глаз волшебством, неуверенно потоптался на месте и взмыл в небо, решив сначала облететь границы на предмет незнакомцев, а затем направится к месту, где было больше всего шансов быстро найти добычу. Обычно некрупный самец охотился из засады, выжидая и таясь в тенях листвы. Почему-то ему особенно нравилась такая тактика, но сегодня, как и в ближайшие года, не было на это времени. Поэтому он спикировал вниз, как только увидел стаю оленей, неаккуратно ломая ветки деревьев. Найдя свою жертву когтями, не прерывая полёта, он взмыл вверх и направился обратно к своей пещере. Сейчас он больше походил на орла с пойманным зайцем. Этого ему хватит на несколько дней, аппетита всё равно нет, а есть нужно лишь для поддержания сил. Всё изменится, когда вылупятся чада. Если они вылупятся. После трапезы Трефалкир долго вслушивался к еле слышному сердцебиению за крепкой, костеподобной перегородкой. Такие слабые, такие беззащитные. Непривычное щемящее чувство внутри, состоящее из любви и тревоги. Он пристально разглядывал яйца, стараясь отыскать новые пятна, узоры, по которым можно будет судить о расположенности детей к тому или иному роду, раз уж они были смешанной крови. Дракон тревожился не без причины: из ста таких детёнышей вылуплялись только сорок, остальные шестьдесят рождались мёртвыми. Конечно, чуть меньше половины шансов выжить не столь плохо, однако всё было не безоблачно.

Такие детёныши не всегда выживали и после вылупления, обладая разной кровью и иногда слабыми для их силы телами. Но те, кто всё же выживали, могли стать чрезвычайно одарёнными особями. Как из соединения двух стихий, могло появиться что-то уникальное, необычное, так и в случаях смешивания разной крови рождались особые в своей неповторимости родичи. За свою жизнь чудной дракон встречал одного такого крылатого ящера: дочь лавового дракона и штормовой драконицы, Зотарес. Она была очень крупной, больше любого из своих сородичей, и переняла силу от обоих родителей. Ударом хвоста она могла дробить камни, а махи крыльев могли проносить её сквозь бушующую бурю. Но самая главная особенность заключалась в её дыхании. Не огонь, но что-то среднее между пламенем и молнией. Оно сжигало всё, буквально проходило насквозь всего, что встречало на своём пути, порой и огонь других драконов. Поэтому неудивительно, что она без особых проблем стала лидером лавовых сородичей, в равной мере и уважающих, и опасавшихся её силы и нрава. Земляной самец с широкими, кожаными мембранами у затылка не мог назвать Зотарес справедливой и милосердной. Сказывался резкий нрав штормовых драконов, но его, как мага, очень заинтересовало её дыхание. Пришёл к выводу, что это действительно результат смешения молнии и твёрдого огня. И вот сейчас с таким же подходом он пытался найти хоть какие-то отличительные признаки на скорлупе. На одном буром начали выступать фиолетовые прожилки, на втором буром пока ничего. А вот с зелёным произошло куда больше перемен. Цвет стал более насыщенным, и появились чёткие голубые крапинки. Ярко выраженная земляная стихия с вмешательством воды или льда. Трефалкир отметил, что этому яйцу не нужно много жара, может, даже стоит иногда держать в воде, как делают водные драконы: морские и речные. Его беспокоило бурое яйцо без всяких признаков, ведь неправильный уход мог навредить детенышу, если не погубить. Зелёный дракон решил пока поддерживать одинаковый уход за бурыми. Разве что, то, с фиолетовыми прожилками, которые были пока еле заметны, надо меньше выставлять на солнце. Ему не хотелось сделать что-то неправильно, ведь он в ответе за них. «Всё же самки лучше чувствуют, как следует ухаживать за ними», в очередной раз подумал чернокнижник, отодвигая зелёное яйцо от двух остальных.

Жизнь шла своим чередом, прошло несколько месяцев, и Трефалкир чувствовал себя несколько уверенней. На всех яйцах стали проявляться признаки той или иной стихии, самым неожиданным стало то, что бурое без прожилок стало краснеть. И земляной самец волновался, потому что не знал, какой жар безопасен для этого детеныша. А температуру надо было повышать, потому что иначе драконыш внутри не сможет вынести даже огня собственной крови и буквально сгорит изнутри. Но опасно было и слишком резко повысить температуру. Как-то вернувшись с обхода своих границ — дракон всегда задерживался у северной, тщетно пытаясь взором отыскать свою Азайлас — он обнаружил на красном яйце трещины. Тогда впервые за всю недолгую по меркам своего вида жизнь он ощутил себя беспомощным. На данном этапе трещины были опасны, и сложно сказать, почему они вообще появились. Он прислушался и с ужасом обнаружил скачущее сердцебиение внутри. Нарушалась герметичность, и малыш внутри мог погибнуть. Трефалкир не знал, что ему делать. Единственное что пришло в голову: это залатать яйцо магией, молясь, чтобы эта самая магия не ударила по детёнышу. Бормоча заклинания и чаруя своё пламя, зелёный дракон принялся слегка выдыхать на трещину огнём, принявшим более тёмный цвет, чем обычно. Минут двадцать он бережно держал яйцо в своих передних лапах и ещё более бережно направлял пламя. Наконец трещины начали затягиваться. Выдох облегчения. Он всё ещё слышал биение детёныша, уже более спокойное, значит, всё в порядке. Напуганный этим происшествием Трефалкир целую неделю не покидал своё потомство, тщательно наблюдая и следя за малейшими изменениями.