Вскоре с передней лапой было закончено. На протяжении всего действа Азайлас сдерживала болезненные рыки, гулко разлетавшиеся по всему плато. И не из-за того, что чернокнижник восстанавливал ей конечность заново и наполнял жизнью, и не потому, что процесс этот весьма болезнен сам по себе. Дело заключалось в том, что она напрочь не чувствовала остальные лапы, часть хвоста, одно крыло ощущалось не полностью, некоторые органы отзывались внутри острой, режущей болью, будто бы живот набили колотым льдом вперемешку с острыми камнями. Тело, практически вырванное из спячки, протестовало и пыталось наладить прежнюю работу. Получалось это с переменным успехом. Волны боли то накатывали, заставляя корчиться на пыльной земле, то отпускали. Но даже в такие моменты сознание уплывало куда-то и не могло сосредоточиться на конкретной мысли. Ни о том, как здесь оказался Трефалкир, ни о том, что они вдвоём делают здесь, ни о том сколько лет прошло, ни о яйцах, которые она отложила за полгода до начала буйства, ни о том, что творилось в снегах, она думать не могла. Единственно на что хоть как-то удалось собраться, так это сдерживать по возможности утробное рычание, стоны и вскрики, потому что они отвлекали дракона от тонкой работы и царапали тому душу, делали больно почти так же как и ей самой. От этого ей делалось тошно, хотя, казалось, куда уж хуже? Сине-белая драконица была абсолютно уверена, что столь паршиво она себя никогда ни раньше, ни потом чувствовать не будет. Будто бы жива, но на самом деле процесс смерти уже был запущен и вовсю трудился, обращая тело в недвижимую воду. Вроде бы здесь вместе со своим возлюбленным, но вроде где-то далеко во мраке спячки. Веки самка старалась держать закрытыми, так как от солнечного света резало и слепило глаза, хоть вид Трефалкира успокаивал её. Его негромкий, в чём-то решительный голос помогал ей справляться с внутренней агонией. Даже от его простого присутствия рядом становилось легче с каждой минутой, проведённой вместе. Она ещё находилась в своём тёмном, вязком кошмаре, но дракон медленно вытягивал её оттуда.
И вот боль, идущая от передней лапы, почти что мгновенно прекратилась. Азайлас сипло выдохнула, разжав длинные челюсти. В тишине окружающего её пространства где-то вдалеке слышалось слабое завывание ветра, а совсем рядом тяжёлое, частое дыхание Трефалкира. Он сел на каменистую землю, прикрыл потускневшие оранжевые глаза и задрал тупую морду к небу. Голова гудела, любое движение отдавалось предательской слабостью. Чародейство утомило его — отдавать и создавать в несколько раз сложней чем забирать и крушить. Ко всему, здесь ему было неоткуда черпать магическую силу, приходилось рассчитывать только на внутренний запас. Земляной дракон очень боялся что его не хватит, чтобы закончить хотя бы с одной лапой и что придётся процесс разделять, что не очень хорошо и для самки, и для него. К счастью, эти опасения остались напрасными. Чернокнижник смог восстановить всю лапу такой, какой её помнил: от массивного плеча до кончиков крепких когтей. Оставалось надеяться, что и для Азайлас она будет точно такой же. Он ласково боднул её голову лбом. Драконица осторожно приоткрыла один светло-зелёный глаз, ощутив это прикосновение. Дракон заслонял собой солнце, отбрасывая тем самым тень на возлюбленную, так что она могла смутно видеть его силуэт и проступающие черты. Наросты, гребни мембраны на голове. Благо такое видение без ярких красок или их обилия не напрягало зрения.
— Как себя чувствуешь? — с волнением спросил Трефалкир, не обращая внимания на собственную усталость.
— Не очень, но, — самка вновь прикрыла глаз, потому что её начало мутить, — полагаю это нормально для ледяного дракона, выпавшего из спячки.
Её голос звучал слабо, хрипло и до жути неуверенно. Но самое главное: она говорила осмысленно, она слышала его и могла отвечать. Тёмно-зелёный самец бережно провёл кончиками когтей по восстановленной лапе.
— Можешь пошевелить?
Азайлас чуть сжала пальцы, скребя когтями по твёрдой земле. Они оставили тонкие, неглубокие бороздки. Движение вышло слабым и вялым.
— Я её чувствую, в отличии от прочих, — сообщила ледяная драконица и зажмурилась ещё крепче прежде, чем спросить. — Трефалкир, что с ними?
Он не стал сразу отвечать, прикидывая, как сказанное может повлиять на возлюбленную, пребывавшую не в лучшем состоянии, как тела, так и духа. Оглядел три оставшихся заледеневших, мёртвых конечности. Пришёл к выводу, что смысла утаивать нет, к тому же, она наверняка догадывается. Ещё бы, ведь от неё сквозь боль и некое непонимание разит страхом. Самый простой, первобытный страх за самого себя. Такой какой уже не сможет придать сил, потому что сильнее всякой решимости. Однако разве можно в такой ситуации требовать большего? Одни на безжизненном, каменистом и холодном плато, но вдвоём и только это могло иметь реальное значение. Самое трудное уже позади.
— Они уже обратились в лёд, я не смогу их вернуть, — он покачал мордой, — только создать новые.
— Ясно, — она попыталась согнуть локтевой сустав, без особого успеха, — не осталось даже костей, так?
— Не осталось даже их очертаний, — дракон тоскующе накрыл бело-синее тело самки крылом, желая обнять, но опасаясь лишний раз шевелить её.
Мембраной крыла он мог ощущать еле идущее от её туловища тепло, перемежаемое с холодом льда. Без всяких сомнений, тот скоро начнёт таять, теперь после пробуждения это лишь вопрос времени. Кроме них двоих за этой печальной картиной могло наблюдать лишь солнце, висевшее высоко в небе и прямыми лучами озарявшее эту тихую низину. Единственный, равнодушный и молчаливый свидетель. Какое-то время даже ветер не прерывал тишину. Наконец Азайлас решилась задать следующий, куда более важный вопрос.
— Трефалкир, сколько же лет прошло?
— Почти четыре года, — без запинки ответил дракон, с нежностью смотря на свою пару.
Самка, несмотря на боль, безуспешно попыталась приподняться на лапе, оторвала от земли шею и изогнула её, чтобы смотреть прямо прямо в глаза любимому.
— Что с нашими детьми, Трефалкир? Что с ними?
В её светло-зелёных очах светилась неподдельная тревога. Как будто это не она, ведомая буйством, покинула их. Но ведь тогда она словно не принадлежала себе, и нельзя её в этом винить.
— У нас трое сыновей, Азайлас. И все живы, здоровы, — он ободряюще улыбнулся ей.
О некоторых дефектах и странностях дракон предпочёл умолчать. Какая разница: для него их дети были прекрасными и очаровательными. Такими же будут и для драконицы, в которой, несмотря на последствия спячки, ещё теплился материнский инстинкт.
Хотя едва ли их встреча будет такой лёгкой и простой, как ожидают, например, их отпрыски. Она их мать, кровное родство будет ощутимо, но первое время прежде всего она будет новым взрослым драконом в их небольшом мире. Само по себе подавляющее число родичей территориальные животные, и если на присвоенных землях начинает жить новая особь, то это действует на нервы, даже если эта особь прямой родственник. Некоторые драконы живут небольшими, до двадцати голов, стаями, например морские и лавовые, но даже в них они выдерживают кое-какое личное пространство. К тому же, мать со своей опекой, коей не было на протяжении четырёх лет, может мешать установленным ранее порядкам и образу жизни драконят. А они должны расти быстро и без препятствий: примерно лет через восемь станут самостоятельными и начнут искать себе свои земли, чтобы обосноваться там. Это неизбежно и правильно. К тому моменту охотничьи угодья Трефалкира не смогут прокармливать пять взрослых драконов, да и сам он перестанет испытывать эту трогательную необходимость в заботе о сыновьях. Такая модель позволяет драконам постепенно расширять свою территорию и доминировать над прочими видами. Если бы детёныши не высиживались два года, а потом первые пять лет не были бы самыми уязвимыми в их жизни, то, вероятно, драконы уже распространились бы на весь мир. К тому же, ещё и недавно прошедшая война нанесла значительный урон по численности популяции многих остальных существ. Азайлас уронила голову обратно на землю, вытянув шею. В сомкнутых глазах заблестели слёзы радости, облегчения.
— Вот как. Я знала, что ты сможешь за ними присмотреть. Какие они, Трефалкир?
— Они прекрасные и такие разные, моя Азайлас, — тёмно-зелёный дракон осторожно, чтобы не потревожить её измученное тело, лёг рядом с ней. — Я дал им подобающие имена. Сардолас, Фангрэнэ, Бэйлфар. Они вырастут сильными и умными драконами.
— Коготь грома? — драконица спросила, слабо посмеиваясь.
— Да, — гордо ответил чернокнижник, — в твою честь, мой коготь белого льда. Он вырастет таким же сильным, крепким, как и ты.
— Мне уже не терпится их всех увидеть, — самка тяжело задышала, раздувая небольшие ноздри, очевидно её изнутри скручивал новый приступ боли.
— Мы скоро отправимся на юг, я оставил их под присмотром Нивервира.
Дракон вовремя оборвал себя, чтобы не затрагивать тему времени. Он сам не знал сколько дней прошло с тех пор как он покинул Скрытую Долину. Истекли ли установленные им две недели или же нет. Это заставляло его тревожиться, и лучше Азайлас не чувствовать его неуверенность, только не сейчас, только не в такой обстановке. Пускай спокойной, но не совсем надёжной. И Трефалкир не мог точно сказать, когда они вдвоём прибудут в безопасную Долину и увидятся с детёнышами. Поэтому решил избежать большей конкретики в этой теме.
— Ты выглядишь очень измотанным, любимый мой, — заметила драконица, приоткрыв один глаз.
— Это пройдёт, — уверил он её, не беспокоясь о себе, — мне нужно успеть восстановить одну заднюю лапу до того как лёд истает и потеряет форму.
— Он уже тает, — самка опустила сине-белые веки, — во всяком случае, тот, что внутри. Если бы холод и стихия не тронули бы кости, то начался бы обратный процесс, но для лап уже слишком поздно.
Трефалкир приподнялся на предплечьях и с тревогой оглядел ледяные конечности. Сейчас у него просто не хватит магии, чтобы продолжить работу. Они пока источали холод и вроде не таяли, влажного блеска не было заметно. А вот у живота виднелась тёмная земля, впитывающая воду.
— Я займусь этим как только смогу, — он вернулся в лежачее положение и смотрел прямо на её морду, разглядывая все изгибы, пластинчатые наросты, — сейчас обоим нужно поспать и набраться сил.
— Ты можешь полететь на охоту, — спокойно отметила Азайлас, — быстрее восстановишься.
— Я не оставлю тебя ни на минуту, — сразу отрезал дракон, фыркнув и прищурив тёмно-оранжевые глаза, — не сейчас. Или ты голодна?
— Нет, я пока не чувствую ничего такого, только поломанное тело. Это нормально, не переживай, — поспешила она успокоить его, затем попыталась переубедить. — Вряд ли здесь кто-то захочет мне навредить в твоё отсутствие.
— Я не буду рисковать лишний раз. Только не теперь, когда вернул тебя.
Земляной дракон встал на четыре лапы, потянулся, расправил оба крыла, свернул их. За всё это время самка практически не сдвинулась, лишь тяжело и мерно дышала. Сил переубеждать Трефалкира у неё не было. Да и голову начинало кружить, что только спутывало идущие сигналы боли по остававшемуся телу, делая их невыносимыми. Боком она чувствовала жёсткую землю, но сменить позу не смогла бы. Она попыталась вспомнить, с какой стороны от северных пиков находится этот небольшой безжизненный, бесснежный участок. Не получилось. Драконица слышала, как её спутник обходит вокруг неё и ложится к её спине, почувствовала как он вновь заботливо накрывает её крылом.
— Нам нужно поспать, — дракон вытягивает шею параллельно её шее и устраивается ко сну, — завтра я восстановлю тебе заднюю лапу, и мы перелетим в ближайший лес.
Азайлас, уже чувствуя, как проваливается в небытие, лишь что-то пробурчала в знак согласия. Близость земляного дракона действовала самым благоприятным образом, успокаивала, казалось, даже ослабляла боль и позволила ей скорее уснуть. Даже в таком ужасном состоянии казалось, что можно так пролежать рядом с ним вечность.
На следующий день высокое небо заволокло туманными, густыми облаками. Сквозь их пелену ровным, золотым диском просвечивало солнце. Но иллюзия того, что они находятся в глубокой чаще или на дне озера, пропала. Азайлас просыпалась несколько раз за прошедший день и ночь, первые моменты терялась в пространстве и не могла понять, где находится. Несмотря на смятый сон, с утра ей было каплю лучше. Во всяком случае, новой лапой она шевелила уверенней. У Трефалкира же вид остался измождённым, но он как только проснулся, не тратя времени, принялся за работу над второй конечностью. Это заняло долгих шесть часов. Драконица стойко терпела болезненный процесс отращивания задней лапы, лишь иногда в судорогах подрагивало целое крыло, да сжимались когти. Погода продолжала портиться, с востока, откуда они прибыли, надвигалась снежная туча. Поэтому когда чернокнижник закончил восстанавливать лапу, то, не давая себе передышки, взял Азайлас всеми четырьмя лапами и молча полетел на юг, где по его прикидкам они смогли бы найти лес, а следовательно и еду. Возвращение в более тёплый и яркий мир носило и символичный характер — они отступали от опасных снежных гор, и жизнь возвращалась в правильное русло. Через три часа лёта пейзажи стали меняться, становились более живыми, и вскоре самец решил сделать перерыв. Они опустились к редкими, лысоватыми соснам, упрямо цеплявшиеся корнями за скудную почву. Там от смены температур лёд на теле Азайлас начал трескаться и таять, благо это было неопасным для самки. Она пыталась шевелить новыми лапами, каким-то образом ей удалось приподняться и сесть. Самка принюхивалась, стараясь отделить запахи друг от друга. Зрение к тому моменту перестало неприятно реагировать на солнечный свет и обилие красок. Однако, несмотря на эти улучшения, Трефалкир отказался идти на охоту и покидать возлюбленную. Вместо этого он лежал, положив подбородок на землю, и медленно восстанавливал свою магию, периодически подпитываясь жизненной силой деревьев и земли. Сил ему потребуется ещё много. Если он восстановит перебитое крыло Азайлас, то та может сможет лететь самостоятельно. Для ровного полёта не нужны все четыре лапы, тяжёлый хвост вполне справляется с ролью балансира. Драконице нужно восстанавливаться. По его прикидкам в Долину они попадут через дней девять, к тому моменту самка уже вернёт себе часть прежних сил. Впервые за долгие лета вернутся туда вдвоём.
Комментарий к 23. Возвращаясь на юг.
А вот и новая глава с весьма символичным названием:3
Добавил немного сведений о образе жизни драконов, мне это кажется интересным. Разбавляет события и помогает в познавать устройство того мира) Небольшой спойлер: в обозримом будущем мы будем узнавать о нём или о некоторых событиях. Некоторые читатели ждут этого, я знаю.
Азайлас читается как коготь белого льда, Сардолас как коготь грома. “Лас” с их языка означает коготь, просто справка для любознательных:3 Да, я хвастаюсь, что продумываю и такие моменты XD
Я думаю что встреча матери с драконышами может быть радостной и необыкновенной, но вот первое время они будут учиться жить друг с другом, а это не так просто. Для меня это непростой момент, но я буду стараться) Мы перевалили за сто страниц.
Читатели, товарищи ждущие, спасибо вам и приятного дня!