Драконовы земли

2. Кошмары и грёзы

Неумолимо приближалось долгожданное вылупление детенышей, и Трефалкир просто не находил себе места. Дракон нервно наматывал круги по своей пещере, почти не спал, лишь изредка погружаясь в призрачную дремоту. И у него были весомые причины для беспокойства. Он смог разобраться, как ухаживать за яйцами, потому что в итоге, на каждом проступили отличительные признаки той или иной стихии. Одно было с чётким влиянием ветра и льда, бурое с фиолетовыми прожилками. Неожиданно чисто огненное яйцо тёмно-красного цвета. Яркое голубовато-зелёное, даже сейчас он затруднялся сказать, какая стихия, земля или вода, возьмёт верх. Каждому требовался свой уход в силу их различий, и с этим дракон справился, раз все три яйца уцелели до момента вылупления. Зелёному и бурому он давал обычное количество жара, а огненное пришлось несколько раз на дню обдувать сильным пламенем. Трефалкир очень надеялся, что ему удалось постепенно повышать температуру огня. Зелёное яйцо каждый день часа четыре он держал в реке. Дракон брал с собой всех детей, боясь оставить остальных в пещере одних, и бережно нёс их всех к ближайшей речке. Передними лапами он становился в воду и ставил перед собой яйцо, два других он размещал на пятне солнечных лучей, прорывавшихся сквозь густую листву, и обвивал чешуйчатым хвостом. Не особо удобная поза для задних лап, но так ему было спокойней, когда всё было под контролем. После речной прогулки он обычно занимался фиолетово-бурым яйцом, ветреная стихия тоже требовала внимания. В лесу попросту не существовало места, где можно встретить порывистые и постоянные ветра, как это бывало в горах, поэтому дракон где-то на час помещал яйцо в наколдованный небольшой вихрь. Не особо безопасная мера, но выбора не было. У самца создавалось ощущение, что детеныши внутри довольны и радуются таким прогулкам. Ему казалось, и он не мог сказать самообман это, вызванный одиночеством, или он в самом деле начал улавливать их эмоции. Последняя мысль выглядела слишком привлекательной, чтобы безоговорочно поверить в её правдивость. В пещере земляной дракон обустроил места для яиц, которые требовали слишком разного ухода, чтобы держать их в одном общем подобии гнезда. Для красного он соорудил что-то вроде выемки с желобами, по которым струился огонь, для бурого почти ничего нельзя было сделать, а зелёному он вырыл яму в земле и держал по большей части в тени. Время пролетало достаточно быстро, но не было ни одного дня, когда дракон не думал о своей возлюбленной. Каждый день он пытался отследить её прорицанием, и лишь изредка что-то неразборчивое пробивалось сквозь белую пелену снега. Только это и позволяло думать, что его Азайлас ещё жива. Никаких новостей до него не доходило — Трефалкир не появлялся в Скрытой Долине, не желая надолго оставлять потомство. Возлюбленная могла не вернуться, а их дети были здесь. Война научила его принимать и отпускать, но просто так смириться он не был готов. Продолжал прикидывать, когда он сможет сам отправиться на север и вернуть Азайлас, уж точно не раньше того момента когда детеныши научатся летать. Но до этого ещё надо было дожить. До этого им предстояло благополучно вылупиться.

А это нелёгкий процесс, прежде всего потому, что Трефалкир почти ничего не знал об этом, ровно как и об уходе за детёнышами в первый годовой период. Самки обычно помогают малышам выбираться из прочной, защищающей скорлупы, когда те пытаются выбраться наружу. Если этого не сделать, то драконыши внутри просто задохнутся, а если сделать слишком рано, они тоже рискуют погибнуть. Чернокнижник надеялся, что инстинкты, а также собственная наблюдательность подскажут ему. Да и отпрысков он сможет видеть глазами и больше понимать их потребности, а не строить выводы лишь на основе логики и своих познаниях в формировании стихий. Во всяком случае, дракон хотел верить, что так будет и что он не растеряется. Но всё же некая доля потерянности и беспомощности присутствовала. Вот уже несколько мучительных и тревожных дней внутри яиц слышались новые постукивания и скрежет. Что это: нормальные ворочания или уже попытки проломить скорлупу? Самец не знал, а потому почти непрерывно следил за яйцами, стараясь поймать взглядом малейшие изменения, слушал. Он не спал уже долгое время, от подкатывавшей к горлу тревоги голова шла кругом. Трефалкир периодически погружался в дремоту, но просыпался от малейшего шороха. Правда, почти все звуки ему всего лишь мерещились, так сильно он опасался пропустить нужный для вылупления момент. Солнце уже начинало садиться, опаляя своим тускнеющим, розоватым светом пещеру, и дракон не заметил, как провалился в неглубокий, смятый сон. Ему привиделись северные горы — место, где он вырос. Белое, равнодушное однообразие пейзажей. Злой и порывистый ветер, который, казалось, никогда не останавливался. Кто бы что ни говорил: те горы были величественными, пускай и колючими в своей враждебности. Внезапно образы стали меняться, накатила невыносимая, рвущая душу тоска. Он боялся того, что сейчас узрит, он не хотел этого, но смотреть было необходимо. Впервые за год Трефалкир, пускай и смутно, но увидел свою Азайлас. Мысленно дракон изо всех сил потянулся к ней, но не сумел приблизиться, лишь ощутил внезапный вкус холодной крови на губах и гладком языке. Драконица, широко раскрыв пасть и обнажая короткие клыки, ревела на другого ледяного дракона. Тот был крупнее и старше, но пугало не это. В обычно добрых и понимающих светло-зелёных глазах возлюбленной горел яркий огонёк безумия. Трефалкир уже видел такое, сомнений не возникало. Он буквально начал тонуть в отчаянии. А ледяной самец взлетел и ударом хвоста обрушил на Азайлас ледяные глыбы, а та ослеплённая сумасшествием не двигалась с места, яростно продолжая рычать, сокрушая рёвом визгливое завывание ветра. В какой-то бессознательной и безнадёжной попытке помочь ей Трефалкир попытался что-то сделать, хоть что-нибудь. Но тут его слух прорезал отвратительный треск льда, обрушившегося на его возлюбленную. Этот же треск, оглушающим громом отразившийся в его сознании, вырвал земляного самца из сна.

Он открыл тёмно-оранжевые глаза на судорожном вздохе, какой обычно делает утопающий, хватая, возможно, последний в жизни воздух. На протяжении безумного момента чернокнижник не понимал, что сон уже закончился, видение померкло, потому что продолжал слышать этот треск. Эхо в сознании слилось с настоящим звуком. Трефалкир, ещё объятый ужасом, взглянул на яйца и замер на несколько секунд, только потом подскочил к ним. Бурое яйцо было просто разломано изнутри — крупный кусок скорлупы валялся в противоположном конце пещеры. В обломках шевелился сине-фиолетовый малыш. Он вяло шевелил лапками, побег из почти двухгодичного заточения его измотал. Трефалкир, испытывая невероятно трогательное и особенно после ужаса сна хрупкое чувство к появившемуся малышу, не заметил, что потекли слёзы из глаз, посмотрел на двоих оставшихся. Огненное яйцо чуть шаталось и покачивалось, наверху проступали трещинки. А вот с зелёным яйцом творилось что-то странное: оно чуть дымилось, а сколов и трещин было больше, чем на красном. Дракон решил сначала помочь этому малышу, но прежде чем он успел взять яйцо в лапы — скорлупа в местах расхождений зашипела, и драконыш вывалился на пол. Он словно отплёвывался или выдыхал пламя, только вот никакого огня не было. Не могло быть, ведь драконята до трёх лет обычно не выпускают огонь. Но самое главное, что светло-зелёный малыш дышал. Ещё не отошедший от всех потрясений, Трефалкир взял последнее яйцо и начал бережно расковыривать, подцеплять скорлупу желтоватыми когтями. Вскоре и последний малыш, самого настоящего цвета алых цветов, был на свободе. Все трое оказались самцами. Невероятное облегчение снизошло на Трефалкира. Оно подкосило его лапы, он почти что рухнул, тяжело дыша, на пол пещеры, из которой ещё не ушёл закатный, обманчивый свет. Но теперь лучи солнца приобрели чуть грязноватый оттенок и почти не освещали стен дома. Облегчение. Этот кошмар закончился, и не важно: шла речь о сне или долгом и опасном периоде ухода за детёнышами. Под вихрем обрушившихся на него чувств, дракон минут десять просто лежал на каменном полу. Старшее чадо уже оправилось от стресса и пыталось встать на крохотные лапки. Он увидел в стороне двоих братьев и, судя по всему, очень хотел рассмотреть их поближе. Вид у него был самый что ни на есть удивлённый и озадаченный. Сине-фиолетовые лапки подгибались, но драконыш упорно пошёл вперед. Сейчас Трефалкир обратил внимание, насколько тот крупнее своих младших братьев. А они тем временем старательно моргали, пока ещё только мембранами глаз, и тяжело дышали. Свет в пещере совсем померк. Для взрослого дракона это не проблема, а вот для малышей это было очередное потрясение, сродни бегству из двухгодичного заключения. Они начали периодически повизгивать, слабый отголосок будущего рева. Взрослый самец наблюдал, как старший сын всё же дошёл до своих собратьев и начал неуклюже тыкать их своим носиком. Зелёный драконыш начал пытаться принюхаться, но в итоге только чихнул. Красный же, следуя примеру брата, пытался встать, что ему удалось. Но лапки на первом же шаге подкосились, и малыш завалился на бок. Тут их отец окончательно пришёл в себя, трогательная забота и любовь растекались по его венам, побуждая его встать. Трое братьев среагировали на новый для них шум, начали крутить крохотными головами и инстинктивно звать на помощь мать. Когда Трефалкир приблизился к ним и наклонил свою голову, малыши сгрудились у него, обнюхивая и нелепо тыкаясь. Дракон перенёс их по одному в заранее приготовленное место. Еще неделю назад он своими лапами свил небольшое гнездо из гибких веток ивы и пушистых веток ели. Наверняка, можно было сотворить что-то получше, используя магию, но его дети ещё чисты и невинны, так что родитель отверг эту идею. Первым он решил перенести, держа в когтистой лапе, светло-зелёного малыша, так как тот до сих пор не вставал. Затем был огненный малыш. Обернувшись в третий раз, самец увидел, что старший драконыш медленно, но самостоятельно идёт к гнезду вслед за отцом. Некое чувство гордости зародилось внутри, но не помешало взять малыша и перенести его через высокий борт приятно пахнущего жилища. Дети ненамного превышали его переднюю кисть, за исключением старшего: тот был раза в полтора больше. Трое драконышей деловито пробовали исследовать новую обстановку. К радости Трефалкира, светло-зелёный наконец встал на лапы и достаточно уверенно делал первые шаги. Они осторожно приминали лапами ветки, проверяя прочность и мягкость, пытались встать на задние лапы, дабы заглянуть за края бортов. Красный малыш норовил даже погрызть листья ивы. Вскоре все трое устали, легли почти друг на друга и уснули. Земляной дракон подумал: не хотят ли они есть и стоит ли им давать мясо. Скорее всего, да, потому что больше идей в голову совершенно не приходило. Какое-то время он смотрел на них с искренней любовью и тихой тоской, ведь возлюбленная Азайлас вряд ли сможет их увидеть, если его сон был правдой. Но радость за своих детей, за то, что они теперь здесь, приглушала пока что почти всю боль. Самец как мог обвился вокруг гнезда и наконец, впервые за весьма долгое время уснул спокойным, пускай и чутким сном.

Уже через две недели своего отцовства Трефалкир понял, что у его детей будут некие трудности при общении с себе подобными. Как он и опасался, дело было в смешанной крови, она сотворила что-то чудное. Старший сын, имевший по большей части фиолетовый окрас, был крупным и сильным, но, к удивлению чернокнижника, проявлял расположенность к молниям и электричеству. Телосложением он больше пошёл в мать, такая же широко открывающаяся пасть, мощная грудь, массивный хвост. Возможно потом у него покажутся ещё и костяные выступы по бокам мордочки. А вот глаза были жёлто-оранжевыми, и передние клыки обещали вырасти длинными. Здесь к странностям можно было отнести лишь зелёный язык, признак присущий скорее ядовитым вивернам, а не драконам. У младшего сына странностей наблюдалось чуть больше. Тот же зелёный язык и, самое приметное, морда: сверху слишком короткая, возможно недоразвитая, поэтому нижняя челюсть и подбородок очень выступали. Пока весь яркого алого окраса, с чёрными, крошечными костяными наростами на лбу и затылке. Строением он был как отец, более гибкий и менее громоздкий. От него же унаследовал форму зубов, а глаза были тёмно-зелёными. Он пока проявлял явные, неоспоримые признаки огненной стихии. А вот со средним сыном была почти беда, настолько природа не обделила его необычностью. Окрас малыша не являлся вариацией одного цвета, как это бывало обычно в таком возрасте. Драконыш имел пятна зелёно-жёлтого и зелёно-голубого цветов. Чуть, самую малость, длинноватая нижняя челюсть, на которой уже расположились два массивных клыка, но самая диковинная странность расположилась на верхней. Сморщенная складками кожа, чудной вид даже для Трефалкира. Правда, всё объяснялось тем, что драконыш выделял кислоту, говорящую о его породе куда лучше окраса. Зато язык нормального цвета и отцовские оранжевые глаза. Может, лишь чуть светлее. Трефалкир не мог сказать, были ли эти странности результатом неправильного ухода или так повлияло его волшебство, или же таков каприз судьбы. Его это никак не волновало, он любил их просто за то, что они появились на свет и поэтому были уже прекрасны. Он с радостью наблюдал, как они незаметно подрастают, учатся управлять телами, рычать. Кормёжка не стала проблемой, вопреки опасениям, детёныши охотно ели сырое мясо, которое приносил им отец. Дракон пока не выпускал их надолго из гнезда, так как их чешуя должна была прежде окрепнуть. А ещё приближалась их первая полная луна — особое время для недавно родившихся драконов. Пусть среди родичей бесспорно больше почиталось солнце, но по каким-то давно забытым всеми причинам имена давались именно под светом первой полной луны. У каждого дракона могло быть два имени, но первое самое особое, значащее нечто большее. Трефалкир ответственно подошёл к выбору имён. Он наблюдал за сыновьями, пытаясь определить ту или иную черту характера или особенностей. Имена достаточно быстро пришли ему в голову, как видение или озарение, чему дракон был безмерно рад. Такое считалось благосклонным отношением предков. И вот под светом полнолуния, в тихую, как первый снег, ночь Трефалкир нарёк своих сыновей. Старший Садролас, коготь грома. Средний Фангрэне, разъедающее дыхание. Младший Бэйлфар, кипящий огонь.

Комментарий к 2. Кошмары и грёзы.

Допустимы ошибки:3