Единственное, что Азайлас слышала уже несколько недель, казавшимися долгими годами, было завыванием ветра. Даже похрустывание снега не могло заглушить этот протяжный и ноющий вой, словно стонали сами горы. Возможно, подлинная причина заключалась в расположении всех перевалов, провалов, уступов, но ей всегда думалось, что эти хребты живые — настолько неуютно ей делалось, когда она ещё жила здесь. А сейчас в этом нескончаемым подвывании стихии ей даже стали мерещиться слова и голоса. Стоило попытаться их разобрать, как они ускользали, уносились куда-то дальше. Драконица не могла определиться: слышит она их слухом или же звучат они в голове. Наверное, дело было в безумии, которое охватило её. Оно не давало на чём-то сосредоточиться, не давало остановиться, не давало улететь отсюда. Да и куда она улетит со сломанным крылом? В прошлой стычке с ледяным сородичем глыбы льда перебили плечевую кость и фаланги. Азайлас не могла вспомнить, когда это было: несколько дней назад или год назад. Но в тот самый момент сквозь пелену ярости и помутнения рассудка она ощутила присутствие своего любимого. Это было такое чёткое и яркое ощущение, что оно заглушило все вокруг, прояснило сознание. Благодаря этому ей и удалось уйти от превосходящего противника живой. Как Трефалкир там без неё? Как их дети? Опять же, сине-белая самка потерялась во времени и не могла сказать, как давно она смотрела в эти наполненные грустью оранжевые глаза. Он пытался её отговорить от путешествия на север, приводил доводы, убеждал, что это не её желание, а зов гор. Какое-то время дракону удавалось удерживать подругу, но в один момент мороз, появляющийся в крови, буквально заставлял её шагать на север, к неизбежной участи всех ледяных.
Когда она встретила Трефалкира? Пожалуй, ещё до той войны, когда спустилась с пиков. Азайлас очень хотела увидеть мир, увидеть хоть что-то кроме белого и серого снега, голубого и холодного льда, бескрайнего, но равнодушного неба. Она слышала о зелёных лесах, о тёплом океане, о высоких водопадах и о рокоте молний. И, конечно же, о Скрытой Долине. Да, там она и встретила свою любовь, пускай даже тогда они не совсем поладили. Что произошло дальше? Но ветер начал развеивать воспоминания подобно сухим, ломким снежинкам. Они улетели прочь в белое марево, окружавшее её. Драконица потрясла головой, изо всех сил пытаясь вспомнить, как всё было, но получилось вспомнить лишь обрывок из войны, грянувшей спустя три года после её спуска с гор. Ей тогда только-только исполнилось пятнадцать, можно сказать, ещё не до конца окрепший подросток. Для прямых столкновений с магами она была не готова, поэтому Нивервир, тогда только ставший королём, предложил ей, как и другим молодым родичам, отыскивать драконов и передавать им его приказ вернуться в долину. Потом Азайлас помогала добраться осиротевшим драконятам до безопасного места. Люди охотились на них и похищали для каких-то злых деяний, поэтому ледяная драконица облетала большую территорию, пока ещё не целиком затронутого войной района, и собирала всех, кого могла. Взрослых драконов там не встретилось вовсе, и в тот день она нашла в лесу сбившихся в кучку беззащитных, перепуганных малышей. Они не могли сами найти укромного убежища, и для большей надёжности драконица сопровождала их всю дорогу. Но не стоило забывать, что если она нашла малышей без родителей, то рядом бродили, рыскали люди. А те не заставили себя долго ждать и вскоре напали на них. Охотники, замаскированные волшебством своих соратников магов, появились неожиданно. Одного она успела заморозить своим дыханием, но остальные набросили на драконышей заколдованную сеть, которая жгла и разъедала тем чешуйки. Малыши визжали и плакали от боли. Юная Азайлас налетела на охотников, отшвырнула в сторону ударом тяжёлого хвоста и попыталась освободить детей. Но тут её плечо пронзила острая, колющая боль. Гарпунный болт просто раздробил её панцирь, застряв внутри, а потом в неё стали лететь небольшие огненные вихри. Ледяным дыханием она смогла их остановить, но и так было понятно, что долго ей не продержаться под таким напором. Не хватало ни силы, ни опыта, ни последовательного представления, что ей надо сделать. Страх и затравленная ярость, от осознания неизбежного проигрыша не только для неё, но и для маленьких чад, едва не ослепили её.
Тут небо пронзил чёрный провал, из которого с рёвом вылетел разъярённый Трефалкир. Люди в недоумении подняли головы вверх, да что там люди, сама Азайлас была потрясена такой внезапностью. Воздух наполнила удушающая атмосфера гнева, и драконица поняла, что сейчас произойдёт что-то очень нехорошее. Зелёный дракон не стал пикировать, чтобы растерзать в клочья жалких созданий, наоборот он кружил, постепенно снижаясь и держа лапы у морды, читая заклинание. В него уже полетели гарпуны, когда он выдохнул без пламени, и начало происходить нечто странное. Люди, земля на которой они стояли, крепкие деревья и густая трава, растущие из этой земли, стали иссыхать и истлевать. Люди падали на землю и кричали от боли, их кожа серела, а потом чернела, глаза каменели, а потом рассыпались песком. От места поднялось зеленоватое свечение, поднявшиеся к уже спустившемуся Трефалкиру. «Он выпил их жизни», ужаснулась Азайлас, да и драконята притихли. Дракон опустился на землю и потряс шеей, из глаз уходило зелёное мерцание. Драконица уже освободила малышей от мерзких пут, и те сгрудились возле неё, не зная, чего ожидать от такого незнакомца. А он подошёл к ней и, не спрашивая разрешения, прижался своей мордой к её и прошептал: «Я так боялся, что не успею». В этот момент Азайлас поняла, что чувствует к нему те же чувства, только всё время до этих секунд не хотела себе в этом признаваться. Она робко потёрлась своим носом о его шею, потом дракон зубами вытащил из её плеча гарпун и сжёг его. Он довёл их до безопасных пределов, где людей ещё не встречалось. Сказал ей:
— Я бы проводил вас дальше, но я нужен остальным. Мы должны успеть сжечь один из городов.
Азайлас тогда посмотрела на него любящим, понимающим взглядом, в котором была лёгкая тревога за него. Трефалкир взмыл в небо и исчез в созданном портале. Что было потом? Воспоминания затянул тонкий, но крепчающий слой льда, тот же холод начал сковывать тело. Азайлас открыла светло-зелёные глаза и поняла, что лежит под каким-то уступом, попыталась двинуться и не смогла. И чей-то скучающий голос чётко прозвучал в её сознании: «Горы не выпустят тебя, дщерь, пока не получат свою кровь. Ты можешь переждать это безумие, эту расплату. Ты знаешь как. Только так ты сможешь вернуться к своей семье». Да, этот странный, непонятный голос был прав, если она впадёт в спячку, то тогда, если случится чудо, у неё есть крошечный шанс выжить, пускай и призрачный. Азайлас свернулась крепче, бросив последний взгляд в белую, непроглядную пелену неба. В какой-то отравляющей душу надежде, смотрела, ожидая узреть там чёрный провал и вылетающего из него Трефалкира. Но вокруг оставались лишь безразличные снега. Белая круговерть с серыми тонами, холод и высокий, нескончаемый глас ветра.
Намного южнее Трефалкир почему-то поднял голову к голубому небу, словно что-то желая разглядеть. Не увидев ничего необычного или хотя бы интересного, снова лёг на серый, неровный камень, откуда он наблюдал за малышами. Дети уверенно осваивались в природе леса, правда, доставляя своему отцу много хлопот. Например, дракон быстро понял, что если в таком возрасте будет брать их с собой на охоту, то большее, кого он сможет поймать, это червяка. На свой страх и риск ему пришлось оставлять их в пещере, находившейся на поляне, строго наказывая не покидать её. В такие моменты Сардолас, очаровательный в своей детской ответственности, выступал вперёд и говорил:
— Не волнуйся, папа, я пригляжу за ними.
Трефалкир улыбался, тёр носом каждого из сыновей и уходил на обход границы с последующей охотой. Драконятам будет требоваться много мяса, потому что скоро им будет второй год, и они начнут расти быстрее. В идеале, в возрасте шести лет дракон уже может выжить без опеки родителей. И их отец надеялся, что до наступления сего момента его угодий хватит, чтобы прокормить всех четверых. Сыновья длиной тела уже были практически с его предплечье, включая кисть. Старший, судя по всему, не собирался сдавать позиции самого большого, по длине он доставал едва ли не до локтя, что заметно превышало норму. У всех троих были ещё по-детски короткие и пухлые хвостики, наросты и рога только обозначились, а кости крыльев едва начали проступать и очерчиваться под кожей вдоль хребтов. И, честно говоря, Трефалкир чуть тревожился, когда дети пытались лазать по деревьям, так как иногда залезали они достаточно высоко, чтобы при падении повредить кости. Дракон не снимал их с веток, всегда говоря им, что они должны учиться сами справляться со своими неприятностями. Самец же всегда был готов поймать их или снять в любой момент, но считал, что они должны быть самостоятельными. И сыновья учились этому как могли, потому что не знали ничего другого. Иногда они просили своего отца рассказывать разные истории. Всё же, им бывало скучно, когда их не отпускали исследовать чащу высоких деревьев, да и бессознательно они чувствовали тоску по матери, которую ни разу не видели. Тогда Трефалкир садился на пол пещеры и рассказывал легенды, какие помнил, иногда сопровождая рассказ картинками, волшебно сотканными из света. Дети, сидевшие перед ним, слушали, приоткрывая свои пасти от изумления, про древних птиц фениксов, про одного могучего морского дракона, который в одиночку отчистил моря от древних, опасных тварей, про древних королей, что летали сквозь звёзды, про одного огненного дракона, который бросил вызов вулкану. Рассказывать было о чём, и Трефалкир старался поведать им не только историю, но и сведения о мире. Единственное, о чём он старался не говорить, так это о северных горах. Пару раз в неделю детеныши просили отца пойти поплавать, и Трефалкир отводил их реке. Та ему была по брюхо, но для детей самое то. Дракон ложился на дно полукругом, образуя таким образом запруду, и Сардлоас на пару с Фангрэне с разбегу плюхались в воду, заставляя гладь колебаться и блестеть на свету. Красный драконыш всегда нерешительно стоял на берегу, переминаясь крохотными лапками. Отец с пониманием смотрел на младшего сына, огонь в нём более чем естественным образом противился воде. Но Сардолас весело выкрикивал, выныривая:
— Давай Бэйлфар, трусишка, ведь мы же рядом!
И драконыш сначала медленно заходил в воду, а потом спустя минут десять уже весело играл, нырял, исследовал с Фангрэне речное дно. Средний сын не был разговорчив, но он был очень наблюдательным. Ему нравилось зарываться в песок и из засады выпрыгивать на братьев, которые смеясь плескались. Все трое внимательно слушали, когда отец пояснял им, как закручивается вода, как потоки работают, как двигаются. Так он объяснял им основу магии на примере этой стихии. Как-то Бэйлфар сказал застенчиво:
— Я хочу, чтобы ты тоже мог повеселиться и поплавать с нами, это река слишком тесная для тебя.
И тогда Трефалкир, смеясь пообещал, что когда-нибудь сводит их к реке настолько большой и глубокой, что её противоположного берега не видно даже с середины русла. Иногда они залезали отцу на голову и спрыгивали в воду, а порой взрослый самец точным ударом тёмно-зелёного хвоста оглушал рыбу и закидывал её в запруду к детям. И те пытались на неё охотиться, правда без особого успеха. Рыбёшка либо всегда уплывала от них, либо выматывала настолько, что те были не в состоянии продолжать эту охоту. Потом драконыши выходили из воды и высыхали на милостивых лучах солнца. Вчетвером они шли домой, мерное течение такой жизни успокаивало.
Причина, по которой Азайлас и Трефалкир решили поселиться в этом тихом месте, была, пожалуй, не только в том, что рядом с Долиной им места не нашлось. Густой и древний лес дарил покой и уединение: редко встречались сородичи, и почти не было людей, лишь очень редкие путники, которые с почтением относились к окружающей природе. Земляной дракон не любил людей, но не считал, что их можно убивать просто так и без повода, как делало в последнее время большинство родичей. Здесь можно было создать жизнь, а не забирать её. К тому же, была приятна и гуща листвы, которая тенями окутывала землю, да и детям здесь нравилось: ничто не мешало их спокойному и правильному развитию. Трефалкир продолжал лежать на камне, нагретым солнцем, и одним глазом следить за игрой чад. Они снова пытались залезть по веткам как можно выше. Всё шло своим чередом, как вдруг дракон ощутил чьё-то стремительное приближение. Он встал, принюхался, водя мордой по ветру. Что-то или кто-то быстро приближался к ним. Он строго обратился к детям:
— Бегом в пещеру и не высовывайтесь.
Дети, впервые увидевшие своего отца таким серьёзным и напряжённым, послушно спустились и побежали в пещеру, периодически тревожно оглядываясь на оскаленного отца. Дракон накрыл пещеру магическим щитом и встал на её защиту. Он изо всех сил пытался распознать чужака, вторгшегося в его земли. Лететь на опережение было бессмысленно: неизвестный уже был фактически над ними. Внезапные, почти штормовые потоки ветра пригнули вековые деревья, Трефалкир чувствовал, как мощным потоком воздуха его чуть сносит в сторону. Это напоминало стихийное бедствие, внезапный смерч. Тут оглушающий клёкот пронзил тишину неба и, казалось, пригнул трещащие деревья ещё ближе к земле. Облегчение прокатилось по телу зелёного дракона: этот клёкот был приветствием его друга. Такие потоки воздуха и такой крик мог издавать только король Нивервир, последний из рода королевских драконов. Ветер оставался таким сильным, что Трефалкир не решился снять щит, пока его друг не приземлится. А тем временем король медленно, с достоинством снижался, сильно размахивая четырьмя крыльями.
Если и было хоть какое-то подтверждение тому, что все драконы являлись результатом удивительного союза фениксов и древних ящеров, то сейчас оно спускалось на землю. Нивервир отличался от всех драконов, как и все в его роде. Мощное и оперённое тело, две пары таких же крыльев. Задние лапы, больше походившие своим видом и изогнутыми когтями на лапы птицы, и передние были покрыты грубой жёлтой кожей от сгибов локтей и колен. На морде красовались и панцирные пластины, и покрытые перьями два небольших рога. Крепкий, пробивающий всё, жёлто-оранжевый клюв, а не пасть с зубами. Тонкий хвост, такой же кожаный и жёлтый как лапы и живот, лишь на конце имелась гребнистая пластина, с помощью которой дракон мог лучше управлять потоками воздуха. Перья, коричневые и белые, ложились густым слоем. Слова теряются, если пробовать детальней описать весь облик нынешнего Короля. Несведущие люди назвалибы его драконовидным грифоном, в целом некое, пускай внешнее, сходство имелось. На своих четырёх крыльях Нивервир летал и быстрее, и выше любого своего подданного. В бою он был манёвренным до неуловимости, а любая не очень сильная магия просто отскакивала от него из-за силы крови. Этот некрупный самец, несмотря на свои двадцать пять лет, продолжал, правда, медленно, набирать мощь. Зрелости он, как и положено, достиг очень рано. Величественный и не терпящий возражений, Нивервир смог возглавить драконов в той войне и привести их к победе. Трефалкир дружил с ним, уважал его, а Король благосклонно и тоже дружески относился к нему. Он был одним из тех, кто поддержал союз Трефалкира и Азайлас. Поэтому когда оперённый дракон опустился, как птица, на задние лапы, земляной родич поклонился, склоняясь перед законным королём. Нивервир сверлил его взглядом синих глаз без зрачков.
— Нет нужды соблюдать формальности, старый друг.
— Рад тебя видеть, Нивервир, — Трефалкир поднялся и с теплотой посмотрел на гостя.
Комментарий к 3. Незванный гость.
Всем спасибо за участие в фестивале. Так как это был первый фестиваль с отправкой работы, я очень волновалась:3