Драконовы земли

56. Болото

Какая-то незримая птица выдала тревожную трель и умолкла, однако девушка не услышала её в полной мере. Её совершенно не интересовало: наблюдал ли за её борьбой, начинавшей казаться обречённой, дербник или серый сорокопут. Никто из них не мог ей помочь. Она бежала из последних сил прочь, каким-то образом заставляя себя двигаться вперёд по вязкой топи. Всё заглушило собственное тяжёлое дыхание, гулкие удары сердца, что едва не ломали ей рёбра, а ещё звон пульсирующей в висках крови. Вся эта пелена не давала толком пробиться к ошалевшему сознанию ни плачу младенца на руках, ни плеску мутной, вонючей воды, ни повизгиванию маленькой собачонки, бегущей рядом. Но к сожалению: слух различал крики, улюлюканье преследователей и, будто бы даже, их топот, хотя такого быть не могло. И это гнало дальше. Ноги налились свинцом, руки, прижимавшие ребёнка, закаменели и вот-вот грозились разжаться. Всё тело взмокло от пота и изнемогало, протестуя против таких нагрузок, но рассудок, страх, желание жить заставляли не останавливаться. За несколько дней вся прежняя жизнь перестала иметь твёрдую опору и рассыпалась грудой обломков. Из простой знахарки, тихо и неприметно живущей на окраине города, она сделалась ведьмой, связанной с колдовством, желающей вновь навлечь на людей гнев драконов. Страшный и беспощадный. Не важно в чём таилась подлинная причина: в суевериях, в её успехах в искусстве лекаря, передавшегося ей от бабушки, или же в том, что она посмела неоднократно отказывать местному зажиточному богатею. Обо всей этой горькой несправедливости девушка уже успела изрядно подумать со всех сторон, сидя в тюрьме, куда её бросили. Там прошло несколько мучительных дней, пока совет решал: повесить её или сжечь, а может и что похуже, ведь у сироты в городе заступников не было вовсе. И там же, страшащаяся своей участи, она познакомилась с настоящей чародейкой, участь которой уже была определена: смерть на костре. Смерть вместе с ребёнком, могущим унаследовать «проклятый» дар, привлекающий одни беды. Именно по вине магов пало множество стран, городов, людей. Это помнили хорошо. Этот страх ещё был силён, не прошло ещё второй декады. Но, истощённая пытками и допросами о своих «соратниках», женщина, со смоляными волосами и бесноватым взором зелёных глаз не выглядела опасной, враждебной. Во всяком случае, к девушке, сидящей в соседней камере напротив. Благодаря волшебнице ей и удалось сбежать вместе с безвинным младенцем. На время. Женщина смогла собрать остатки сил, а может, и ценой своей жизни пробила брешь в стене, сломала решётки, прося перед этим девушку спасти хотя бы её сына, прекрасно понимая, что уже не сумеет последовать за ними. Но обе девушки предпочли смерть в борьбе за жизнь, чем страдания по чужой прихоти и ужасную гибель. Поэтому молодая знахарка, ни думая ни о чём кроме как уцелеть, бежала по городу, стремясь поскорее покинуть его пределы, молясь всем богам о том, чтобы в лесу ей нашлось укрытие. Но мучители, почуявшие кровь и азарт охоты, не желали просто так отпускать её и слишком скоро пустились следом. Возле окраины к ней прибилась маленькая, полуслепая дворняжка, что девушка подкармливала уже год и могла назвать хоть каким-то другом. Беглянка со слезами пыталась отогнать ту, упросить не следовать за ней, ведь ей не хотелось, чтобы пострадал кто-то ещё. Но верное животное бежало рядом, пусть и не могло осознать всей угрозы. Ветки хлестали по щекам, раздирали и без того проданную юбку, рубашку, а люди, если их ещё можно было считать таковыми, не отставали. Так они и бежали сквозь лес, не обращая внимания на стрелы, что пускали им вдогонку, на узловатые корни деревьев, о которые можно было запросто споткнуться, пока не выбрались к болоту. Там-то погоню можно было считать предопределённой.

Это гиблое место находилось за несколько километров от города, и обвинённая даже удивилась тому, как это ноги смогли донести её до сюда. Трясины занимали огромное пространство, но отнюдь не открытое, а окружённое густым лесом. Тут и там воняло чем-то тухлым, виднелись поваленные брёвна, наполовину погружённые то ли в грязь, то ли в воду, покрытую тиной. Мшистые кочки, над которыми летали стайки мошкары, создавали иллюзию твёрдой земли, однако девушка примерно знала эти места и то, как они обманчивы. Не даром она здесь собирала порой травы. Это помогло оторваться от убийц и не проваливаться по колено в жижу. Снова лишь на время — силы её покидали. Прошло и второе дыхание, и третье. В какой-то момент пущенная стрела пронзила ей плечо, однако вскрикнуть знахарка не сумела. Не хватило воздуха в лёгких. Следом раздалось рычание маленькой собаки, возможно бросившейся ей на защиту — она не видела, так как, заваливаясь вперёд, продолжила перебирать ногами к видневшемуся широкому бревну, на которое налипла какая-то тускло-зелёная растительность, со множеством вывернутых корней. Вновь раздался жалкий лай. Бесполезный поступок. Бессмысленный. Ну почему животное так сделало? Почему не убежало? Этот звук без запинок перешёл в болезненный скулёж, и девушка, у которой душа рвалась на части, развернулась. Она не могла бросить это создание. Всё равно они все умрут сегодня, так пусть хотя бы вместе. Все втроём. Может, так будет лучше. Успела увидеть, как четвероногий, самоотверженный друг с разбитой мордочкой, летит куда-то в сторону от тяжёлого удара в живот. Набрала в грудь обжигающего воздуха, чтобы просипеть.

— Ос… вь… те, — она видела их лица и не находила в них ничего человеческого, им не спастись.

Вдруг мягкая земля под ногами задрожала, по ней прокатились слабые толчки. Раздалось шипение, и бревно, подле которого она остановилась, начало медленно подниматься вверх. Растения рвались, падали вместе с кусочками мха, закапала струйками вода, заструившаяся по зелёной коре. Нет. Не коре. Теперь девушка увидела наросты, чешую. И… глаза, светящиеся ярко оранжевым светом. На них сверху вниз смотрел дракон с приоткрытой пастью. Два желтоватых нижних клыка смотрелись угрожающе, а складки на верхней, сморщенной челюсти раздались, обнажая ноздри, из которых со знакомым шипением взметнулось мутноватое едкое облако. Не успела ещё вся вода стечь с морды и шеи, как люди, державшие луки и копья, с криками ужаса развернулись и дали дёру. У девушки же ноги подкосились от страха и благоговейного трепета перед величественным, громадным созданием. Когда его взор обратился к ней, упавшей на колени, её хватило лишь на то, чтобы упасть лицом вниз, прикрывая трепыхающегося ребёнка и прося животное о пощаде. А может, и о милостивой, быстрой смерти. Но дракон повернулся куда-то в сторону. Заслышав шорох над собой, девушка подняла голову и поняла, что тот склонился над умирающей, тихо поскуливающей собакой. Собрав остатки всего, что было, с вымученным отчаянием она бросилась к питомцу, презрев всё, что только могло случиться дальше. Дракон рассматривал крошечное для себя животное, не обращая внимания на человека, что хотел попытаться что-то сделать. Тут вдалеке вновь раздались крики, без запинок перешедшие в предсмертные хрипы. Девушка, заплакавшая вновь и ковылявшая к дворняжке, остолбенела, прижав к себе младенца, который всё продолжал вопить. Впрочем уже сорванным голосом. По её разгорячённому телу прошлась волна леденящего страха, а руки так сильно сжали младенца, что тот прекратил хныкать. Во мгновения ока воцарилась тишина, ударившая по ушам своей неестественностью. Безмолвие стелилось по заболоченной земле: не жужжали, не трещали насекомые, не пели птицы. Всё замерло. И вдруг над грязной гладью, прямо к ним, потянулись танцующие зеленоватые огоньки. Потянулись к дворняжке. Знахарка с широко раскрытыми глазами смотрела на то, как эти святящиеся сферы втягиваются внутрь мохнатого, тщедушного тельца, расходятся по нему нитями, и на то, как животное затихает, а рана на мордочке затягивается, разбитые зубы выравниваются и… как с белого, незрячего глаза начинает спадать пелена. Эти мгновения, растянувшиеся на вечность, показались ей самыми прекрасными, чистыми во всём этом мире, заставив её душу и рассудок вновь трепетать перед драконом, но на этот раз без страха. Он отступил куда-то на задворки сознания. Через десять секунд животное уже бодро вставало на лапы и пятясь подошло к девушке. Та вновь шлёпнулась на чавкнувшую землю, сгребла собачку одной рукой, прижимая груди, шепча слова себе под нос слова благодарности. Она не верила в то, что случилось, что видела своими глазами. Но оно было настоящим.

Ребёнок залился ором вновь, оглашая болота, и знахарка принялась качать его. Потрясённого всеми событиями разума хватало лишь на это простое действие. Не на то, чтобы думать о том, что же дальше делать. Не на то, чтобы попытаться внятно осознать и осязать происходящее.

— Это не твой детёныш.

Голос раздался сверху и был почти целиком низким рычанием, но слова, человеческие слова, угадывались в нём. Девушка медленно подняла голову и встретилась глазами с драконом. Спокойными и разумными. Её восприятие напрочь отрицало, отторгало возможность того, что к ней обратился дракон. Хотя казалось, что за сегодня достигнут предел всему и удивлению в том числе. Она тупо смотрела на него раскрыв глаза и рот, позабыв абсолютно про всё.

— Почему-у ты несёшь чужого?

Животное не смутило отсутствие ответа, оно разглядывало нежданных гостей болот, казалось, смотря прямо в душу. Повисло молчание, нарушаемое лишь чьим-то осторожным стрекотом. Дракон терпеливо ждал, когда девушка всё же сумеет связать буквы в слова, а их внятно озвучить. Прошло ещё три минуты, прежде чем та тихо-тихо заговорила.

— Его м-мать убили, — она заворожённо не отводила взгляда, не зная, что грядёт дальше, — те люди. Что ты с ними сделал?

— Тож-же, что они хотели сделать с тобой. Я забра-ал их жизни, — он чуть ближе склонил голову, увенчанную шестью рогами, что она ранее приняла за корни поваленного дерева. — Отдал их тому, кто больше нуждался в них.

Исцелённая дворняжка тявкнула в знак согласия. Девушка погладила её, чувствуя радость и облегчение. Они спасены по-настоящему, и будущее мерещилось уже не таким плохим. Даже ломота тела ощущалась не так сильно, а плач ребёнка стал казаться не таким громким.

— Благодарю тебя, о дракон, — начала она, почему-то вспомнив о вежливом почтении, — я не знаю, что я могу сделать для тебя, чтобы отплатить за твою милость.

— Ты слишком юна, чтобы что-то для меня сделать. И тебе есть, что сделать для них, — громадная морда приблизилась вплотную, стало пахнуть его едким, кисловатым дыханием. — Я никогда ранее не видел людских детёнышей так близко. Шумный. Он хочет есть?

От зелёного дракона не веяло угрозой, поэтому девушка нерешительно поднесла ребёнка к носу ящера, чтобы тот мог спокойно обнюхать и рассмотреть. Дитя на минуту притихло, касаясь одной ручкой чешуи выступающего подбородка.

— Не знаю, чем мне кормить его сейчас. У меня нет молока, — призналась она, а собачка потёрлась о её ногу. — Я не знаю, когда я дойду до другой деревни. Я не знаю, куда нам теперь идти.

Дракон понимающе кивнул, поднял шею, а земля рядом вновь несильно задрожала. Это высвобождались лапы из слоя грязи. Вырисовывались его габариты: крылья, спина, грудь, бока, хвост, задние лапы. Стекавшие ошмётки жидкой земли обнажили ярко-голубые пятна и уплотнения чешуи. Пока он потягивался, девушка принялась вновь качать ребёнка и думать: всё же что и как ей делать дальше. Дракон тем временем встал и куда-то направился, ступая без особого шума, что было удивительно для его размеров, держа длинный хвост на весу, как кошка. Знахарка не знала — вернётся ли он или же их необычное знакомство закончено. Но это было не так важно. Того, что он для них сделал, уже достаточно, чтобы иметь шанс выжить.

Из растревоженной земли взлетала мошкара, пахнуло застоявшейся водой. Это всё её не беспокоило, как и километры трясины вокруг. Говорящий дракон, однако, вскоре вернулся, неся в складках крыльев охапку какой-то травы. Её изумляло это спокойствие, внимательность, что угадывались в его движениях. Не говоря уже о его участии в их судьбе. Так не бывает. Драконы гневаются на людей и полагают их ничем не больше, чем скотом. Перед ней упал целый каскад рогоза и тростника, следом дракон с шипением дыхнул на них, и те принялись плавиться, белеть, превращаться в нечто, похожее на кашу, пока не застыли в какой-то в несуразный ком.

— Бери, это должно сгодиться на первое время, — он сел, игнорируя, что его кисти плавно утопают в грязи, наклонил голову. — Я думаю, что детёныш сможет рассасывать это, да и тебе хватит. Если пройдёшь отсюда прямо на север, то за два дня дойдёшь до деревянного города.

Девушка оторвала кусочек от странной, клейкой субстанции, осторожно положила себе в рот. Сладко и вместе с тем травянистый, терпкий вкус. Но это было лучше, чем ничего и, вдобавок, могло на какое-то время заменить воду и пищу для ребёнка. После того, как она дала крохе на пробу этой еды и положила того на кочку, знахарка встала, утирая одной рукой слёзы благодарности, принялась рвать широкие листья лютика и длинные аира, чтобы на скорую руку соорудить подобие корзины. Дракон какое-то время наблюдал за её действиями, за тем как собака легла под бок младенцу, что наконец притих и чмокал губами.

— Ночи сейчас тёплые, Илина, но лучше всё же идти днём, — начал он, когда человеческая самка начала собирать его дар. — Иди, ваше людское время коротко.

— Откуда ты знаешь моё имя? — спросила она его удивлённо и с беспокойством, которое тут же улеглось.

Потому что девушка поняла: ящер каким-то образом и так знал всё, что с ней произошло, а может и больше — всю её жизнь до встречи с ним. Его ей нечего бояться, и конечно такое существо разумеет куда больше неё самой. Она пойдёт строго на север, как он ей и сказал.

— У каждого живого существа есть имя, — туманно ответил дракон фырча. — И им двоим, что будут с тобой, ты тоже должна дать имена.

— Я нареку их достойно, — пообещала знахарка, подняла младенца, укутанного в шаль, смотря за тем, как дворняжка встала и пошла полизать остатки расплавленной травы; помедлила и всё же спросила. — Как тебя зовут?

— Оно будет звучать, как разъедающее дыхание, — затем он выдал какой-то хитрый рык, видимо произнеся имя на своём наречии.

— Я никогда тебя не забуду, — она поклонилась, взяла потяжелевшую корзинку и пошла, стараясь не оглядываться.

Собака коротко тявкнула на дракона и побежала следом. Один раз девушка всё же оглянулась и подняла руку в прощальном жесте. И хоть она более не увидела дракона, лишь прежний силуэт бревна, но знала — он ещё видит её.

Фангрэнэ без особых сложностей устроился на прежнее место, на котором лежал неделю в полудрёме. Мягко и удобно, тепло в этом чреве жизни, дающему начало здешней реке. Вытягиваясь в привычной для себя среде, он вновь подумал, что мир и случающиеся встречи действительно удивительны. У девушки была чистая душа, и эта помощь была благом. Нет никакой надобности переносить на всех людей ответственность за деяния умерших, что нанесли драконам то страшное оскорбление. Нет совершенно никакой надобности жить прошлым. Хоть в эти земли, далёкие от драконовых, его привели именно пути минувших веков. Он искал истоки, ему было любопытно узнать о том, как жили драконы раньше. И не только они. Раньше, давно-давно, встречались и не менее необычные существа, о которых ему удалось узнать. Ему нравилось следовать за зовом исследования, точно так же ему нравилось изучать и понимать всё, что он видел. Поэтому-то он единственный среди братьев шагнул так далеко и в магии, и в своих познаниях окружающей природы. И его упорство пролило свет на некоторые вопросы — как раньше жили драконы, или же почему у родителей смешанной крови появился драконыш умершей разновидности. Всё те же пути прошлого и судьбы, но все знания он применял на настоящем. Кислотный дракон не побрезговал научиться человеческой речи, хотя и сам Трефалкир ограничился лишь поверхностным знанием слов и фраз. Сложно сказать: в чём скрывалась причина такого интереса. Но так Фангрэнэ мог коснуться предков и самого времени, напитаться незримой мощи знаний. Даже земля отвечала ему взаимностью, когда он взывал к ней. Если самец связывал свою магию с той силой, что текла в недрах, то порой ему приходили видения, образы прошлого. И это место было одним из таких. Он зрел то, что здесь когда-то было и драконов, что когда-то водились и чем-то отличались от нынешних. Пока его не прервали. Но дракон сделал хорошее в настоящем, то, что счёл нужным и справедливым, как сильный. Теперь можно спокойно вернуться к своему занятию. Фангрэнэ закрыл глаза, чувствуя что тело наконец расслабилось в должной мере. Он снова был «связан» с болотом, и сквозь чувство того, как оно засасывало в себя убитых им людей точно живое, будто разделяя его действия, начинала откуда-то издалека приходить та сила времени. Дракон готов был ждать столько, сколько потребуется, что принять в себя всю её мудрость.

Комментарий к 56. Болото.

Сюрприз!) И как вам такая глава? XD Она очень выделяется на фоне прочих, однако именно она должна быть такой. Когда-то в комментах спрашивали про людей, и я ответила, подразумевая именно эту серию глав. Это именно эпилоги. И начинаем мы с Фангрэнэ не просто так. Здесь есть над чем порассуждать, что я с радостью поддержу в комментах)

Пятеро ждущих))Огромное вам спасибо, что продолжаете держать со мной и историей этот путь) Осталось всего четыре главы.

А теперь сведения, которые помогут по-иному взглянуть на главу:3

Рубрика познавательные ориджиналы:

Пост в группе: https://vk.com/wall-189472283_91

В более же древних культурных пластах, уходящих в глубь времен, образ болота имеет совсем другую окраску и масштаб, без преувеличения являясь сакральным центром мироустройства, пронизывая практически все культурное пространство, проявляясь как в бытовых обрядах и поверьях, так и в сакральной символике и традициях.

Образ болота как «питомника» цивилизации проистекает из глубокой «ностратической» древности и сочетается с представлениями о некой сакральной местности — прародины элиты человечества. Именно здесь находятся истоки древнейших представлений о Райской земле. Так, например, древнеегипетский Рай являет собой заболоченные «камышовые поля» — Сехет Иару (Иалу), дающие, как следует из древних текстов, очень обильные урожаи

Птица дербник, серый сорокопут

Румынское имя Илина — факел, луна или тайно сбежать