Разбитая армия генерала Юденича давно откатилась в Эстонию, но остатки ее — дезертиры, называвшие себя зелеными, и не успевшие бежать белогвардейские офицеры — прятались еще на хуторах и в лесах. Чтобы поживиться чем-нибудь, они устраивали неожиданные набеги на деревни и окраины города.
По ночам нередко раздавались пронзительные гудки депо или лесопилки, вызывавшие по тревоге чоновцев-комсомольцев, получивших для борьбы с бандитами винтовки и охотничьи ружья. До утра порой слышалась пальба. А днем обыватели узнавали об ограбленных и убитых.
Опасаясь ночных нападений, зажиточные хозяева возводили высокие заборы с деревянными кронштейнами, хитро опутанными колючей проволокой, окна наглухо закрывали ставнями, ворота держали на запоре, а во дворах держали на цепи злобных псов.
Мальчишки в те годы чаще всего играли в казаков-разбойников, в красных, зеленых и белых. У них были деревянные сабли, рогатки, пращи и подсумки для камней.
На Тверской улице сколотилась ватага отчаянных девчонок и мальчишек для набегов на чужие сады. Днем ребята приглядывались, где растут вкусные яблоки, а как только наступали сумерки, отправлялись за добычей.
Обычно четверо мальчишек со школьными сумками пробирались в сад, а остальные оставались за забором, чтобы поглядывать по сторонам.
Наполненные яблоками сумки немедля перебрасывались через забор девчонкам, а те, не мешкая, уносили их в безопасное место. В случае погони без сумок легче было удирать, и добыча никогда не пропадала.
Порой яблок у ребят оказывалось столько, что съесть их в один вечер было невозможно. Приходилось делить добычу на равные части и прятать. Ромка с Димкой опасались приносить яблоки домой, обычно оставляли их за дровами в сарае.
Однажды Анна позвала их и стала допытываться:
— Вы куда прячете ворованные яблоки?
Мальчишки, конечно, стали отпираться и делать вид, что не понимают, о каких яблоках идет речь. Анна взяла ремень.
— Сейчас же принесите все! — приказала она.
— У нас нет ничего, — хныкая, продолжал отпираться Ром ка.
— Мы не воровали, — вторил ему Димка.
Анна принялась стегать мальчишек ремнем, приговаривая:
— Не врите… не врите!.. Фрида созналась матери и про вас сказала.
Фрида и Антон были детьми польки Анели, которая чаще других соседок забегала к Анне просить чего-нибудь в долг.
«Значит, Фридка предала, — понял Ромка. — Ну, это ей так не пройдет!»
Дольше отпираться и злить мачеху было рискованно. Братья покорно пошли к тайнику, принесли немного яблок и положили на кухне на стол.
— Это все? — спросила Анна.
Пришлось сходить второй раз и принести все, что осталось.
«Что же теперь она сделает?» — в страхе думали мальчишки, полагая, что Анна изобьет их до полусмерти. А мачеха и не собиралась наказывать. Повесив ремень на гвоздь, она отобрала самые крупные яблоки, уложила их в корзинку и сказала:
— Идите на вокзал к скорому поезду… и продайте их.
Ромка обрадовался, что не будет порки, и спросил:
— А какими деньгами брать?
В те времена было выпущено множество бумажных денег. Все они имели свои клички (лимоны, дензнаки, червонцы) и беспрерывно обесценивались. Запутаться в расчетах было нетрудно.
— Берите дензнаками, по десять тысяч за штуку, — сказала Анна. — Соседские Фрида и Антон тоже пошли. Приглядывайтесь, как они торгуют, и делайте то же самое.
Дальние поезда стояли на станции минут по двадцать. Пока смазчики обстукивали длинными молотками колеса и паровоз набирал воду и уголь, пассажиры выскакивали из вагонов и покупали у местных теток соленые огурцы, печеные яблоки, ржаные лепешки, простоквашу, молоко, творожные катыши, яйца.
Дальний поезд запаздывал. Ромка с Димкой стали искать место в длинном ряду торговок, выстроившихся невдалеке от вокзала у палисадника. Сердитые тетки не давали им пристроиться, выталкивали и говорили:
— Не путайтесь под ногами! Огольцы у вагонов торгуют.
Фрида и Антон тоже не нашли себе места, они уныло сидели около водокачки с корзинкой и ждали поезда. Братья подошли к ним.
— У-у, предательница! — сказал Ромка Фриде. — Ты зачем своей матке про яблоки рассказала?
— Матка сама увидяла бялый налив. «Кто дал?» А цо мне мувить? Я отповедяла: «Ромка дал». Я не знала, цо она до вас пуйде.
— В следующий раз не возьмем с собой, так и знай! — пригрозил Ромка. — А ябедничать будешь — вздуем.
— Я венцей не бенде, — пообещала Фрида.
В это время с грохотом подкатил поезд. Ребята бегом устремились к вагонам. Пассажиры с чайниками, бутылками, флягами в руках соскакивали с подножки и мчались, кто к кипятильнику, кто к торговкам. На ребят пассажиры не обращали внимания. Только старуха, боявшаяся далеко отойти от вагона, заглянула к ним в корзинку и скривилась:
— Зеленые. Энтих не прокусишь.
Мальчишки полезли под вагон на другую сторону состава и стали предлагать яблоки пассажирам, выглядывавшим из открытых окон. Те приценивались и возмущенно говорили:
— Такие маленькие, а уже шкуродеры.
Молодая женщина в очках, узнав, какой сорт яблок, спустила на пояске сумочку с деньгами. Ромка выбрал пяток самых крупных.
Из соседнего окна высунулся наголо обритый мужчина.
— А сколько за все возьмете? — весело спросил он.
— Двести тысяч! — подсчитал Димка.
— А за половину не пойдет?
— Нет, не велено!
— Ладно, покупаю все. Давайте свою корзинку.
Обрадовавшись, мальчишки поспешили поднять корзину вверх. Пассажир с обритой головой подхватил ее рукой и скрылся в вагоне.
Ромка с Димкой терпеливо ждали, когда покупатель вернет им корзинку и заплатит деньги, а он словно забыл про них, не показывался ни на площадке, ни в окне.
Уже к составу прицепили пыхтящий паровоз, смазчики перестали проверять буксы и стучать по колесам. Пассажиры бегом возвращались на свои места в вагоны. Тут ребят охватило беспокойство.
— Дяденька, скорей! — крикнул Ромка. — Сейчас поезд тронется!
А бритоголовый все не показывался. Братья поняли, что он нарочно медлит, так как намерен оставить корзинку и яблоки у себя. Это их напугало. В два голоса принялись они голосить:
— Дяденька, миленький, отдай корзинку! Нам попадет… нас будут бить… Отдай!
Паровоз выпустил облако пара, дернул вагоны и медленно начал набирать скорость. Мальчишки побежали с вагоном рядом и в два голоса заплакали.
Пассажирам, видно, стало жалко ребят. Ромка слышал, как, возмутясь, они принялись стыдить бритоголового. И это заставило того высунуться из окна.
— Ишь сопли распустили, байстрюки! — выругался бритоголовый и, бросив корзинку, добавил: — Ловите свои деньги!
Братья подхватили корзинку и нашли в ней лишь пятнадцать тысяч дензнаками.
Фридку тоже обдула какая-то пассажирка: заплатила только за половину яблок. Девчонка размазывала слезы, она боялась с такими деньгами вернуться домой.
— Давайте украдем еще яблок и продадим. Тогда не попадет.
Они так и сделали: забрались в чужой сад у вокзала, нарвали белого налива и вынесли к другому дальнему поезду.
В этот раз они уже были опытней: корзину из рук не выпускали, раньше получали деньги и лишь потом отдавали пассажирам яблоки.
Денег у них набралось больше, чем нужно было отнести домой. На остаток они купили у торговки сладостями всем по леденцу.
Посасывая леденцы, ребята веселыми вернулись домой.
— Молодцы, мальчата, — похвалила Анна. — Только уговор: никому ни слова о том, какие яблоки продаете, даже своим мальчишкам не говорите.
В сумерки, когда мальчишки позвали Громачевых полакомиться черешней, росшей на Косой улице, братишки сказали, что их не отпускают из дому. А сами, как только стемнело, вместе с Фридкой и Антоном пробрались в сад попа, в который никто не лазал, так как боялись, что за это бог накажет.
В поповском саду собак не было. Отец Анатолий знал, что прихожане не полезут в его владения. Поэтому ребята легко пробрались к самой веранде. Здесь росли королевские яблоки — желтые, почти прозрачные. От одного вида во рту накапливалась слюна.
Никто из поповской семьи не заметил, как трое мальчишек и девчонка, сорвав самые крупные яблоки, осторожно выбрались из сада и скрылись в темном переулке.
На другой день Анна и Анеля вновь послали ребят торговать к скорому поезду.
Королевские яблоки пассажирам понравились. Они их быстро расхватали.
Ребята заработали столько, что смогли купить себе ирисок и мороженого.
Так, наверное, продолжалось бы долго, если бы сменившийся после поездки Громачев не приметил своих мальчишек, предлагавших пассажирам яблоки. Он подошел ближе и, заглянув в корзинки, спросил:
— Кто вас послал? Откуда яблоки взяли?
— Мы сами нарвали, — похвастался Димка. — Мама Аня велела продать.
— А ну живо домой, — приказал отец. — И чтоб я вас тут больше не видел.
Придя домой расстроенный, Громачев стал выговаривать жене:
— Ты что же меня и себя позоришь — детишек ворами и торговцами делаешь? И как такое в голову могло прийти?
Анна не смутилась, подбоченясь и сощурив глаза, она вдруг закричала:
— А ты почему не спросишь, как я все время выкручивалась? Твоей получки на хлеб и спички не хватает. А нам ведь есть, пить, одеваться и обуваться надо. Себя мне пойти продавать?
— Все так живут. Лучше я дежурство лишнее возьму, придумаю что-нибудь, но нельзя ребятишек портить.
— А ты мне не выговаривай, — зашлась Анна. — Ты что мне даешь? Какую я от вас радость вижу? Хожу как чумичка, обноски перешиваю. В горничных и то лучше одевалась. Туфельки на каблуках и наряды имела. И муж ты мне никакой. В три недели раз вижу…
Громачев уже не рад был, что затеял разговор, а Анна не унималась:
— Не буду я больше обмывать, обшивать и кормить твоих оболтусов. Довольно! Сам занимайся ими. Стану жить отдельно и делать что вздумаю. Не нуждаюсь я в вас, одной спокойней…
Бросив все, что она готовила, на плите, Анна накинула платок и куда-то ушла. Громачеву самому пришлось доваривать зеленые щи и картошку.
Анна пропадала весь день и спать домой не пришла. Утром, собираясь на дежурство, Громачев сходил к жене дворника Матреше и попросил приглядеть за мальчишками.
Анна вернулась, как только муж ушел. Она пришла не одна, а с беженкой Анелей. Вместе они принялись просеивать муку, замешивать тесто, варить яйца и нарезать зеленый лук для начинки. В духовке напекли груду пирожков. Мальчишки надеялись, что им дадут хоть по парочке, но не дождались. Уложив пирожки в застланные полотенцами корзинки, Анеля спросила:
— Як зробим, хлопцев пошлем чи сами?
— Мой — детей не разрешает, — ответила Анна. — Видишь ли, ему стыдно перед товарищами. А что жена в обносках ходит — хоть бы что. Назло ему сама пойду. Пусть все видят, что не может одеть и прокормить.
— То добже. Тэраз не до гонору. Я так же бы зробила.
Повязав цветастые платки, подруги подхватили корзины и поспешили к скорому поезду.
Теплые пирожки с вкусной начинкой не пришлось расхваливать. Попробовав, пассажиры брали их нарасхват. Даже толпа скопилась около торговок.
Принеся домой полные карманы дензнаков, подруги вывалили скомканные бумажки на стол, принялись их разглаживать и укладывать стопками. Подсчитав выручку, они обрадовались. Никогда еще в их руки не перепадало столько денег.
— Тшеба зараз же яек и крупчатки достать, — сказала Анеля. — Если так пуйде — за лето богачками станем.
В тот же день, раздобыв у спекулянтки муки, а у Матреши яиц, они допоздна пекли пирожки и понесли их горячими к ночному поезду.
Вернулись подруги под утро и опять подсчитали деньги.
Новое прибыльное дело вызвало такой азарт, что Анна и слушать не стала попреков мужа.
— Считай, что мы с тобой разошлись, — сказала она. — Ведь невенчанные, можем расстаться, когда вздумается.
— Для чего тебе венчание? — не мог понять Громачев. — И как же мальчишки? Ты же сестре давала слово.
— Сдуру дала, а теперь каюсь. Лучше одной быть.
Разыгрывая перед Громачевым бесшабашную спекулянтку, не признающую родства, Анна во время его отлучек все же поглядывала за мальчишками: готовила обеды и даже оставляла пирожки на завтраки и ужины. Но времени для домашних дел у них с Анелей оставалось мало. Опасаясь, что дети избалуются, они уговорили Матрешу, ходившую чуть ли не ежедневно в лес, брать с собой по грибы и ягоды девочку и мальчишек.
Матреша своих детей не имела и, видно, скучала с нелюдимым бородачом Трофимом. Она охотно брала в лес ребят соседок и там терпеливо показывала, какой гриб где растет и как отличить съедобный от поганки.
Это была добрая и веселая женщина. В лесу она распевала песни, аукалась с ребятами, а если кто заплутается, отыскивала и велела ходить с собой рядом.
У мальчишек лес вызывал любопытство и охотничий азарт. Казалось, что за каждым пригорком и кустом их ждет белый гриб, длинноклювая птица или черноглазый пушистый зверек. Иногда они набредали на неоперившихся птенцов и бурно радовались неожиданной добыче. Но Матреша не позволяла разорять гнезда.
— Не трогайте птенчиков, они в ваших руках подохнут, а их родители, бедные птахи, плакать будут.
Даже лягушек она жалела и отнимала у мальчишек.
— Пусть скачут на воле.
Теплый грибной дождик вызывал у нее умиление.
— Это сеянец, — говорила Матреша. — Голову можно не прикрывать. Видите, и ласточки его не боятся.
Она показывала рукой вверх. Задрав головы, ребята наблюдали, как в небе кружат и с писком проносятся стремительные птички.
— Это они в мороси купаются, — по-своему объясняла суету ласточек Матреша. — Такой дождик пьют грибы, деревья, травы. Примечайте, они даже не отряхиваются, на себе капельки держат. Чего же нам прятаться? На дождике и дети быстрей растут.
Ну, а если дождь усиливался, она прятала ребят под лапником густых елей. Домой они возвращались сухими.
Собранные детьми лисички, маслята, красные, свинухи и белые грибы вместе с жареным луком и рисом шли у стряпух в начинку пирожков. Начинка получалась сочной и вкусной. Другие торговки не умели так делать, поэтому пирожки Анны и Анели по-прежнему шли нарасхват.
Начинающих торговок охватил азарт. Каждое утро они поднимали ребят чуть свет с постелей и, дав по пирожку, снаряжали в лес. Матреша не всякий раз могла ходить с ними, у нее были свои обязанности по хозяйству. Ребята без нее находили едва приметные тропки в вереске, продирались сквозь заросли папоротника, пересекали ручьи, гати и выбредали на холмы, поросшие высокими соснами. Здесь росли толстоногие боровички, маслята. Иногда ребята натыкались в ольшанике на острые пни, сплошь обросшие веснушчатыми опятами. Тогда они набивали ими корзинки доверху и в глубь леса не шли, а сворачивали в болото. Там на кочках росла крупная и сладкая брусника. Ее можно было срывать горстями.
Иногда кто-нибудь из них натыкался на медянку или серую гадюку. Сразу раздавался крик:
— Змея… змея! Скорей ко мне!
Увидевшему гадюку полагалось следить, чтобы хитрая тварь не уползла, не спряталась. Остальные хватали палки, выламывали хлысты и мчались на крик, а увидев извивающуюся змею, спешили хлестнуть ее, норовя отрубить хвост. Без хвоста она ползти не могла.
В брусничнике и на порубках змей было много. Непонятно, как никто из босоногих ребят не наступил ни на одну из них. Ведь они обычно смотрели не под ноги, а больше вперед и по сторонам.
Наевшись до отвала ягод, ребята не спешили домой, а шли купаться на речку.
Удивительно притягательную силу в детстве имеет петляющая среди полей и песчаных осыпей русская речка! Мальчишки и девчонки с разбегу бросаются в нее и словно попадают в прохладные объятия ласкового волшебника, наполняющего их силой и радостью. Дети способны без конца плескаться и кувыркаться в бегущей воде. Неважно, что тела их, остывая, покрываются гусиными пупырышками, ведь можно на время выскочить на горячий песок, вываляться в нем и, полежав под лучами солнца, вновь с разбегу нырнуть в воду и, преодолевая течение, плыть на противоположный берег…
Обычно Фрида, Ромка, Антон и Дима купались до дрожи, так что зуб на зуб не попадал. Тогда, попрыгав то на одной, то на другой ноге, чтоб вытряхнуть из ушей воду, они натягивали на посиневшие и трясущиеся тела одежонку и бегом возвращались домой.