Неслышный зов

БЕСКОНЕЧНО МАЛОЕ

В институте служил бригадиром уборщиц и гардеробщиц бывший чиновник Статистического управления столицы Козл-Вятлин.

Этот уже немолодой человек когда-то окончил математический факультет университета. Его увлечение математикой помогло ему в царское время дослужиться до высокого чина в Статистическом управлении. Но в революцию все пошло прахом: не стало квартиры с окнами на Неву, конюха и лакея, не стало денег в банке и почитания. Обозленный на грубых неучей, пришедших громить и командовать, он отказался выдать ключи от сейфов, за что был арестован, отправлен в тюрьму и выпущен лишь к концу гражданской войны.

Тюрьма изменила характер Козл-Вятлина. Он стал осторожным, замкнутым и желчным. Не жил, а скорей грезил. Плебейскую должность бригадира уборщиц и гардеробщиц он выбрал, чтобы не встречаться с людьми, знавшими его на другом поприще. Она ему была необходима лишь для мизерной зарплаты, казенной квартиры, продуктовых карточек, а больше всего для спокойной вечерней работы, возвышавшей его в собственных глазах.

Отдав восемь часов прозе жизни, он поднимался по лестнице в свою каморку. Здесь он надевал старую засаленную пижаму, умывался, ужинал и доставал толстую конторскую книгу. Это был дневник. Тайное тайных вятлинского существования. В него он почти ежевечерне записывал свои наблюдения, обобщал и комментировал, ибо нашел ключ к познанию мира и этим ключом расшифровывал наблюдаемое.

В самом начале конторской книги было написано:

Последние впечатления Козл-Вятлина были выражены в дневнике так:

«9 октября 1929 года

Наш институт пополнился ордами студентов — пожилыми и, видимо, семейными людьми и не в меру шумными, нагловатыми холостяками. Одни — выходцы из какой-то парттысячи, другие — из комсомольской сотни. Какая-то непонятная математика! Большинство из них круглоголовы, с невысокими лбами, с грубыми разбухшими руками.

Я давно приметил, что мир делится на две породы людей: с головой, имеющей форму правильной окружности, все точки которой одинаково удалены от ее центра, и на горбатоголовых — людей, поверхность головы которых стремится к форме неправильного многоугольника.

Окружность — символ работы, простой и упорной, и все рабочее: маховик, колесо — имеет форму правильно рассчитанной окружности. Эти люди способны только к физическому труду. Разновидность этой породы — рабы, вассалы, плебеи, невольники, мастеровые.

Многоугольник — символ ума, ибо бесконечное количество сторон многоугольника, как всякая бесконечность, есть область математики, область чистого ума, область познания. Разновидность этой породы — жрецы и патриархи, патриции и философы, поэты и министры, физики и математики…

Окружность можно либо вписать в многоугольник, либо описать вокруг него. Но никогда окружность не совпадает с многоугольником.

Так и интеграл простых физических движений никогда не достигнет интеграла мозговых извилин. Ибо человек создан либо для простых физических движений, либо для познания мира и его единственной реальности.

Вся история государств, народов и сословий есть неопровержимое доказательство истины, что окружность никогда не достигнет многоугольника.

Зачем круглоголовых прислали сюда? Чего добьются эти «сотни» и «тысячи»? Ведь единственная реальность мира есть бесконечно малое, проникнуть в которое может только тот, кто создан для познания. Бессмысленно окружности стремиться охватить необъятное.

У многих новичков института весьма растерянный вид. Они даже сами пытаются повесить плащ и снять его с вешалки, так как стесняются затруднять гардеробщицу. В этом есть нечто плебейское! Только один круглоголовый, в морской фуражке с белым чехлом, нагло ухмыляясь, обратился прямо ко мне:

— Папаша, подай вон тот чепчик с капустой. И что у тебя вид такой, словно флагшток проглотил? Не изображай мировую скорбь, держи хвост пистолетом.

Он, этот круглоголовый морячок с подвижными, словно наклеенными бровями, кажется, живет в мансарде дома напротив. Улица у нас неширокая, каждое утро я вижу в открытом окне босые ноги, плывущие по воздуху. Он, несомненно, ходит на руках, тычет руками в воздух, приседает и, кажется, сам себе командует. Будь у него хвост, он непременно бы повисал на желобе.

Иногда тот, из окна напротив, чистит порошком парусиновые туфли, а потом зубы, или наоборот, и, кажется, одной и той же щеткой. Молочные капли летят на подоконник и панель. Часто морячок закусывает у открытого окна и остатки чая выплескивает на улицу. Бывает, что внизу, задрав голову вверх, стоит недоумевающий пешеход и ругает новые порядки, безобразничающих жильцов и почему-то дворников. Но разве определишь, из какого этажа прилетели брызги? Почти все окна еще раскрыты по-летнему. Несмотря на октябрь, погода стоит теплая. Деревья еще зеленые, их листья не тронуты заморозками. Впрочем, это только видимость, суть нам неизвестна.

Сегодня я приметил у одного из профессоров круглую, почти кошачью голову. Странное явление. Он, кажется, читает курс высшей математики. Как же он постигает ее глубины? А главное — бесконечно малое? Какая-то аномалия!

12 октября

К нам в гардеробную старушка привозит на коляске двух близнецов и ждет перерыва между лекциями.

Как только раздается звонок, вниз спускается расторопная молодая толстушка, вся состоящая из полушарий и шаров. Она усаживается на диванчике у дальней стены гардеробной, загороженной вешалками с пальто, бесстыдно обнажает грудь и начинает кормить своих младенцев, проделывая это с учетом короткого времени на перерыв. Рядом со студенткой садится старушка, видимо, ее мать. Они так располагаются, чтобы младенцы могли — один слева, другой справа, одновременно сосать грудь.

Младенцы прибывают голодными, они с рычанием впиваются в соски и придерживают грудь маленькими ладошками, чтобы ее от них не отняли. Картина неповторимая. Нет художника на эту институтскую Мадонну!

14 октября

Сегодня в нашей институтской многотиражке напечатан опус студентки Елены Рубинской «Против расхлябанности». Вот что в нем пишет решительная студентка:

«Первая пятилетка, во время которой будут построены новые заводы, фабрики, шахты, потребует тысячи специалистов из рабочего класса. Наше государство тратит огромные деньги на подготовку кадров. Четыре года мы будем учиться, являться иждивенцами государства. Наша совесть обязывает нас все это время честно учиться. Мы не имеем права тратить ни одной минуты, ни одного часа на наши личные, интимные дела.

Каждый убитый час украден у государства, каждый бесцельно затраченный день должен служить нам упреком! А между тем мы видим, как бродят по коридорам бледные и исхудалые, с опухшими от бессонницы глазами студенты и студентки. Можно подумать, что они недосыпают из-за упорной учебы. Ничего подобного! Это либо мужья и жены, либо влюбленные. Они бродят как обреченные. Первые пахнут постелью и пеленками. За ними тянутся хвосты несданных заданий с первого до четвертого курса. Они меняют строительство социализма, ударную подготовку кадров на мелкие личные удовольствия, на мещанский семейный уют, на пеленки. Закончив институт, они будут жаловаться на несправедливость, что их посылают на Урал или в Донбасс. Они, видите ли, семейные люди и никак не могут поехать в такую даль.

Другие — легкомысленные — меняют серьезную подготовку на временное увлечение. Они сочиняют стихи, любовные записки и никак не могут собраться сдать старый хвост по математике или подготовить задание по электротехнике. Они постоянно спешат на свидания, убегают с собраний и заседаний. Они гуляют до полуночи, а утром опаздывают на занятия. Учеба у них переходит на второй план. Первое место, видите ли, занято любовью.

Я считаю это совершенно недопустимой невыдержанностью и безволием. Мы пришли в институт учиться, а не развлекаться и тратить энергию на интимную канитель. Сейчас не время для сентиментальностей и переживаний. Страна задыхается от недостатка квалифицированных пролетарских руководителей производства, страна ждет специалистов, а не счастливых семьянинов и матерей, которые будут думать только о своих чадах. А мы, вместо того чтобы осудить, поощряем улыбочками каждую новую чету, новую влюбленную пару.

Мы кричим о хвостах, о соцсоревнованиях, о буксирах! Мы создаем подгонные группы для отстающих, но ведь это выстрел впустую. Какой буксир может вытянуть счастливую пару из любовного угара? Какая подготовка, какие дополнительные консультации помогут утопающему в любовных мечтах?

Я выношу на обсуждение всего студенчества этот вопрос. Вуз — это не богадельня и не дом для влюбленных. Вуз — это фабрика, выпускающая специалистов, необходимых государству».

Решительная девица! Такие прежде были нигилистками, заполняли монастыри. Из нее не получится Мадонны. Куда они все спешат? Ведь нет реального пространства, нет его видимости, и создано оно больным человеческим воображением из абстракции бесконечно малого бытия.

22 октября

Сегодня ко мне прибегала студентка. Откуда-то узнала, что я закончил математический факультет. Просила помочь решить задачу. Простенькая задачка из теории бесконечно малых. Ей так и осталось непонятным, почему нуль целых и девять в периоде дают в пределе единицу. Она слушала меня почти четверть часа, напрягая все мозговые способности своей круглой, как бильярдный шар, головы, расплакалась и убежала, так и не поняв теории бесконечности. И как ей осилить эту сложную теорию единственной реальности? Отец ее, должно быть, слесарь или кузнец. Ей не уловить всего величия бесконечно малого. Ей не вникнуть в глубочайший смысл единственной реальности. Но элементарную математику знать нужно. Чему их только учат в гимназиях?

Студент! До чего испохаблено это прекрасное звание, преисполненное ярких воспоминаний, самых ярких юношеских дней!

Студент! Символ подрастающей интеллигенции, впитывающей вместе с воздухом аудиторий прекрасные традиции носителей культуры — позвоночника нации!

Студент, ты был бесконечно малой частицей носителей культуры. Чем ты стал теперь? Позвоночник поражен злокачественной сухоткой. Он костенеет, становится похожим на неотесанную палку от крестьянской мотыги или кузнечного молота. Кто возродит тебя, позвоночник нации? Пока болезнь далеко не зашла, надо предпринимать решительные меры!

25 октября

Сегодня давали жалованье. В очереди стояли студенты за стипендией и профессора за гонораром. Никто не уступил своей очереди старшим. И вообще слова «пожалуйста», «сделайте одолжение», «покорнейше прошу», «извините», «коллега», «господа» исчезли из студенческого лексикона. Зато появилась масса новых слов: «шпана», «бражка», «задрыга», «шамовка», «промтовары», «местком», «осоавиахим», «общага», «столовка», «профорг»…

А один (который живет визави) крикнул на весь коридор:

— Ты хряй, примат-концепция, хряй в столовку. Возьми мне силос, два пирожка и кофе. Я смотаюсь за тезиками.

Это не столп нации, а какой-то столб. Именно столб!

28 октября

У меня создается впечатление, что они хотят создать свою элиту, нечто вроде пролетарского дворянства. Семейные парттысячники получают свое прежнее денежное содержание. Платят заводы, которые их послали. Теперь они могут учиться, не заботясь о хлебе насущном, семья будет сыта и одета. У холостяков положение не меняется. Они живут на стипендию и побочные заработки. Но студенческая вольница кончилась, они обязаны посещать все лекции. Вечные студенты невозможны! А они были украшением мыслящей интеллигенции.

Большевикам не достичь высот дворянства. Нет у них ни имений, ни древних традиций. И головы их не станут многоугольными.

Они составили пятилетний план. Вздор какой-то! Как можно планировать видимость? Хаос? Блаженны верующие!»