Спускаясь с железнодорожного полотна, Ромка увидел внизу братьев Зарухно; они шли навстречу. Поворачивать назад было поздно. Сделав вид, что не замечает их, Ромка хотел проскочить стороной, но Гурко преградил ему путь.
— Карамба! — воскликнул он. — Если за тобой не гонится нечистая сила, значит, она вселилась в тебя самого. Стоп! Во имя святого Патрика.
— Сэр, где вы изволили пропадать? — схватив Громачева за шиворот, спросил Нико.
— О пресвятая дева! У меня было много дел в ранчо мачехи, — в тон ему ответил Ромка.
— Тогда у нас вопрос: какие шакалы разработали наши золотые россыпи? Мы не могли найти ни крупинки.
— Вот именно! — добавил Гурко, и в последующем разговоре он только наблюдал за Громачевым и давал пояснения, как это делают авторы книг: — Словно раненный в сердце, отступник пошатнулся, и мороз пробежал по его коже.
— Это работа Ржавой Сметаны, — сказал Ромка. — Ирисками он соблазнил индейцев всего округа.
— И вас, сэр, в том числе?
— Отступник съежился от пристального взгляда, словно на него навели дуло пистолета, — не унимался Гурко.
— Да, мне очень нравятся ириски, — сознался Ромка. — Но моя совесть чиста: ни одной тайны я не нарушил.
— Перед лицом опасности притворство было забыто, — продолжал бубнить Гурко. — Отведав легкой наживы, он далеко зашел в своих желаниях. Но при своей алчности отступник обладал храбрым сердцем.
— Жива ли еще наша прежняя дружба? — вдруг спросил Нико. — Радостно ли забьются наши сердца при встрече, или из уст вырвется боевой клич?
— Жива. Слово мушкетера, — поклялся Ромка. — Меня облапошили, как глупую обезьяну, которой подсунули пустой орех.
— Подобная откровенность похвальна, — заметил Гурко.
Смилостивился и строгий Нико.
— В твоих жилах течет кровь, которой покровительствует судьба, — сказал он. — Мы намеревались включить тебя в опасную экспедицию. Готов ли ты на смерть и подвиг?
— Да. Но мне бы не хотелось вновь стать болваном и трижды идиотом, чтобы работать на других и не получать даже ирисок. Ведь все достанется вашему отцу?
— Нет, мы разделим драгоценности поровну, так как хотим иметь деньги на кино. Отец только получит свою долю олова, потому что это он надоумил нас искать клады на пожарищах. Самый большой пожар, когда жгли дома буржуев, он видел у озера. Там горели дома, которые назывались виллами. Их двери, окна и стены были украшены бронзой. Настилы балконов и трубы в ваннах сделаны из свинца и спаяны оловом. Возможно, что там расплавилось и серебро. Вот где надо тайно делать раскопки.
В тот же день, захватив обоих Громачевых, Зарухно отправились на разведку к озеру Облино. Там на высоком полуострове среди дубов, черемух и кустов сирени стояли закопченные и потрескавшиеся остовы когда-то красивых каменных вилл. Но добраться к ним было трудно. Перешеек перегораживал высокий забор из железной сетки, поверху опутанный колючей проволокой, и каменные ворота, около которых ходил на цепи большой пес.
На полуострове жили прежний сторож сгоревших вилл и его глухая жена. К себе они никого не пускали, так как оберегали огороды, яблони и заросли малины и смородины.
Старуха никогда не покидала полуострова, а сторож отлучался: то ставил в дальнем конце озера сети, то, сгорбясь от тяжести, пешком три версты нес на рынок овощи или рыбу и там менял на соль, зерно и порох.
Когда-то вокруг полуострова дно было очищено, углублено и на берегу построены купальни. Но за годы, прошедшие после пожара, озеро постепенно заросло у берегов болотными травами, водяными лилиями, покрылось толстым ковром, сплетенным из плавающих растений. Мохнатые заросли покрыли отмели и ямины, превратив их в опасное болото с вечно пузырящейся водой, словно здесь непрестанно варилась чертова уха.
Прохода через болото мальчишки не нашли. Даже легкий Димка проваливался по пояс. Дважды пришлось вытаскивать его из булькающей тины.
— И на плоту не переправишься по этим зарослям, — сказал Нико. — Придется строить мостки.
— А где мы бревна возьмем? — полюбопытствовал Димка.
— Жердей достаточно. Только было бы за что держаться, тогда пройдем, — уверил Нико.
На следующий день мальчишки пришли к озеру с веревками, с двумя лопатами, ломиком и топором, завернутыми в мешки. Срубив в прибрежных зарослях пяток засохших сосенок и несколько высоких березок, очистили их от ветвей, — получились длинные и гибкие жерди.
Волоком перетащив жерди к намеченной переправе, они дождались, когда рыбак на лодке отправился в дальний конец озера. Тут мальчишки уже не мешкали: разделись догола и, увязая по грудь в тине, стали проталкивать вперед жерди и привязывать их парами друг к дружке. Получились длинные мостки. Но пройти по ним не удалось даже Димке — жерди глубоко погружались. Они могли лишь служить поддержкой при переправе с берега на берег.
Перетащив на полуостров одежду и инструменты, мальчишки оделись и осторожно, почти на четвереньках поднялись наверх.
Собака не залаяла. До ворот было далеко. Она, видно, пришельцев не учуяла.
Прячась за кусты акации и сирени, мальчишки пробрались к крайней развалине. От прежней белокаменной виллы остались лишь три потрескавшихся и закопченных стены, полуразрушенный кирпичный стояк дымохода и несколько ступеней мраморной лестницы. Холмики щебня в большом шестиграннике, окруженном гранитным фундаментом, поросли малиной, иван-чаем и лопухами.
Малина начала поспевать. Димка и Гурко кинулись лакомиться покрасневшими ягодами. Но Нико пригрозил пальцем и зло зашипел:
— Не трогать! Скажут, что воровать пришли, а мы кладоискатели.
Оставив Димку наблюдать из кустов, ребята прошли к стояку дымохода, где, по расчетам Нико, должны были быть кухня и ванна. Расчистили от лопухов площадку и начали долбить ломиком и лопатами землю. Раскапывать осколки кирпича, спекшейся штукатурки и расплавленного стекла было трудно. Ломик то и дело натыкался на покореженное железо, камни, полусгнившие головешки. Лишь минут через десять мальчишки наткнулись на латунную задвижку от оконной рамы и две медных петли.
— Пойдут в дело, — сказал Нико. — Тут, видно, окно было.
В новом месте копать стало еще трудней, потому что попадались осколки фаянсовых и мраморных плиток.
Через час или полтора мальчишки все же вырыли довольно объемистую яму. Неожиданно ломик Ромки вонзился в ноздристый слиток металла.
Вытащив его на поверхность, Нико взвесил в руке и определил:
— Олово со свинцом… фунтов десять. Тут, видно, свинцовые трубы проходили.
Он был прав, вскоре мальчишкам стали попадаться обломки фаянсовой раковины, оплавленные куски свинцовых труб, латунные краники, крюки, вешалки…
Вырыв широкую траншею, они наткнулись на покатый край медной колонки.
— Вот это добыча! — воскликнул Нико. — Отец говорил, что красной меди не достать… за нее дорого платят.
Раскапывать почти саженную колонку у мальчишек уже не хватило сил.
— Лодка! — крикнул вдруг Димка. — Старик возвращается.
Прикрыв раскопанное место валявшимися кусками заржавленного кровельного железа, мальчишки собрали выкопанный металл и уложили в мешки. Ноша оказалась тяжелой.
— С таким грузом только в гости к водяному, вмиг на дно утащит, — заметил Гурко.
— Да-а, — протянул Нико, — вплавь с ним не пойдешь.
— Может, корыто возьмем? — предложил Димка.
— Какое корыто?
— Вон то деревянное, что у колодца.
Раздумывать было некогда. Ромка с Нико пробрались к колодцу и обнаружили там долбленку, из каких обыкновенно поят поросят или коров. Корыто было довольно легким, они без труда перенесли его к мосткам и там, как на лодке, переправили груз на другой берег.
Оставив младших братьев стеречь добычу, Ромка с Нико вернулись на полуостров и отнесли корыто на место. Они ведь собирались продолжать раскопки, поэтому все должно остаться таким, каким было до их прихода. Выпрямив ветки кустарника, они двумя булыжниками притопили мостки и прикрыли их концы тиной.
Слиток братья Зарухно отдали отцу, а обломки свинца, бронзы, латуни и меди мальчишки решили продать, чтобы купить билеты в «Сатурн». Хозяин этого кинотеатра вывесил по городу большие афиши, извещавшие о том, что на днях начнет демонстрировать тридцатидвухсерийный американский боевик «Таинственная рука».
Билеты стали вдвое дороже, а всем хотелось увидеть фильм до конца.
На толкучке железными изделиями торговали только три человека. Первым долгом мальчишки решили показать свой товар жестянщику. Тот, заглянув в мешки, сказал:
— Могу взять свинец. Хотите двадцать тысяч?
Этого мальчишкам показалось мало. Они пошли к торговцу скобяными изделиями. Тот долго рылся в мешках и выбрал себе только краники, медные петли и ручки.
— Получайте двадцать пять косых, — сказал он и хотел уже бросить отобранное к себе в ящик, но Нико остановил его:
— Не пойдет. Всем по сто двадцать пять тысяч давай.
Торговец, ничего не говоря, бросил товар обратно в мешок и отвернулся.
Пришлось все тащить татарину. Тот содержимое мешков высыпал на коврик, долго копался в металле, взвешивая на руке каждую вещь, потом сузил глаза и спросил:
— Где воровали?
— На старом пожарище выкопали, не воровали, — ответил Нико.
— Где такой пожарище?
— Ишь какой! Узнаешь и сам пойдешь. Это наша тайна.
— Хорошо, товар берем. За все триста сорок тысяч даем.
Это уже были приличные деньги, но Нико решил торговаться:
— Нам четыреста тысяч давали, а мы не отдали. В Петрограде в два раза больше дадут. У нас еще есть колонка от ванной из красной меди.
— Если притащишь колонку, могу червонцами заплатить.
— Сперва расплатись за это. Мы посмотрим, какой ты купец.
Поторговавшись еще немного, татарин хлопнул по руке Нико и отсчитал четыреста сорок тысяч рублей.
— Смотри, колонка никому не отдавай. Вези прямо в мой дом. — И татарин сказал, где его можно найти вечером.
Мальчишки сосчитали, что полученных денег хватит только на четыре похода в кино. Чтобы посмотреть до конца американский боевик, нужно было достать еще миллион пятьсот шестьдесят тысяч.
Димка заметил, что рыбак с полуострова сейчас находится на базаре: торгует вяленой рыбой. Это было ребятам на руку. Не мешкая, они забежали во двор Зарухно, вытащили тележку и, погрузив на нее ломик, лопаты и рогожу, покатили к озеру.
Спрятав тележку в кустах, мальчишки вчетвером переправились на полуостров. Здесь братья Зарухно принялись откапывать колонку, а Громачевы стали ковыряться в захламленной земле там, где, по предположению Нико, должна была находиться кухня.
В новой яме то и дело попадались расколотый кафель, кирпичи, затвердевшие головешки, спекшееся стекло. Вдруг ломик Димки наткнулся на что-то металлическое. Вскоре Громачевы вытащили медную кастрюлю с длинной ручкой.
Нико выскреб из нее землю, повертел ее и определил:
— Чистая медь. Если положить полуду, можно продать как новую. Ищите еще, ведь не одна же кастрюля была у хозяйки.
Вскоре колонка была откопана. Чтобы не накапливать металл в опасном месте, Нико вместе с Димкой сходили за старым корытом, перекатили колонку к воде и переправили на другой берег.
Пока они возились на переправе, Ромка с Гурко откопали еще две кастрюли поменьше, медный тазик, погнутый кофейник и чугунную сковородку.
Они так увлеклись раскопками, что не заметили, когда вернулся рыбак. Он появился перед ними неожиданно, словно вырос из земли.
— Вы что тут делаете? — спросил старик.
— Червей копаем… будем рыбу удить, — соврал Нико.
— А кто позволил сюда пролезать?
— Никто. Озеро не ваше, — заметил Гурко.
— Я сейчас тебе покажу «не ваше»! — повысил голос рыбак и, схватив палку, замахнулся, но не ударил, так как на него с лопатой пошел Нико, а Ромка сжал в руке ломик. И старик струсил.
— Ах вот вы какие разбойники! — словно изумился он. — На людей нападать? Сейчас я вас со́лью из берданки… и собаку спущу!
И он торопливо заковылял к дому. Мальчишки, конечно, мешкать не стали. Подхватив выкопанную кухонную утварь, они бегом спустились к мосткам, побросали все в корыто и, поддерживая его, двинулись к противоположному берегу.
Когда они были уже у другого берега, на горке показалась огромная лохматая дворняга. Тяжело дыша и хрипя, собака спустилась к воде и залилась грохочущим лаем. Она не собиралась гнаться за мальчишками по трясине, так как, видимо, была очень стара. В ее рыхлой и слюнявой пасти они не приметили зубов.
Рыбак приковылял лишь после того, как мальчишки спрятали добычу в кусты. Подняв в правой руке ружье, он выкрикнул:
— Если еще раз увижу, каждому по заряду всажу!
И для устрашения выстрелил.
Постояв некоторое время на берегу и никого не видя вокруг, старик еще раз тряхнул берданкой и, взяв собаку за ошейник, поковылял прочь.
Выждав еще немного, мальчишки погрузили добычу на тележку и вчетвером покатили к городу.
По пути оживился Гурко и заговорил по-книжному:
— Милостивые джентльмены, мы уже умеем запугивать аборигенов. Не пора ли нам объединиться под знамя кладоискателей и дать себе устрашающее имя? Например: «Четыре мустангера».
— Не годится, — возразил Нико. — Какая это тайна, если будут знать, что нас четверо?
— А может, назовемся «Гиенами облинских лесов»? — предложил Дима.
Но на его предложение даже никто не отозвался.
— У меня есть другое, из песни: «Мы ребята-ежики, у нас в карманах ножики».
Это название ребятам понравилось. Оно было устрашающим и в то же время в сокращенном виде звучало невинно: «Мрё».
— Враги сразу не расшифруют. Это очень ценно, — рассуждал Гурко. — Мы будем сыщиков водить за нос. Надо только определить, какими будут герб и знамя. «Тайна и верность» — вот наш девиз!
Мальчишки не возражали и тут же поклялись: ни при каких обстоятельствах не выдавать друг друга и все делить по-братски.
— Денег надо добыть на все сеансы, — сказал Нико, взяв на себя роль атамана. — Татарину всю добычу сразу не повезем. Лучше продавать по частям, он больше заплатит.
— Атаман прав, из этого торгаша надо выбить по червонцу на брата. С нами бог и нечистая сила! — воскликнул Гурко.
Свернув с дороги к дому Зарухно, мальчишки всю кухонную утварь свалили за сараем и прикрыли дровами. К татарину повезли только колонку и пару чугунных сковородок.
Шурум-Бурум жил недалеко от рынка в полукаменном домике, первый этаж которого был из кирпича, а верх — деревянный.
Татарин и дома ходил в выцветшей тюбетейке, не снимал с себя двух не то пальто, не то курток без застежек. Велев затащить колонку в широко распахнутые двери подвала, старьевщик пришел с молотком. Обстукав колонку, он взвесил ее на больших весах и сказал:
— Ай-яй, совсем плохо! Один червонец мало будет?
Червонец не обесценивался, он был твердой валютой, обеспеченной золотом. За один червонец давали пятьсот тысяч дензнаками. Быстро подсчитав, сколько получится билетов в кино, Нико ответил:
— Мало. Меньше трех не уступим. Можем в придачу подкинуть сковородки.
— Зачем твой сковородки? Чертей жарить? Красный цена — два червонца.
— Ладно, уступлю пятерку, — продолжал торг Нико. Но Шурум-Бурум выложил на ящик только два червонца.
— Смотри, больше не имеем.
И он вывернул карманы.
— Жаль, что у тебя деньги кончились, — вздохнув, сказал Нико. — А мы хотели другой товар предложить — кастрюли из меди. Если полудить, можно продавать как новые.
— Почему кончились? — возмутился татарин. — Будет, если надо. Тащи свой кастрюля. Я хорошо плачу, больше никто не даст.
Кухонную утварь мальчишки привезли татарину на другой день и выторговали еще один червонец и семьсот тысяч дензнаками. Теперь они были богачами: могли купить билеты на все серии американского боевика и у каждого еще оставались дензнаки.
На две первых серии братья Зарухно и Громачевы пошли вместе. Около «Сатурна» пришлось пробиваться сквозь толпу мальчишек, пытавшихся проскочить без билетов. Но у входа и выхода стояли глазастые контролеры, которые бесцеремонно хватали пробившихся храбрецов за шкирку и так отбрасывали в сторону, что второй раз никому не хотелось совершать подобный полет.
Тут же околачивался и Ржавая Сметана со своими телохранителями. Он закупил самые дешевые билеты первого ряда и выдавал их только тем, кто клятвенно обещал расплатиться в ближайшие дни. Антас задержал и Громачевых.
— Могу устроить пару билетов, — шепнул он. — Но с условием, что вы у себя дома проверите чердаки и кладовые — нет ли чего-нибудь завалявшегося из олова, свинца и меди… Притащите — получите еще по билету.
— А мы сами умеем деньги получать, — ответил Ромка. — Ты лучше верни провизионку.
— Цыганам продался, да? — спросил Ржавая Сметана.
Это услышал Нико. Он схватил Антаса за грудки и, встряхнув, грозно сказал:
— Если завтра не вернешь ему провизионку, разнесем твою фабрику. Понял?
Но тут на него наскочили Гундосый с Зайкиным. Они хотели скрутить Зарухно руки за спину, но Нико не дался: резким движением стряхнул с себя противников и предупредил:
— Близко не подходить, порежу! А ты, Ржавая Сметана, не забудь сказанного. Если не выполнишь, телохранители не спасут… Клянусь святым Патриком!
— Под этим мундиром бьется благородное и бесстрашное сердце вождя команчей, — ткнув пальцем в вельветовую жилетку брата, возвестил Гурко. — Атаман слов на ветер не бросает. Благоразумней будет выполнить его требования, прийти с поклоном и подарками. Адью, милорды!
Оставив растерявшихся телохранителей Ржавой Сметаны, мрёвцы с гордым видом направились к кассе, купили четыре билета, беспрепятственно миновали цепь контролеров, прошли в зал и уселись на места.
Кинобоевик захватывал зрителей с первых же кадров своей таинственностью, стрельбой и погонями. Главным героем был неуловимый человек в маске. Его лица никто не видел, опознавали только по скрюченной руке в кожаной перчатке, похожей на когти хищной птицы.
Каждая серия обрывалась на самом интересном месте. Жаль было покидать кресло. Хотелось смотреть без конца. Но вспыхнул свет, и билетеры принялись подталкивать в спину мальчишек, желавших остаться еще на сеанс.
Когда мрёвцы вышли с толпой зрителей из душного кинотеатра, появилось желание немедля смастерить себе маски, раздобыть тяжелые кольты и сделаться либо сыщиками, либо гангстерами.
Целый месяц город сотрясала кинолихорадка. Мальчишки готовы были продаться в рабство, чтобы раздобыть билет на две очередных серии. Они обшаривали чердаки и кладовые у родных, знакомых и тащили Ржавой Сметане старинные книги, дырявые кастрюли, помятые самовары, колченогие примуса, бронзовые лампы, подсвечники, гильзы охотничьих патронов, тазы для варки варенья.
Антас расплавлял, плющил добычу и возил на продажу в Питер. Возвращать провизионку он и не думал и забыл про выпуски Ната Пинкертона. За это его следовало проучить. Мрёвцы стали готовиться к набегу. Каждый сделал себе черную маску и завел перчатку, в пальцы которой были вшиты куски свинца.
К этому времени у мрёвцев был уже свой знак. Изображение они позаимствовали с торгового флажка Анны: зеленая елка, а на ее фоне — пять белых бубенчиков ландыша.
Поздно вечером, надев на себя маски, они устроили набег на плавильные печи Ржавой Сметаны. Разметав жесть и утопив в болоте кирпичи, Нико прибил к стволу сосны листок со знаком мрёвцев, а внизу приписал: «Первое предупреждение».
Он был уверен, что Ржавая Сметана объявит им беспощадную войну, а тот прислал парламентера. Гундосый пришел на Гусевское поле, когда ребята гоняли тряпичный мяч, набитый соломой. Он выждал до конца футбольного матча, потом отозвал Ромку в сторону и вручил ему сильно потрепанную провизионку с плиткой ирисок и запиской:
«Рома, надеюсь, теперь все улажено? Я предлагаю дружбу. Сдавай свой металл не Шурум-Буруму, а мне. Платить буду лучше. Если согласен — встретимся в шесть часов вечера у лодочной станции. Выкурим трубку мира и обо всем поговорим.
Прочитав послание, Ромка показал его братьям Зарухно. Записка их озадачила.
— Не хочет ли он устроить засаду и проучить нас? — стал гадать Нико. — Ржавая Сметана способен собрать большую шайку.
— Клянусь всеми чертями, у них нет таких храбрецов! — возразил Гурко.
— Найдутся. Ржавая Сметана может подкупить даже взрослых, чтоб нам при всех надрали уши. Зачем позориться? Лучше выдержать фасон. Ответим так: «Милорд, предчувствие не обмануло нас. Мы тоже считаем дело улаженным. В дополнительных переговорах нет нужды. Заверяем вас в почтении. Мрё». Получится не хуже, чем у дипломатов. Пусть знают, что нас нелегко купить.
Мудрость атамана покорила мальчишек. Ответ Гурко написал на свежей бересте красивым почерком и внизу нарисовал свой знак.
Березовый свиток в тот же день был вручен Антасу, и за железной дорогой наступило мирное сосуществование кладоискателей.