Неслышный зов

ЦЫГАНСКИЕ ПЛАВИЛЬНИ

Раз или два в месяц, когда Сашко Зарухно не барышничал или в доме кончались запасы картофеля, брюквы и зерна, на поляну вытаскивались накопленные во дворе кастрюли, котлы и начиналось лужение. В такие дни Нико и Гурко в школу не приходили.

Надев длинные брезентовые передники, они накаляли на кострах очищенные кислотой еще не луженные котлы и расплавляли белый металл. А их отец в защитных очках и войлочной шляпе походил на старого дьявола, орудующего железными скребками и кистями.

Когда начиналось лужение, над поляной стоял такой смрадный чад, что невозможно было разглядеть людей. Метались какие-то тени, и в сторону откатывались котлы, сияющие внутри свежей полудой.

Ромка любил смотреть на эту адскую работу и, не раз пропуская уроки, торчал на поляне.

Отец Зарухно не переваривал праздных зевак. Он и Ромку приспосабливал раздувать угли ручными мехами и плавить металл.

Оловянные обломки, которые мальчишка бросал в закоптелый казанок, медленно таяли, превращались в жидкое варево, похожее на ртуть, покрытую пепельной пленкой.

По окончании работы Сашко Зарухно выносил на улицу жбан квасу и браги и, поблескивая белками, говорил:

— А ну, чавалы, хлебните! После такой работы полагается промывать требуху.

Но как ни промывалось горло, жирная сажа сразу не отставала и на другой день ребята еще откашливались черными сгустками.

Иногда котлы валялись нелужеными, потому что негде было достать олова. Зарухно скупал на толкучке старую оловянную посуду, подсвечники, подставки для ламп, ладанки и даже игрушечных солдатиков, лошадей и петушков. Но и этого ему не надолго хватало. Нико и Гурко вынуждены были бродить по свалкам и, вороша всякий хлам, отыскивать белый металл, медь и обломки соединений свинцовых труб.

Цветной лом, принесенный мальчишками, старый цыган разбирал на кучки и, чтобы сыновья запомнили, пояснял:

— Тут свинец, тут баббит, а тут алюминий. Каждый металл надо плавить в отдельности, не смешивать. А вот из этой кучки можно по слезинке добыть олово.

Из старой жести Зарухно устраивали плавильные печи и закладывали в них металлический лом. Когда он накалялся до критической температуры, то на жести появлялись блестящие капельки, которые скатывались в желобок, а из него в земляную формочку и застывали треугольными слитками.

Алюминий и латунь ребята, конечно, расплавлять не умели, костер не мог дать такой температуры. Алюминием занимался Сашко Зарухно. У него был заведен специальный горн, с коксом и мехами. Расплавленный металл цыган разливал по гипсовым формочкам. У него получались очень легкие ложки, красивые пепельницы и расчески. Крестьяне охотно давали за них сало, зерно и горох.

Однажды цыганскую плавилку увидел очкарик из городской школы второй ступени Антас Перельманас. Пройдоха был старше ребят лет на пять, но одевался по-мальчишески, благо был щуплым недомерком. Заглянув в лунку с расплавленным свинцом, он спросил:

— Вы не могли бы мне залить несколько биток?

Тяжелые битки необходимы для игры в бабки. Ребята знали, что очкарик сам в бабки не играет, битки будет продавать или обменивать.

Этот переросток, которому война помешала закончить гимназию в Литве, лишь формально посещал школу, чтобы получить аттестат, и таскал сумку не с тетрадями и учебниками, а наполненную заманчивыми для мальчишек вещами. Иногда Перельманас устраивал лотереи, в которых разыгрывались перочинные ножики, увеличительные стекла, почтовые марки разных стран и книги. Поэтому они поинтересовались:

— А что дашь?

— По ириске за каждую битку.

— Ладно, Ржавая Сметана, тащи свои бабки, сделаем.

Ржавой Сметаной Перельманаса называли потому, что он был альбиносом. На его голове росли совершенно обесцвеченные волосы, а кожа на лице и шее, точно покрытая пятнышками ржавчины, имела, как у всех рыжих людей, розоватый оттенок.

Ржавая Сметана принес дюжину просверленных бабок. Зарухно залили отверстия свинцом и заработали двенадцать ирисок.

— А куда вы деваете латунь и медь? — спросил Перельманас. — Я бы мог у вас купить.

— Проваливай, не продается, — сказал ему Нико. Видя, что с цыганами не столкуешься, Ржавая Сметана дождался Ромку и по дороге к дому у него спросил:

— А ты сумеешь сделать плавилку?

— Сколько угодно, — похвастался Громачев. — Даже алюминий сумею плавить.

— Вижу, что ты мастер, — польстил ему Антас. — Хочешь заработать коробку ирисок?

Сладостей в те годы было мало, стоили они дорого, потому что государственные конфетные фабрики еще не работали, ириски, маковки, халву и леденцы изготовляли нэпманы. Родителям нэпманские сладости были не по карману. За коробку ирисок всякий мальчишка пошел бы в батраки. Ромка, конечно, согласился.

На другой день в гуще ольшаника у железнодорожной насыпи Громачев с Перельманасом нашли удобную поляну. Натаскали старых кирпичей, жести, сухостоя, углей и соорудили две печи.

— А где мы металл найдем? — поинтересовался Ромка.

— Это уж не твоя забота, — сказал Ржавая Сметана. — Твое дело плавить.

Оказывается, Антас собрал целую ватагу мальчишек и, дав им в долг по ириске, послал собирать металлический лом. Вскоре на поляну стали прибывать выброшенные кастрюли, водопроводные краны, дырявые примусы, подсвечники и много другого хлама. Ржавая Сметана на месте оценивал притащенное и тут же расплачивался ирисками. Заложив ириски за щеку, мальчишки вновь устремлялись на поиски свалок и помоек.

Рассортировав металлический хлам, Ромка с Антасом стали выплавлять олово. Его оказалось немного. Зато свинца у них получилось более десяти слитков.

Очищенную латунь, медь и алюминий Антас складывал в старый ящик. Металлического лома собралось столько, что они вдвоем не смогли поднять. Антасу пришлось нанять возчиком Гундосого — Миньку Старикова, который прикатил из дому тачку.

Гундосый булыжником плющил на плоском камне тонкостенные изделия, чтобы они занимали меньше места, укладывал их в мешки и вместе со слитками увозил в сарай Перельманасов.

В летние каникулы беспрерывно дымили и чадили плавильные костры. До полудня мальчишки трудились в ольшанике, а затем бежали на речку смывать с себя копоть и сажу.

По вечерам они собирались около клуба железнодорожников, где показывали старые фильмы. Киноленты у железнодорожников были затрепанными, они то и дело рвались, но ребята смотрели картины по нескольку раз с трепетом и волнением.

В городе существовали и специальные кинотеатры «Прогресс» и «Сатурн», которые принадлежали нэпманам. В них шли новые кинобоевики, но билеты стоили так дорого, что ребята и не стремились туда попасть.

В клубе железнодорожников за билет кассирша брала всего лишь пять тысяч рублей, но и такие деньги мальчишкам нелегко было раздобыть. Всякий раз они с надеждой смотрели на Ржавую Сметану, а тот давал в долг лишь тем, кто трудился на него, или подхалимам. Так у Антаса завелись телохранители, которые беспрекословно выполняли все его приказы и награждали зуботычинами тех, кто называл альбиноса Ржавой Сметаной. Кличка, оказывается, не нравилась Перельманасу. Он пожелал, чтобы все называли его по имени, а кто забывал об этом — делался его врагом и рассчитывать на ссуду, конечно, не мог.

В клубе железнодорожников иногда можно было проскользнуть в зал и бесплатно, требовалось только набраться храбрости и юркнуть за спинами тех, кто предъявлял билеты. Контролерами обычно стояли добродушные дежурные-железнодорожники, ленившиеся гнаться за мальчишками.

Когда у Антаса накопилось много слитков, он приказал добыть ему две провизионки.

Провизионки — бесплатные проездные билеты — выдавались семьям железнодорожников. По провизионке могли ездить взрослые и дети. Одну провизионку стащил дома Ромка, другую — Юра Хряков. За них Антас пообещал десять выпусков короля сыщиков Ната Пинкертона и билеты на все новые кинокартины.

В Петроград Антас поехал не один, он взял с собой Гундосого, тот был самым сильным из мальчишек, мог поднять пять пудов. Латунь и выплавленный свинец они погрузили в вагон, в Петрограде наняли извозчика и отвезли на Александровский рынок. Там в подвале был скупочный пункт. Антас, видно, получил много денег, потому что вернулся из Питера в новых сандалиях, привез полный ящик ирисок и мешок книг.

Расплатившись с мальчишками, он потребовал, чтобы они с утра вышли на сбор металлолома.

И опять зачадила фабрика, выплавлявшая олово, свинец, баббит.