На дрогнувшее лицо, растерянное выражение было приятно посмотреть.
– Какое завещание? – кашлянул супруг, разом подавшись вперёд.
Я не знала, сколько правды было в словах лэйр-Альвентея, что вообще во всей нашей истории было правдой. Мне врали, со мной играли, так почему бы и мне не попробовать блеф?
– То, которое написал мой отец. Неужели ты думал, что я никогда об этом не узнаю? Ни об этом, ни о том, что вся моя семья давным-давно оправдана и мне ничего не грозит?
А ведь меня и в самом деле должны были ознакомить с содержанием этого документа, если бы таковой действительно был. Нет, наблюдать за дэйном Уинблейром оказалось почти приятно: немного портили общее впечатление оковы на моих руках и некоторые физические неудобства, но ради эмоций, сменяющих друг друга на этом неприятном лице, я бы и не такое потерпела. Впрочем, замешательство Верген демонстрировал недолго: опытный аферист и умелый актёр взял себя в руки.
– Вот как. И как же ты всё это выяснила?
– Птичка на хвосте принесла, – произнесла я расхожую поговорку.
А Верген со значением покивал и рассеянно помял в пальцах сигару.
– Птичка, – повторил он сам себе. – Сколько всего, оказывается, происходит в, казалось бы, затворнической жизни моей жены! И ведь сумела же сговориться с таким!.. Никогда мне это чучело лупоглазое не нравилось! Но нет, пожалел пернатого, позволил оставить у тебя. Знать бы сразу, что это за сова такая!..
Я чуть рот не открыла, изумившись, насколько буквально муж понял мои попытки сарказма. Но – пусть! Если он сам решил, что в раскрытии паутины лжи мне помогал Рене – пусть, разубеждать Вергена я не стану. О Райдере я точно говорить не собиралась.
– Надо же, – продолжал удивляться Верген. – И как много успела выяснить моя не в меру любопытная супруга?
– Всё, – с самым честным видом заявила я. – Включая гнусную ложь о твоей якобы дружбе с моим отцом. Папа был увлекающимся, помешанным на науке и магии учёным, но не настолько не разбирался в людях, чтобы держать в своём ближайшем окружении такого подлеца, как ты.
– Выбирай выражения, девочка. Да, я немного преувеличил степень нашего знакомства с дэйном эйр-Тальвеном. Но мы всё-таки были знакомы, это правда.
– Ты подделал письма, – не согласилась я. – Почерк в них папин, но содержание вызывает большие сомнения. Жалею, что поняла это так поздно.
– Ничего особо подделывать не пришлось, – возразил мой муж. – Эртон когда-то вёл курс зельеварения в Ландеруме, а я его посещал. С алхимией у меня не задалось, наука составления зелий давалась проще, а Эртон охотно давал дополнительные консультации, любил общаться со студентами. И позже я несколько раз писал ему по некоторым вопросам: твой отец охотно откликался на просьбы разъяснить какой-нибудь сложный рецепт, например. Если хочешь знать, я действительно был очень огорчён, узнав о его казни.
– О да, я сполна оценила всю степень твоего огорчения!
Меня продолжало меленько потряхивать, но, пока Верген проявлял хоть какую-то разговорчивость, надо попробовать вытянуть из него всё об этой запутанной истории. Заодно сверить, насколько она совпадает с тем, что говорил мне лэйр-Альвентей. Понять, как муж собирается поступать со мной дальше. И крепко подумать, как этого не допустить: в том, что ничего хорошего меня не ожидает, не сомневалась. Я продолжала смотреть прямо и очень старалась спрашивать так, чтобы Верген не заподозрил, как немного мне на самом деле известно и как сильно я не уверена в том, что выяснила.
А расположившийся напротив человек был скуп на подробности. Поведал, что об обвинении в адрес папы узнал случайно и в тот момент, когда приговор уже привели в исполнение. Были у Вергена какие-то полезные знакомства и в суде: умением заводить нужные связи он гордился, но как оказался в то время в столице, так и не открыл. Не говорил прямо, но, скорее всего, с помощью тех же связей ему стало известно и о последующем решении суда, оправдании меня и назначении опекуна до моего совершеннолетия. Упорно избегал детального повествования, лишь усмехался и пожимал плечами, но не стал отрицать, когда я предположила, что не обошлось без вмешательства, точнее, без внушения Уэлта. На неприметного молчаливого лакея не обращают внимания. Ну, сопровождает слуга своего хозяина везде и всюду – что такого? Может, у хозяина блажь такая. Однако во всех официальных бумагах в качестве опекуна стало значиться имя Вергена Уинблейра, и ни у кого не возникло вопросов.
Интересно, те люди, с памятью которых незаметно поработал в тот момент Уэлт, внушив нужные решения – они ничего не почувствовали и позже, уверенные, что сделали выбор и должным образом оформили документы самостоятельно?
И всё-таки не верилось мне, что у Уэлта нет личного интереса. Можно ли так беззаветно служить человеку, выполнять все его прихоти и при этом никоим образом не применять свой дар к нему непосредственно? Верген утверждал, что можно, а я недоверчиво поднимала брови.
– А Ализарда? – не могла не спросить я. – Её ты втянул в эту аферу так же, с помощью своего исполнительного слуги?
Верген скривился.
– Я и не думал её втягивать. Я всего лишь искал исчезнувшую наследницу Эртона эйр-Тальвена и, разумеется, предположил, что родная тётя в курсе, куда ты могла податься. Только вот Лиз мне не поверила, не поверила в изменение приговора в твою пользу и уверяла, что понятия не имеет, где ты. Уэлту не удалось покопаться в её памяти: на твою тётушку ментальные фокусы не действуют. Она не подвержена воздействию этой магии, к моему сожалению.
– Вот как?
По словам Вергена, он потратил немало сил, чтобы убедить Ализарду. Она получила подтверждение суда, что семья эйр-Тальвен оправдана и только тогда начала разговаривать с настойчивым незнакомцем, жаждавшим повесить на себя опекунство. О тёте муж говорил совсем уж неохотно, посматривая на меня с опаской, будто ожидал, что я прямо тут кинусь на него со своей цепью и начну душить. Но основное я поняла. Верген уже тогда обдумывал варианты, которые позволили бы ему оставаться подле меня как можно дольше, и то, что я не знала об изменении решения суда, было ему на руку. А Лиз… Она привыкла к обеспеченной жизни в семье моих родителей, ужасно расстроилась, что в завещании мой отец не назначил ей хоть какого-нибудь содержания, а тут такой шанс подобраться к немалому состоянию поближе. Пусть через опекуна племянницы, но зато можно не ждать моего совершеннолетия. Лиз не считала себя ужасной транжирой, но любила красивые вещи, хотела вести комфортный образ жизни. Верген хмыкнул, выдавливая из себя фразы: якобы он сам не понял, каким образом попытки Ализарды договориться с ним приняли ту форму, в которой оба они существовали и сейчас. А мне снова очень хотелось зажать кулак зубами, чтобы не расхохотаться в голос.
Если верить Вергену, когда он наконец получил мой адрес, Ализарда не стала предупреждать меня, не сообщила, что мне уже ничего не грозило и я могла бы спокойно вернуться домой. Сначала раздумывала то об одном, то о другом, тем самым позволив Вергену инсценировать мой арест и последующее освобождение «спасителем» и «благодетелем». Потом приехала в Риагат, увидела, что со мной обращаются неплохо – первые месяцы так оно и было – и… Верген отвечал уклончиво, так что я только догадывалась о решении любящей родственницы. Опекун распоряжался моими деньгами и не забывал делиться с прелестной очаровательной молодой женщиной, пролезшей в его постель. Все оставались довольны. Я только так и не поняла, как отнеслась Ализарда к женитьбе Вергена на мне. Для него это оставался единственный способ доступа к состоянию, но Лиз… Зная, что в супружескую спальню Верген в то время регулярно захаживал… Этого мне не понять.
Если каждому из сказанных мужем слов можно верить. Наверное, я всю оставшуюся жизнь буду сомневаться во всём, что услышу и узнаю. Крайне горькое чувство.
Но то, что сообщил мне Райдер, Верген сейчас так или иначе подтвердил. Голова кругом. Как всё это сочеталось с маской Верховного судьи?! Чего он хотел от меня на самом деле?! Я подавила жгучее желание потереть виски и спросила то, что, в общем-то, прямо сейчас не имело для меня значения:
– А что же ты, в таком случае, так зациклился на ребёнке от меня? Тётушка моя тоже с магией, пусть и слабо выраженной, но всё же. Раз у вас с Ализардой всё так хорошо сложилось – что ж ты не обзавёлся ребёнком от неё?