Полёт совиного пёрышка

Глава 11.4

Он что-то пробормотал на своём наречии, прикусил губу. Я продолжала сидеть тихо, хотя кожу рук начало пощипывать, словно их сунули в горячую, на грани терпимости, воду. Ожоги, наверное, останутся. Похожие на птичьи, когти вреда мне не причиняли: Рене сомкнул свои пальцы так, чтобы острые кончики когтей не касались кожи. Как он пользовался своей силой прежде, с таким же ощутимым трудом или непринуждённо, не прилагая видимых усилий? Я терпела, не решаясь прервать. Наконец его ресницы дрогнули, давление на мои запястья ослабло. Рене открыл глаза, слизнул выступившую на губе капельку крови, провёл ладонями по блестевшим от пота вискам и тут же опёрся руками о постель, уронил голову.

– Тебе плохо? – испугалась я. – У тебя жар!

– Пройдёт, – прохрипел сыч, опустился ниже, на локти, и выдал отрывистую резкую фразу.

Выругался от души, хотя я не разобрала ни слова. Я вскочила и принесла ему кувшин с водой, придержала его за донышко, давая Рене напиться. Он глотал воду жадно, несколько капель пролилось на распахнутый ворот дедовой рубашки. Сполз обратно на коврик и привалился к моей ноге.

– Я не ощущаю в твоём теле никаких ядов, – через силу проговорил сыч. – Кровь чистая.

– Рене, давай я помогу тебе устроиться поудобнее: попробуй встать, я доведу тебя до дивана, тебе надо прилечь. Ты белый, как молоко, хотя только что об тебя обжечься можно было. А я спущусь на кухню, приготовлю укрепляющего отвара, тебе нужны силы… Что?..

– Не уходи, лиро. Обойдусь без отвара, я не настолько плох. Не надо…привлекать лишнего внимания. Посиди со мной, это скоро пройдёт. Ядовитых веществ в твоей крови нет, – повторил сыч.

Я осторожно поставила наполовину опустевший кувшин на прикроватный столик. Помедлив, всё же опустила ладонь на лоб Рене. Уже не такой горячий, он повернул голову, открывая более удобный доступ, и прикрыл глаза.

– Это хорошая новость, – неуверенно произнесла я. – Спасибо тебе, лирэн. Одним подозрением меньше.

На его губах быстро мелькнула мечтательная улыбка и быстро исчезла под усталой задумчивостью.

– Мне не нравятся эти сомнительные поездки и визиты к магам. Не надо больше к ним ездить. Я не знаю, чего добивается твой муж на самом деле, но эти визиты ни на взмах крыла не приблизили тебя к исцелению.

Возразить было нечего. Только Верген обещал, что не бросит попыток.

– Опиши мне подробно, что дают тебе те микстуры и остальные снадобья? – попросил вельвинд, притихший под моей рукой, как большущий нескладный дворовый кошак. Надо было разорвать этот неприличный контакт, убрать руку, но мне казалось, что под моей ладонью его кожа возвращалась к нормальной температуре, израсходованные силы восполнялись, и я, коря себя на все лады, тем не менее медлила.

– Я уже говорила, – нахмурилась я.

– Видел и помню что с тобой творилось, если вовремя не принять лекарства. Но мне они очень не нравятся. Не понимаю, что не так: по виду и на запах - вполне обычные снадобья, горчат тоже как обычные снадобья, но всё же… Дэри, может, тебе попробовать не принимать их?

Я моргнула.

Пусть я видела в Рене близкое существо, брата, которого родители так и не подарили мне, по факту, он оставался посторонним мужчиной, с которым обсуждать подробно некоторые темы считалось вопиющим неприличием. Недомогания, например. Я не давала ему точных описаний своего недуга, не делилась подробностями, как именно проявляется болезнь, если не отогнать её своевременным приёмом лекарств: кое-чему Рене и так был свидетелем. Но всё же снова напоминать о приступах… И тем не менее, в его предложении был резон.

Это надо было как следует обдумать. Я молча поглаживала лоб Рене, он тоже взял паузу, набирался сил; не давил и не убеждал, а я вспоминала о предпринимаемых попытках отказаться от зелий и следовавшей за этим злющей лихорадке.

– Я не готова к такому решению прямо сейчас, – нарушила молчание я. – Просто боюсь. Но подумаю, обещаю. Ты-то как сам себя чувствуешь, лирэн?

– Жив и пока что в правильном теле, – усмехнулся сыч. – С удовольствием бы завалился спать как нормальный человек: перинка, подушка, одеяло, но… Так что жалко тратить оставшийся час на сон.

– Я же тебе подарок привезла! – спохватилась я.

Рене с сожалением сел прямее, когда я вскочила и бросилась к обёрнутой блестящей бумагой коробке, отложенной в сторонку, подальше от любопытных глаз.

– Не знаю, правда, любишь ли ты такое, но, как увидела в витрине, сразу вспомнила о тебе.

Брови вельвинда приподнялись в осторожном удивлении. Жестом я предложила ему покинуть не самое удобное место на коврике и переместиться в его кресло. Попыталась помочь дойти, но Рене лишь поморщился и гордо доковылял сам. Я положила гостинец ему на колени, опустилась в соседнее кресло, почувствовала, как краска заливает лицо. Вдруг набор шоколадок показался таким детским, несерьёзным подарком: этому долговязому недоразумению вообще-то лет уже прилично, не ребёнок совсем, а я ему – сладости… Рене между тем, нетерпеливо развернул обёртку и снял крышку. Замер, уставившись на аккуратно разложенные в гнёздышки из шёлковой бумаги конфеты, круглые и вылепленные ромбиками, украшенные россыпью орехов и цукатами. Двумя пальцами вытянул одну из конфет и целиком затолкал в рот. Ещё и пальцы облизал, и веки опустил, демонстрируя абсолютное наслаждение моментом. Я тихонько выдохнула: кажется, угодила, порадовала хотя бы немножечко.

– Вкусно, – сообщил он, закончив жевать. – Безумно вкусно. Очень люблю шоколад. Спасибо, Дэри.

Следующую конфету, к сожалению, Рене попробовать не успел, вмешалось заклятье. Я со вздохом закрыла коробку, заверила сменившую человека птицу, что не трону его угощение, и подхватила упавшее на пол пёрышко.

Ранним утром, кутаясь в просторную тёплую шаль, я спустилась вниз и проводила Вергена и сопровождающего его лакея. Прощание было холодным, как неприветливая зимняя темень, и, к счастью, быстрым. А через день, взвесив все за и против, я поделилась с тоскующим в совином тельце вельвиндом решением ещё раз рискнуть и отказаться от приёма зелий. Осталось решить, когда лучше это сделать: дождаться совпадения дней или рискнуть, не дожидаясь обращения Рене.

***