/Две декады спустя/
Солнце припекало, щедро поливая светом зубчатый парапет и выложенную камнем круглую площадку излюбленной башни альнардца. Для ворчливой Яолы и любопытных горничных – я пряталась в беседке в дальней части парка, за заросшим прудиком и мостиком, выгнувшимся кошачьей спинкой, и заканчивала картину на свежем воздухе. На самом деле работу я завершила вчера поздним вечером, а сейчас сидела на прихваченном из шкафа старом покрывале, расстеленном на нагретом камне, а темноволосую голову прятала в тени, удачно наведённой с помощью несложного бытового заклинания. И такое я тоже освоила и вполне уверенно выполняла. Рене, наслаждаясь часом человека, расположился рядом, с тетрадью на коленях, но смотрел не на листы, заполненные его же почерком, мелким, угловатым, но вполне разборчивым, а вдаль, туда, где горы подпирали пиками горизонт. Часом ранее я отправила письмо одному из магов, сведущему в теме тяжёлых и запрещённых заклятий, и у нас оставалось время на урок, который вельвинд предложил провести на свежем воздухе. Я согласилась, хотя так и не полюбила проводить время на смотровой башне, но последние успехи Рене в имперском письме вызвали несколько неловких минут в четырёх стенах спальни, один на один с его неотрывным взглядом.
Я считала имперский языком не сложным, но альнардец время от времени неверно применял падежи. Это было мило и не раздражало, но он просил помочь исправить, раз уж не удавалось избавиться от акцента. Я не годилась в учителя и наставницы, но Рене считал иначе и терпеливо внимал объяснениям и корпел над упражнениями не хуже старательного школяра. Изредка бросал в мою сторону взгляд и снова выводил слова на бумаге. Потом молча протянул открытую тетрадь для проверки, сцепил пальцы рук в замок, пристроил на колене. Минуя ровненькие столбцы слов, глаза зацепились за лишнее предложение, не из учебника и не из моих примеров.
«Я люблю тебя».
И ведь не ошибся в составлении фразы, и все окончания расставил правильно.
– Ошибки есть? – на логносе негромко поинтересовался вельвинд, пытаясь поймать мой взгляд.
Я упорно смотрела мимо.
Мы, точнее я, избегали этой темы всеми доступными мне способами. Я считала, Рене всё понял и успокоился, я вообще считала, что он заблуждается, испытывает то, чего нет! Я склонна была верить в его благодарность и в то, что он нуждался в обыкновенном общении. Эту потребность я очень хорошо понимала и разделяла сама: кроме тёти, подруг-то у меня и не было.
Буквы горели на бумаге. Лицо горело под его взглядом, а я изо всех сил удерживала на своём отстранённо-вежливое выражение.
Неверное окончание в одном из слов я нашла, кашлянула, пробуя голос, и спокойным, ровным тоном объяснила ошибку. Признание в рабочей тетради осталось без ответа, но у меня его для Рене не было. Было понимание: мы из разных миров, он даже не совсем человек. Нечеловечески яркие, горящие глаза жгли, просили, ждали ответной реакции, а мне хотелось просто сбежать и вернуться в комнату, когда на месте вельвинда снова будет сидеть маленькая пёстрая птица. В следующий оборот Рене попросился на воздух.
Всё так поменялось за истёкшие две декады.
Тогда, оказавшись в Кейброке в одиночестве, в час, когда вечер зажигал на улицах фонари, я испытала самые разные эмоции, от смятения до тоскливого разочарования. Не знала, куда податься, и после недолгих раздумий пошла в большой городской сквер за центральной площадью: там вечером можно было находиться безопасно и не вызывая неуместных вопросов, почему молодая аристократка гуляет одна, без сопровождения. Там было светло и удобно, и незанятая скамейка отыскалась быстро. Я сжимала в руке совиное пёрышко, нисколько уже не сомневаясь, что это с его помощью пространство рвётся и позволяет мне оказываться в желаемом месте. Но я снова не могла продолжить путь одна, без сычика, мне снова нужно было вернуться и найти способ покинуть Бейгор-Хейл вместе.
Кейброк гораздо дальше от замка, нежели Риагат, в повторное везение я не верила: хватятся, в этот раз меня хватятся и дальнейшее развитие событий будет неприятным. Но надо найти транспорт до дома или комнату на ночь, а ещё лучше разгадать принцип магии пёстрого пёрышка: если оно могло закидывать подальше от замка, то, возможно, может и обратное, может помочь вернуться? Я снова, как в случае с первым пером, досконально прощупала и потрогала то, второе, но оно не отзывалось.
С Рене мы успели договориться: если вдруг что-то пойдёт не так, он будет тихо сидеть в комнате и ждать…чего-нибудь.
На меня, сидящую на скамейке под разлапистым деревом, не обращали внимания, но я мешала сама себе, сомневаясь, принимая и тут же отменяя принятое решение. Казалось, в присутствии Рене я бы действовала увереннее. Я бы просто действовала. Что я там говорила? Хочется повторения? Глотнуть воздуха свободы, прогуляться по городским улочкам, глазея по сторонам? В тот раз я предоставленной возможностью не воспользовалась, гораздо больше занимал вопрос, что теперь со всем этим делать и как быстро можно вернуться в замок. Ответ нашёлся там же, на скамеечке под деревом, в кружке тёплого жёлтого света магического фонаря. Я случайно сломала в руках перо, крутила, крутила, да и переломила стержень. Толчок, свист ветра в ушах – и падение со скамейки закончилось самым неожиданным образом, ровно на том самом месте личной спальни, в которой мы с Рене решили поэкспериментировать с уникальной магией. Я покачнулась, но не устояла на ногах и завалилась вперёд, выставив ладони.
Рене не успел вернуться в сыча: ссутулившись, сидел на постели. Никогда не забуду его лица; подскочив, он метнулся ко мне, поднял с пола, с резким выдохом стиснул в руках.
– Кажется, я поняла, как оно работает, – пробормотала я ему в жилетку.
Времени хватило и чтобы унять эмоции, и чтобы обсудить открывшиеся детали. Возможности.
Я должна была попробовать ещё раз. То есть мы. Второе приключение длилось менее часа, никто из слуг не заметил моего отсутствия, не вызывал с помощью магического артефакта Верген.
– Что же это за сова такая, тело которой ты занимаешь?
– Если бы я знал! – успел ответить Рене, и упомянутая сова взяла над ним власть.
***
У меня ладони зудели от нестерпимого желания использовать следующее перо, но я выждала ещё день: все слуги, кроме садовника, спустились в Бейгорлаун на местный деревенский праздник. Я дала разрешение, сама разве что не приплясывая в нетерпении: идите уже, идите! Саркен не выразил желания присоединиться к развлечениям, но проявил редкое рвение поработать в саду. В третий раз я пробовала перенести Рене в облике сыча, посадила птичку не на плечо – за пазуху, поближе к сердцу.
И у нас получилось.
Только вот побегу мы радовались буквально часа четыре. Я снова выбрала Кейброк, успела справиться насчёт комнаты, решить, куда отправиться за реестром магов. С сычиком на плече осуществила наконец желание просто пройтись по улицам, не торопясь и не оглядываясь тревожно по сторонам. Скопленных денег у нас было немного, но я смирилась с некрасивым способом Рене добывать их; в том, что в первое время он продолжит лишать зазевавшихся людей одной-двух монет, уже не приходилось сомневаться. С лекарствами бы моими ещё вопрос решить… Впрочем, имеющегося запаса должно было хватить ещё на месяц минимум, а за это время я рассчитывала обзавестись рецептом.
Вполголоса я строила планы, сидящий на плече Рене слушал и в знак одобрения или несогласия легонько клевал меня в ухо. Я ободряюще потрепала его крылышки, и в этот момент всё закончилось.
Меня дёрнуло с силой вперёд и чуть вверх, резко закружилась голова. Падение в пустоту; исчез Кейброк и брусчатка под подошвами ботинок… Открыв плотно зажмуренные глаза, я увидела стены собственной спальни. Сыч распластался по плечу и едва дышал. Использованное пёрышко лежало в глубоком кармане юбки.
– Рро-ох-хх, – неподобающим воспитанной даме образом выразилась я.
Птиц Рене, соглашаясь, невнятно присвистнул.