Полёт совиного пёрышка

Глава 21.2

Я ничего не знала о поцелуях до сего момента.

Дрожь в коленках, бабочки в животе, пожар в крови, восхитительная нехватка воздуха в лёгких? Всё вместе, до сумасшедшего головокружения, до зуда между лопатками: там, казалось, вот-вот прорежутся крылья.

Ни разу за все годы супружества я и близко не приближалась к ощущению полёта, а сейчас словно парила на упругих воздушных волнах, а в ушах, наоборот, шумело, будто я погрузилась под воду. О чём-то подобном шептались девчонки в пансионе, слабое подобие описывалось в романах, но реальность сбила меня с ног, поглотила без остатка. Это было умопомрачительно. Но я опомнилась первой. Райдера, позволившего себе недопустимую дерзость, хотелось удерживать в этом положении ещё и ещё, но я с трудом протиснула между нашими телами ладони и оттолкнула. Это вышло очень слабо, он сразу и не почувствовал, прервался на мгновение, запустил пальцы мне в волосы на затылке и снова коснулся губ своими, и я снова вздрогнула. А через несколько томительных мгновений дёрнулся и зашипел Рэй.

Маленький сыч камнем рухнул ему на голову, вцепился коготками в волосы, забил крыльями. Я никогда не думала, что клёкот способен оглушить, но птичьи возгласы так и били по ушам. Я отпрянула от Райдера, принявшего нешуточный бой с рассерженным сычиком, но тут же потянулась к бесновавшейся птице.

– Рене! Успокойся! Тише!

Рэй пытался стряхнуть с себя воинственного птица и при этом старался не пришибить его ненароком. В какой-то момент мне удалось сцапать Рене, уже метившего коготками в лицо. Я с силой выдохнула, прижала вырывающуюся птицу к себе. Райдер с живописно взлохмаченными волосами глянул на нас коротко и расхохотался. Из рассечённой губы показалась кровь, но его это не заботило.

– Вот это защитник! – восхитился он, продолжая смеяться. – Либо ты крайне ревнив, парень.

– Простите, Райдер, – покаялась я, избегая смотреть ему в глаза.

– Оно того стоило, – негромко возразил он.

И Рене в моих ладонях немедленно заклекотал, сильно, возмущённо. Я отступила ещё. Надо уходить, но как сказать вот этому, с горящим взглядом, чтобы оставался на месте и не тянул руки?

Говорить ничего не потребовалось. Откуда-то вынырнул и вихрем промчался между нами маленький щуплый мальчишка, только перепачканные пятки сверкнули.

– Стой! Стой, паршивец! Не уйдёшь! Стой, пока по-хорошему прошу! – взревел следом чей-то голос.

Я успела отскочить, не выпуская Рене из рук, иначе меня сбил бы грузный, но удивительно резво перебирающий ногами мужик в засаленном фартуке поверх одежды. Райдер повернул голову вслед обоим, а я немедленно воспользовалась заминкой и нырнула за чью-то широкую спину: едва волшебство поцелуя притупилось, я обнаружила, что на улице мы были вовсе не одни. Заливаться краской стыда было некогда, ещё немного, и меня вышвырнет из Лордброка на глазах у нескольких десятков горожан. Не оглядываясь, я бросилась к арке, нырнула под нависающий свод, едва удержавшись на верхней ступеньке. Дальше бежать было особо некуда: со всех сторон обступали стены и только впереди слева виднелся узкий проход. Я всё же метнула взгляд через плечо на ту часть улицы, где оставила лэйр-Альвентея: на прежнем месте его не было. Вздрогнув, я вытащила совиное перо, убедилась, что некому становиться свидетелем уникального магического действия, и переломила кончик. Птиц сидел тихо, словно и не было этой вспышки бессильной ярости. Я прижала его к себе накрепко, зажмурилась, ощутила привычный толчок – и мы вывалились в замковую спальню. Я задышала открытым ртом, борясь с приступом тошноты, выпустила Рене из рук, и он немедленно заработал крыльями, но вспорхнул не на каминную полку, где нередко устраивался, а выше, на шкаф с полками, на одной из которых я расставила свои немногочисленные книги.

Я же кинулась в ванную.

Зачерпнула приятно прохладной воды, поплескала на лицо.

Губы горели и пульсировали.

Как теперь с этим жить-то?..

Я снова и снова набирала пригоршни воды и опускала в ладони разгорячённое лицо, надеясь, что вода остудит, смоет глупую улыбку. Заставила себя вспомнить о выходке Рене, уткнулась теперь уже в мягкое пушистое полотенце. Надо сказать ему… хоть что-нибудь. Я постояла перед дверью, собираясь с духом, и шагнула обратно в спальню. Поговорить с вельвиндом, а потом проверить, всё ли спокойно в замке, не искали ли… Я споткнулась на ровном месте, хотя в первое мгновение почудилось, что ногой зацепилась за что-то небольшое, чёрное. Пригляделась. Вскинула голову, пытаясь отыскать Рене.

Он так и сидел на самом верху шкафа.

– Ты что?! – Голос не слушался, я прокашлялась, чтобы добавить звука. – Рене, ты что творишь?! Прекрати, слышишь?!

Маленький сыч с остервенением вытаскивал из себя перо. Поднырнул клювом, дёрнул, мотнул головой – в меня полетело что-то маленькое, светлое и пушистое. И в полёте обратилось угольно-чёрным. Ещё два таких же пера, бесповоротно мёртвых, лежали на полу.

Страх обрушился мгновенно.

Не имея возможности вопить во весь голос, я кричала сдавленно, но вельвинд в мою сторону даже не смотрел. Выкрутив совиную голову назад, он рылся в перьях на спине.

– Рене!!!

Я огляделась, подскочила к креслу, но едва сумела сдвинуть его с места: слишком тяжёлым оказался массивный деревянный каркас. А вот столик, на котором мы столько раз накрывали простой поздний ужин, подошёл лучше. В мгновение ока я дотолкала его до шкафа, вскарабкалась, потянулась к птице. Четвёртое перо полетело вниз и, кружась, опустилось мне под ноги уже чёрное. Первый раз за всё время я видела такое: пёрышки, выпадающие из сычика сами по себе, не меняли цвет.

– Рене, прошу тебя, остановись!

Сыч наклонил круглую голову вбок, резанул по мне взглядом и легко перепорхнул со шкафа на окно. Я сползла на пол, взяла в руки чёрное перо, страшное, безжизненное.

– Не надо, – прошептала я.

Он уже прекратил, но меня только теперь начало трясти. В отличие от обычных пёрышек, мягких, шелковистых на ощупь, вот до этих, чёрных, было неприятно дотрагиваться, так и тянуло отдёрнуть руку.

Бум.

Я подняла голову, ища источник странного звука. Он был негромким, но в тишине просторной спальни едва ли не оглушил.

Бум.

Уходя в Лордброк, я, видимо, закрыла отверстие, через которое Рене вылетал из окна, и само окно тоже было заперто.

И маленькая птица билась в закрытое окно, молча и требовательно.

– Рене, я…

Бум.

Он очень доходчиво давал мне понять, что с разговорам к нему сейчас лезть не следует. Оправдываться мне было не в чем, вроде бы не в чем, но…

Я встала, подобрала все почерневшие перья, содрогаясь при каждом прикосновении, и открыла окно. Пёстрая птичка проворно выпорхнула прочь.