В этот приезд Верген не возил меня по лекарям и целителям, не заикался даже. Похоже, его единственной целью действительно было немножечко побаловать свою ненужную жену парой обновок. Платья, к слову, получились великолепными. Айта Хейла прислала их точно в срок, с удовольствием приняла оставшуюся часть платы, оставила свою карточку, выразила надежду, что я ещё не раз обращусь к ней, и отбыла. Больше других мне понравилось летнее платье нежно-жёлтого цвета, муж же, к счастью, ко всем нарядам отнёсся с нескрываемым равнодушием, лишь вскользь мазнул взглядом. И только круглые совиные глаза засветились восхищением.
Шпиона из Рене так и не вышло. Я понимала, что он проделал тайный путь из Бейгора до риагатского дома не только ради того, чтобы не разлучаться со мной, но и чтобы подтвердить или опровергнуть наши подозрения. Подозрительного было немного, и то немногое походило просто на разгулявшееся воображение. Я так ни разу и не покинула дом, гуляла только в садике, чувствуя себя собачкой на привязи. Рене периодически выпархивал из окна, которое я открывала для него специально: здесь-то никаких отверстий для птицы не было; но большую часть времени проводил всё-таки в доме, точнее, в выделенной для меня спальне. Верген почти всё время безвылазно торчал в лаборатории, среди полок со склянками и заваленных записями столов. Постороннему за дверь проникнуть было нереально, даже такому мелкому, как сычик, так что не удалось выяснить, над какими зельями и прочими алхимическими средствами усердно трудился мой муж. Из редкого, но те такого уж странного: вечером накануне отправления в обратный путь у нас был гость. Вернее, у дэйна Уинблейра. Меня попросили к гостю не выходить, отдыхать себе в комнате, и я, стоя на лестнице на верхнем этаже, успела увидеть посетителя лишь мельком. Он был самого обычного телосложения, с гладко зализанными назад волосами, кажется, тёмными, в измятом, плохо сидящем на его фигуре костюме, с тростью. Мужчины быстро прошли в кабинет, и больше я ничего не видела и не слышала. Сыч оставался в тот момент в комнате, занятый горсточкой орехов, запасы которых я нашла на кухне и, к стыду своему, взяла без спроса. Летать по дому я Рене не выпускала, всеми правдами и неправдами заклиная не отсвечивать. Высчитывала время до обращения, и выходило, что оборот может застигнуть вельвинда в обратном пути. Выговаривала вполголоса за неосторожность и необдуманность, а сыч в ответ чуть склонял подвижную голову, демонстрируя, видимо, взгляд исподлобья.
Еще одним необъяснимым, показавшимся подозрительным моментом, стала крохотная точечка на пальце, прокол от иглы или похожего тонкого острого предмета. Я обнаружила у себя этот след в тот день, когда ждала модистку. Где и когда умудрилась пораниться, не представляла. Нехорошо кольнуло под рёбрами: что, если Верген снова брал у меня кровь для своих экспериментов или других нужд? Но я бы помнила… Или нет? Прокол не беспокоил, если не надавливать на подушечку пальца сильно. Спросить Вергена удалось только вечером, после ухода гостя. Муж вошёл ко мне без стука, уточнил, всё ли я собрала. Рене при звуке его шагов шустро метнулся на шкаф и затих. Тогда я и спросила Вергена о маленькой ранке.
– Откуда мне знать? – удивился тот. – Может, ты в саду укололась или во время рукоделия.
Рукоделием в его доме я не занималась. Кольм при осмотре кровь у меня не брал. А Верген, как нарочно, смотрел, насмешливо прищурившись; от его улыбки разило табаком.
– Ты водил меня в лабораторию? Или…в подвал? – всё же решилась спросить я.
При воспоминании о подвальном холоде передёрнуло.
– Нет, зачем? Все попытки достучаться до твоей магии закончились вместе с твоей болезнью. А у тебя опять память пошаливает? Укололась и не помнишь где?
Беда в том, что он мог как лгать, так и говорить правду.
Верген сократил последнее разделявшее нас расстояние, провёл пальцем по моим губам, неотрывно глядя в глаза. Внутренне я содрогнулась от отвращения, дёрнулась, но он не пустил, бесцеремонно ухватил второй рукой за затылок.
– Не надо.
– Что с тобой не так, Герта? – задумчиво проговорил муж, ослабив хватку. – Неужели женщина в тебе так никогда и не проснётся? Так и останешься льдышкой?
Я молчала и молилась, чтобы ему не вздумалось требовать супружеский долг. И больше всего боялась, что Рене не стерпит и вмешается, тем самым выдаст себя. Палец Вергена, неприятно надавливая, так и блуждал по моим губам и подбородку.
– Вот чего мне больше всего жаль – что ты оказалась неспособна родить. Такая простая, казалось бы, задача.
– Время позднее, Верген, – бесцветно напомнила я. – Я хочу спать.
Он нарочито медленно убрал руки, погладив напоследок шею в вырезе блузки.
– А я думал, ты за платья хоть спасибо скажешь.
– Я сказала.
Он криво ухмыльнулся и отступил к выходу.
Я поспешно заперла дверь, едва он покинул комнату, и посмотрела наверх. Рене, слившийся с обоями, пошевелился, спикировал вниз.
– Тихо, тихо, защитник, – увещевала я вполголоса гневно сверкающую глазами птицу. Всё…обошлось.
Рене как будто пытался что-то сказать, о чём-то предупредить, но сколько я не гадала, так и не разобрала.
– Это очень важное? Опасное? Оно терпит до твоего часа человека или всё очень плохо?
Сычик всеми доступными способам дал понять, что терпит, но любопытство разжёг немалое.
Обратная дорога в Бейгор-Хейл прошла как в тумане. Первые сутки муж пребывал в отвратительном расположении духа, и я сидела тихо, чтобы не вызвать ненароком вспышку его гнева ли злословия. Но, к невыразимому облегчению, в те ночи, что мы оставались на постоялом дворе, он меня не трогал, ложился на свою половину кровати и почти сразу засыпал. Рене заставил поволноваться: в какой-то момент я почувствовала, что его нет рядом, отстал, и поняла, что пришёл его час оборота. Остановить ландо я не могла, следующие часы прятала тревогу, представляя самые нелепые ситуации, но тем же поздним вечером услышала осторожный стук в окно и, выглянув, увидела маленького пернатого друга. Вельвинд успел догнать экипаж и опять вернулся в сову. А на следующий день мы вернулись в замок.
Верген дотошно проверял выполненные кровельные работы, ворчал и ругался на мастеров, а я принялась считать часы до его отъезда: под кожей зудело желание прыгнуть в Лордброк. Нужно было снова наведаться к айте Луте, справиться насчёт писем. А на обратном пути заглянуть в «Жемчужину». Надеть один из нарядов от столичной модистки и позволить себе маленькую скромную радость в виде чашечки кофе. И ещё… я не могла признаться в этом даже сама себе, отгоняла малейший намёк на мысль, но, если быть честной – хотела хоть одним глазком увидеть ещё раз своего спасителя. Я знала, что ни за что не пойду в район Кейнис, в самом деле, это выглядело бы до неприличия нелепо, но где-то там, за насущной необходимостью узнать об ответных письмах, сидело ещё и это, крошечное и нерешительное желание.
***
В Лордброк я попала не сразу.
Пережила приступ скверного самочувствия: ночью после приезда домой накрыло тошнотворным головокружением и такой слабостью, что не могла самостоятельно держать в руках стакан с водой. Отпустило, к счастью, быстро.
Дождалась отъезда Вергена, уделила должное внимание хозяйственным заботам, своими силами привела в должный вид немного помявшиеся в пути платья: специальной магией айта Хейла их не зачаровала. Сычик успел притащить несколько монет, а сам так и косился, и в жёлтых глазах стоял вопрос: в птичьем облике он чутко улавливал моё настроение, а я вся превратилась в нервозность и нетерпение. Время шло, я очень ждала результата наших маленьких шагов на пути к новой жизни.