Как поступила бы на моём месте здравомыслящая и осторожная дэйна? Особенно после всех открытий о супруге и его ближайшем окружении? Та осторожная и внимательная Гердерия, которой я пыталась быть на протяжении последнего года и даже больше, первым делом решила бы проблему привязки к родовому замку, для чего попросила бы помощи у мужчины, с которым не постеснялась провести ночь… ладно, половину ночи. Доверилась бы – ведь Рэй делал всё, чтобы стать достойным этого доверия. И, только распрощавшись, наконец, с крепкими надоевшими стенами, скрывшись от Вергена, занялась бы второй насущной проблемой: возвращением дара. В безопасности, под присмотром опытного мага, который знал, как помочь пережить магическую лихорадку.
Но я здравомыслие умудрилась утратить. Наверное, оставила его там, в доме с чудесным видом на море, вместе с позабытыми туфлями и одеждой, в кармане которой так и осталось лежать пёстрое пёрышко. Любовь ударила в голову сильнее дорогого игристого вина, случившееся минувшей ночью я по капле, по яркой картинке прокручивала в голове, и снова по позвоночнику разливалось тепло, а коленки предательски дрожали. Я бы повторила всё без стыда и сожаления, не задаваясь вопросом, а что дальше. Но вместе с навязчивыми мыслями о Райдере меня душил гнев по отношению к Вергену. А желание получить назад свою силу стало просто нестерпимым.
О Вергене думать не хотелось, но мысли сами собой возвращались к нему, вызывая в душе взрывную ярость и желание опустить на его голову что-нибудь тяжёлое. Даже хотя бы просто наорать, но выбить ответы. Причин поступать так, как поступал все эти годы человек, с которым нас связала брачная вязь татуировки, я не понимала.
За приступами злости и жажды действия я едва не забыла о Рене. Он напомнил о себе письмом на плотном листке кремовой магической бумаги, упавшим мне в руки следующим утром. Я толком не завтракала, аппетита не было. На имперском, с незначительными ошибками, сыч сообщал, что работа над заклятьем движется, есть кое-какие изменения, которые он будет рад продемонстрировать при удобном случае. Но просил дать ему ещё немного времени. Я невольно улыбнулась: пусть у них с Ильном всё получится. На том же листке внизу я приписала пожелания удачи и добавила, что о дне следующего визита сообщу немного позднее, так как появились срочные дела. Но я действительно хотела бы навестить Рене в самое ближайшее время, убедиться, что надежда для него есть, что она не призрачна, а вполне реальна. Письмо стремительно вспорхнуло с ладони и устремилось обратно.
Я пыталась просчитать дни, но их, как и новые обороты Рене, предугадать было непросто. Одно я поняла точно: маленький щуплый мальчишка с зелёными глазами остался жив, не сгорел в том магическом огне много лет назад. Значит, выживу и я. Я теперь ещё сильнее, чем раньше, хочу жить. Другого не дано.
Не знаю, как я выдержала беседу с Вергеном. Он развернул проекцию на половину какой-то комнаты, напоминавшей номер придорожной гостиницы, привычно мял в пальцах папиросу, выпускал кольца дыма в мою сторону. А я смотрела в его лицо и с трудом сдерживалась, чтобы не заорать, пальцами до боли стиснула подлокотники. Если б мы с ним говорили не по средству связи, а лично – кто знает. Могла бы и расцарапать эту снисходительно-пренебрежительную физиономию. Наверное. Верген сообщал, что недели две-три его не будет в Риагате, едет к какому-то важному заказчику. Я заставила себя безмятежно пожать плечами: надо значит надо.
– У тебя всё в порядке, птичка? – прищурился Верген где-то там, в чужой далёкой комнате. – Ты выглядишь неважно.
– Плохо спала.
Я почти не соврала, но опустила ресницы, опасаясь, что муж заметит мой взгляд, полный гнева. Не слушала его равнодушные советы поберечь своё здоровье, думая о том, что я слишком слабая для серьёзного разговора. Кроме удушающего гнева, мне нечем его ударить.
– Благодарю за заботу, – ровно произнесла я. – Непременно применю все твои советы на практике. Удачной поездки.
Я первой захлопнула шкатулку-артефакт и унесла её в кабинет. Подальше от глаз. Вернулась к себе, критически осмотрела спальню и примыкающие к ней комнаты. В ушах звенело, и звон становился всё громче, всё нестерпимее; этой жажде вторил разгулявшийся за стенами замка ветер.
Нет, я точно повредилась рассудком. А, может, как раз наоборот. Я провела кое-какие приготовления, спрятала чудесную рубашку Рэя и вызвала Мейду. Когда горничная явилась, я встретила её с тряпкой в руках, одетая в старое платье. Я стояла у книжных полок, возле моих ног стоял небольшой таз с водой, и на лице Мейды отчётливо проступила тоска.
– Присоединяйся, – любезно велела я, обводя рукой комнату, в которой начала уборку. – Вот этот угол от левого окна и до кровати – твой.
Взгляд горничной стал откровенно несчастным. Она тяжко вздохнула и понуро поплелась набирать воду во второй тазик. Я сделала глубокий вдох, выдохнула и повернулась к полкам, делая вид, что сосредоточена на борьбе с пылью. Мейде, в числе прочей мебели, достался шкафчик с лекарствами: весь запас порошков и микстур, который у меня был, хранился там.
– Дэйна, а может, перенесём на завтра? – попробовала отвертеться от дел горничная, топя мягкую тряпицу в наполовину заполненном водой тазике. – Такая погода славная сегодня, я бы в саду лучше поработала, на свежем воздухе…
– А завтра воздух утратит всю свою свежесть? – скептически поинтересовалась я.
– Нет, но завтра, Рута говорит, дождь пойдёт. Вот и наводили бы мы с вами порядок в дождь, очень удобная для таких дел погода, а, дэйна?
– Завтра я тебе другое занятие найду, – пообещала я.
И твёрдо указала на участок, требующий уборки. Громко и горестно вздохнув, дальнейшие препирательства Мейда прекратила и принялась за уборку. Поскольку я всем своим видом демонстрировала, что не расположена к пустой болтовне, с четверть часа в комнате было тихо, не считая редкого плеска воды и скрипа отодвигаемой мебели. Меня слегка знобило, несмотря на летний день и то, что в спальне было тепло. Книг у меня было немного, в основном пространство на полках занимали коробки с нитками, фигурки из свалянной шерсти и миниатюры в круглых рамочках. Я как раз расставляла фигурки, когда позади меня раздался оглушительный грохот и стеклянный звон, в котором потонул испуганный вскрик горничной. Выронив одну из фигурок, я резко обернулась.
Мейда стояла с прижатыми ко рту руками и огромными глазами смотрела на покосившийся шкафчик с вывалившейся полочкой. Пол, в этой части комнаты не закрытый коврами, усеивали осколки вперемешку с порошком разного цвета, сбрызнутого разлившейся микстурой. Отложив тряпку, я медленно приблизилась, скользя взглядом по учинённому погрому. Ни одного целого пузырька, надо же, как удачно Мейда задела дверцу шкафчика. Я присела на корточки, разглядывая осколки. Над головой причитала горничная, но я слышала только сам звук её голоса, но не смысл. В висках шумел страх пополам с отчаянной решимостью.