Полёт совиного пёрышка

Глава 42.1

В Гельдерте мы остановились в доме Рэя. Я и не знала, что у него есть жильё и в столице. Особняк Ализарды, точнее, моего деда Самариса, на который я рассчитывала, оказался занят: предприимчивая тётя сдала его одному семейству, поскольку сама постоянно проживала в Риагате, а оставлять дом пустым не пожелала. Я только руками развела, но улаживание вопроса с арендой особняка требовало времени, поэтому я воспользовалась гостеприимством будущего мужа. И принялась с жадностью заново открывать для себя мир, буквально купалась в удивительном чувстве лёгкости и пьянящей свободы. Несмотря на массу дел, ожидавших нас всех в столице, нашлось время и на отдых. Я могла гулять, знакомилась с архитектурой города, его магазинами, кофейнями, музеями, и никто не шипел предостерегающе, что следует проявлять крайнюю осторожность и не утомляться, а то непременно схвачу новый приступ недуга. Но прогулки по столице я позволила себе не сразу.

Прежде пришлось вынести несколько посещений суда, подписать протоколы показаний, что-то уточнить, что-то перепроверить, принять то, что у Райдера будет закрытая для меня часть жизни, о которой я не смогу расспросить ни теперь, ни после того, как он покинет свой пост. Райдер, к слову, восполнил свой резерв не так быстро, как рассчитывал: до самого отъезда из Бейгор-Хейла он оставался довольно вялым и старался пореже прибегать к магии, отсыпался дольше всех, побив рекорд Рене. Вельвинд с таким наслаждением высказался о нормальном сне в нормальной человеческой постели, что я велела не будить его, пока не выспится вдоволь.

Рене, разумеется, поселился там же, хотя не выказывал по этому поводу бурной радости. Рэй не обижался, он в целом вёл себя с бывшим сычиком подчёркнуто любезно, но в его присутствии непременно демонстрировал, что имеет на меня всяческие виды: приобнимал за талию, придерживал за плечи, очень трепетно ухаживал за столом, часто обращался ко мне «драгоценная» и «любимая». Рене взирал на это с прохладным равнодушием. Я же пыталась растормошить его, узнать причину разительных перемен: явным весельчаком и балагуром Рене и прежде не был, но и настолько пасмурным я его не помнила. Возможность для приватных бесед была: Райдер и по долгу службы, и по другим делам отлучался из дома, а пытать птица при нём мне не хотелось. Рене же уворачивался с ослиным упрямством: отсыпался, тренировался при закрытых дверях, гулял, но в течение нескольких дней подряд наше общение свелось к нескольким дежурным фразам. Я снова и снова прокручивала в памяти события, но в упор не видела, чем я его так задела. Неужели всё дело в ревности и чувстве, от которого птиц не избавился? Наконец я поймала его прогуливающимся по садовым дорожкам и, что называется, припёрла к стенке.

– Долго это будет продолжаться?! Что случилось?! Я тебя чем-то обидела? Скажи, чем – я буду умолять о прощении, потому что это всё невыносимо! Рене, ради всех богов, скажи по-человечески!

Он поднял на меня совершенно несчастные янтарные глаза.

– Обидела? Скажешь тоже… Это я должен извиняться и умолять, – горестно усмехнулся он, протянул руку и кончиками пальцев погладил меня по щеке. – Я… никчёмный защитник, лиэре. Оказался совсем бесполезным в самый нужный момент.

Вот оно что. Я схватила крепкую узкую ладонь и торжественно изрекла:

– Дурак ты, Рене. Идём.

И потащила опешившего альнардца в дом. Там по-старинке сообразила нехитрое чаепитие, добыла и вазочку с сухофруктами, выставила всё это изобилие перед Рене и принялась разубеждать одного переусердствовавшего в самобичевании кретина. Не меньше часа разубеждала, но, кажется, успешно: Рене начал неуверенно улыбаться, перестал прятать глаза, а его фразы потеряли сухую односложность. Когда Рэй, уставший, но довольный какой-то удачно оформленной сделкой, вернулся домой, его встретила мирная беседа, состоящая из воспоминаний и смеха. Рэй сдержал слово и как-то организовал дипломатическую почту: письмо в Альнард Рене написал лично и наотрез отказался раскрывать его содержание. Теперь мы ждали приезда (или правильнее будет – прилёта?) его семьи. Ответ уже был получен: отец Рене выразил огромную радость получить весточку от сына и спешил в Роумстон. Сам вельвинд на это только неопределённо вздохнул.

– Что тебя тревожит? – спросила я.

– Всё нормально, – с явным акцентом отозвался Рене. – Я давно не тот вредный подросток и способен отвечать за свои поступки. Уши мне в любом случае если и надерут, то приватно.

Я припомнила все прегрешения птица, о которых он упоминал, и недоумённо пожала плечами:

– Я помню только твою детскую ревность к младшему брату. Разве за это наказывают?

– А, – махнул рукой Рене. – Нервы я в своё время с душой потрепал всем.

– От души, – поправила я.

– И от души тоже. Не задерживай на этом внимание, ласточка. Я испортил отношения с семьёй, но я очень постараюсь их вернуть. Они всё-таки близкие люди, я их люблю.

Райдер не выпытывал у меня содержание таких бесед – ему хватало того, что я не юлила и не врала, ведь ложь он чувствовал очень остро.

Я встретилась с управляющим делам эйр-Тальвенов, точнее, дэйны Уинблейр, получила подробный отчёт о состоянии дел. Немолодой степенный мужчина не смог скрыть удивления при повторном знакомстве: долгие годы Верген сам вёл с ним дела, заверив, что я тяжело больна и неспособна вникать во всякие мелочи и дела посерьёзнее. Судя по отчётам, я всё ещё владела огромным состоянием, не была разорена, несмотря на пристрастия Лиз к дорогим сумочкам и фешенебельным морским курортам.

Что касается Лиз… Я не хотела её видеть, но один раз съездить на встречу с ней пришлось. Ализарду быстро взяли под стражу и держали взаперти, но с относительным комфортом. Тётя плакала, заламывала руки и уверяла, что многого о планах Вергена не знала. И ещё о том, что искренне любила племянницу, желала ей добра и благополучия, делала всё возможное, чтобы муж обращался со мной мягче, не одобряла его одержимости завести ребёнка, мучительных экспериментов пробудить дар.

– Всё могло быть вообще по-другому, если бы Эртон упомянул меня в завещании!

– Это точно, – ответила я и поднялась, обозначив завершение встречи.

Сказать тёте мне оказалось нечего. Днём позже Райдер известил, что с ней обошлись мягко, в соответствии с тем, что она натворила: запечатали дар и сослали в дальний северный монастырь, разговаривать с Велейной и просить богиню о снисхождении.

Обвинений в убийстве Гарео Фитри никому из нас не выдвинули, равно как и в гибели Вергена: по официальной и окончательной версии, он случайно свалился с замковой стены. Уэлту, рьяно рвавшемуся официально зарегистрировать дар и служить на благо империи, в просьбе отказали. Скрупулёзно записали все его показания и признания – и отправили на запечатывание магии. Кроме того, ни в одну уважаемую и состоятельную семью на службу ему впредь не попасть.

О Вергене раскопали несколько незначительных подробностей, их Рэй поведал одним поздним вечером в спальне, куда утащил меня сразу после ужина.

– Ни отца, ни матери Уинблейра уже нет в живых, но удалось пообщаться с одним из братьев, – поделился мой маг, удобно устроив нас обоих на пышно взбитых подушках. – Все дети в семье родились с магией в крови, и только твой почивший супруг – без. Среди потомственных магов это редкость редчайшая, но бывает. Отец открыто называл его убогим.

– Тогда мне отчасти понятно его стремление родить наследника-носителя магии, – задумчиво отозвалась я.

– Видимо, так, – согласился Рэй. – Брат отзывался о Вергене как о человеке, постоянно влипающим в передряги, ввязывавшимся в сомнительные дела и аферы. В конце-концов глава семейства отказал ему от дома. Верген уехал практически на другой край империи, обосновался в герцогстве Леверрей. Лет пятнадцать назад оказался замешан в очередном мошенничестве, сбежал и несколько месяцев прятался в лечебнице при женском монастыре. Часть этой истории тебе уже поведал Сэл, так? Несчастную женщину Уинблейр, скорее всего, столкнул в реку, когда узнал о беременности. Ребёнок-не маг его не интересовал. А потом…

Рэй неопределённо хмыкнул и покачал головой.

– Что потом? – поторопила я.

Погладила золотистые линии на тёплой коже. Мой маг довольно замурлыкал, чисто кот!

– Есть свидетельства, что Верген подхватил одну крайне пакостную заразу, уже не мнимую. Было ему тогда лет тридцать. Тяжело переболел, но оправился. И знаешь, что? В трёх случаях из десяти эта болезнь приводит к бесплодию.

– М-м-м… Да? – только и смогла выдавить я. – Но он буквально бил себя пяткой в грудь, что…

– Ну да, – хохотнул Райдер. – Как минимум одна беременность по его вине имела место быть, а отнести себя к тем несчастливым трём случаям никак не получалось!

И тут же стиснул меня в медвежьих объятиях.

– Прости. Не представляю, каково тебе пришлось.

– Ну, – нерешительно возразила я. – Знаешь, узнать то, что невозможность родить ребёнка была вовсе не по моей вине… Ой. – Я подняла голову и в замешательстве уставилась в яркие зелёные глаза. – Мы не всегда были достаточно осторожны. Мы с тобой то есть. Вдруг… Если…

– Если вдруг, – я буду счастлив, – очень серьёзно заявил Рэй. – Мне тридцать два года – я вполне готов к подобным переменам в своей жизни.

– Но у меня траур! А у тебя вообще непонятно что! – простонала я.

– Вот как ты отзываешься о нелёгкой и почётной службе! Дэри, радость моя… Мы всё уладим. Главное, чтобы ты была рядом.

Опасения, правда, оказались беспочвенными, но это я выяснила немного позднее.

Тайная служба, к слову, очень заинтересовалась необычной магией перемещения, о которой тоже пришлось поведать. Рене мрачно кивал, подтверждая. Однако предъявить доказательства мы не смогли: после того, как мой сыч избавился от заклятья, дар свободно прыгать в любое желаемое место у меня пропал. После ряда неудачных попыток и веского слова лэйр-Альвентея, что я не мошенничаю и не лгу, от нас с Рене отстали. Однако ушедшей магии было жаль.

Все мои вопросы потихоньку решились, я полноценно вступила в свои права, ужасаясь тому, сколько всего свалилось и хватит ли сил везти всё это самой. Впрочем, почему самой? Я смотрела на Райдера, уверенно объявившего себя будущим мужем, и понимала, что вместе мы действительно способны справиться с любой задачей.

А потом в столичный дом Рэя, где мы дожидались гостей, эти самые гости наконец прибыли. Мы застали их на летней веранде, где устроили поздний завтрак. Беленькая, увитая цветущими лианами веранда выходила на улицу, с неё хорошо просматривались ворота. Рэю в это утро не нужно было убегать по делам, Рене вполне мирно делился с ним воспоминаниями о жизни в Альнарде, когда последний вдруг замолчал на полуслове и привстал. Не сводя пристального взгляда с ворот, Рене скороговоркой пробормотал извинения и, спустившись, нетвёрдой походкой пошёл по дорожке прочь.

– Рене? – позвала я.

Перевела взгляд на улицу и тоже увидела: у ворот топтались две фигуры.

– А вот и семья пожаловала, – улыбнулся Райдер и тоже поднялся. – Ну что, пойдём возвращать твою птичку?

А это солнечное, благоухающее цветами, неповторимо-безмятежное утро прорезал пронзительный, полный ликования вопль:

– Ренерайль!!!

Рене споткнулся. Райдер слегка приподнял бровь. А я просто смотрела, как в воздухе захлопали крылья и некто, быстрый и ловкий, перемахнул через ворота и приземлился с этой стороны, в паре десятков шагов от нашей живописной процессии.