Полёт совиного пёрышка

Глава 9.2

Рене я после мучительных раздумий переселила в свою мастерскую: муж заходил в неё крайне редко, чистоту и порядок в ней я поддерживала своими силами, строго-настрого запрещала экономке и горничным трогать мои материалы и аккуратно сложенные основы для картин, и понятливые айты постепенно прекратили изображать видимость стряхивания пыли с рабочих поверхностей. Объяснила нахохлившемуся сычу, что какое-то время ему придётся провести взаперти, не считая открытого окна.

– Я по-прежнему буду приходить сюда работать; у Вергена же в течение дня находятся свои дела и сюда он почти не заглядывает, – я говорила виновато и никак не могла это исправить. – А если вдруг и изменит своим привычкам и придёт посмотреть, то ты успеешь спрятаться вон там, за шкафами. Книги он не жалует ещё больше, чем моё сомнительное рукоделие.

Из замковой библиотеки Верген забрал только пять-шесть книг по алхимии и зельеварению, прочая литература не интересовала его вообще.

Птиц Рене продолжал дуться, пока я объясняла, где на всякий случай оставлю для него воду и не портящуюся еду. Можно было обойтись и без этого на каких-то два-три часа, но мне хотелось хоть немного побаловать его.

– Жаль, что урок чтения и письма, скорее всего, пропустим, – продолжала я.

Запирала комнату я с чувством болезненного сожаления, словно не заколдованного взрослого там оставляла, а беспомощного малыша. Снова и снова приказывала себе не трястись осиновым листом, а вести себя уверенно, даже порепетировала перед зеркалом равнодушный взгляд. Накануне, поздним вечером, в компании Рене я пробралась на небольшую открытую площадку рядом с внешней галереей, где в одной из стен обнаружила небольшой тайник, и спрятала в нём деньги и совиные перья. Муж уже не рылся в моих вещах, как тогда, после побега, но я всё равно осторожничала.

Верген прибыл незадолго до полудня в компании семейного лекаря, Кольма, и молчаливого лакея. Я встречала на верхних ступеньках парадной лестницы; Яола встретить хозяина не вышла, замешкавшись с размещением кучера. Впрочем, нерасторопность прислуги моего мужа нечасто выводила из себя. Обменявшись положенными приветствиями, гости поднялись наверх: спокойно и размеренно дэйн Уинблейр, суетливо, не выпуская из рук небольшой лекарский саквояжик, айт Кольм, и замыкал процессию степенно вышагивающий айт Уэлт, нагруженный багажом, но нёсший его так, словно он ничего не весил. Я разжала сцепленные в замок пальцы и, хотя играть спектакль было не перед кем, протянула мужу руку для поцелуя. Тёмные глаза мазнули по мне брезгливо, оценивающе; во взгляде лекаря и то было больше тепла.

– Добро пожаловать, дорогой супруг. Надолго к нам?

Верген спрятал усмешку за вежливым поцелуем.

– Я тоже рад тебя видеть, птичка моя. Не обременю долгим присутствием, но и забыть о твоём существовании не могу.

Да. Самое время вспомнить об обещаниях и чувстве долга.

– Твоя комната готова, гостевые тоже. Обед подадут в час.

– Превосходно. А после Кольм проведёт осмотр.

Лекарь согласно склонил голову с убранными в аккуратный хвост волосами. В этот момент из коридора вынырнула запыхавшаяся Яола и лично занялась размещением прибывшего лекаря. Вергена пошла провожать до его спальни я, позади на почтительном расстоянии тащил дорожный багаж мужнин лакей. К слову, бывая в Бейгор-Хейле, Верген отселял его от себя в отдельную гостевую комнату, небольшую, по соседству со своей спальней. Я не возражала, хотя не очень понимала причин, да и не отапливалась та комната должным образом. Впрочем, ни разу я не слышала от молчаливого Уэлта недовольства или жалоб.

– Составите мне компанию за столом, дорогая жена? – равнодушно поинтересовался Верген у дверей своей спальни.

Я бы с большей радостью вернулась в свой оборудованный в библиотеке маленький рабочий кабинетик, к насупившемуся взъерошенному Рене. Продержаться всего несколько дней. Спину ровно, подбородок выше и спокойные, очень спокойные руки…

– Разумеется, Верген.

Уэлт молча, без улыбки слегка обозначил почтительный поклон перед тем, как просочиться в покои хозяина.

У меня не осталось времени заглянуть в мастерскую, погладить пёстрые совиные пёрышки: сейчас это помогло бы успокоить нервы. Я успела только проверить сервировку стола, отметила плохо начищенное серебро, укоризненно посмотрев на Мейду, спустилась к Руте и убедилась, что хотя бы с качеством блюд проблем не будет, и вернулась к себе переодеться. Нарядов по последней моде у меня здесь не было, но я и не стремилась производить впечатление на мужа. Поправила на запястьях длинные рукава, так чтобы манжеты скрыли старые шрамы, перед выходом покосилась на своё отражение в зеркале.

… Сначала я думала с ним договориться, расторгнуть заключённый только на словах договор. Почти полтора года Верген Уинблейр изображал моего опекуна. Держал дистанцию, ждал. Покупал приличные платья, нанял прислугу, сожалея о том, что не мог взять в дом мою прежнюю горничную. И нашу кухарку. Для них Гердерия эйр-Тальвен исчезла навсегда. Я видела, что сожаление фальшивое, но не настаивала ни на чём. Я не успела закончить пансион, но вместе с новыми документами на новое имя Верген раздобыл и бумаги о моём якобы окончании обучения. На другое имя, разумеется, но отметил, что диплом вряд ли мне понадобится: мне отводилась скромная роль домоседки-жены.

Очень огорчался, что я больше не могла сотворить ни малейшего, самого простенького заклинания. То обвинял в бездарности и излишней чувствительности, то утешал и обнадёживал, что когда притупится боль утраты, притихший дар вернётся и распустится наконец пышным цветом. Тогда же и заговорил о том, что мечтает о наследнике с магией в крови. А я, чем больше узнавала его, тем больше перспектива выйти за него замуж вызывала отторжение. Мягкость и обходительность Верген надевал как маску, всё чаще демонстрируя природную несдержанность, резкость, граничащую с хамством. Слыша, как легко и естественно слетали с его губ оскорбления, задавалась вопросом: как, на чём могли сойтись такие люди, как мой увлечённый, немного рассеянный, как все гении, но безупречно воспитанный отец и вот этот, не стесняющийся унижать не только слуг, но и собственную жену? Почему именно его отец попросил позаботиться обо мне, почему именно в его руки вверил мою жизнь и судьбу? Я бы поняла, будь Верген влюблён, но он не был.

А желание обзавестись ребёнком-носителем магического дара крепло и усиливалось, и начало смахивать на одержимость, что меня пугало. Я была не против ребёнка, но я готова была принять и любить его любого, с даром и без. Верген нет.

Месяца за два до своего совершеннолетия я предложила не заключать брак. Мол, от слова, данного Эртону эйр-Тальвену я Вергена освобождаю, не нужно никаких жертв и принуждений, я просто тихо уеду, с новыми документами легче было бы начать новую жизнь. Верген посмотрел долгим взглядом, извинился за недостойное поведение, недостаточную, должно быть, заботу о моём благополучии, напомнил зачем-то о безмерном уважении к моему отцу.

Той же ночью он вошёл в мою спальню.

… Я подколола выбившуюся из укладки непокорную прядь, вздёрнула подбородок и вышла.

За столом прислуживал Уэлт, как это обычно и бывало при мужниных визитах. Примерно одних лет с Вергеном, почти одного роста со мной, неприметный, с сонным взглядом, крайне редко открывающий рот, лакей отличался прекрасной памятью, внимательностью и был чрезвычайно исполнителен. Я очень быстро переставала замечать его присутствие, но наливаемое Уэлтом в мои бокалы и стаканы осматривала с подозрением. А пила только после того, как сделает глоток муж. Муж отпил спокойно, ещё и губами причмокнул, и принялся пилить лежащее на тарелке мясо. Лекарь, сидевший за столом напротив Вергена, чуть заметно поморщился. Моё появление айт Кольм встретил банальным комплиментом и дёрнулся было встать и подвинуть мой стул, но был остановлен тяжёлым взглядом мужа.

– Мне сказали, ты устроила переполох, загнала всех слуг в подвалы и даже привратника заставила покинуть свой пост?

Порой по голосу Вергена невозможно было прочесть, что он думал. Я заставила себя смотреть ему в глаза спокойно, небрежно пожала плечами. Уэлт бесшумно вынырнул из-за моей спины и подлил в бокал воды.

– Как ты узнала, что вам грозило землетрясение?

Одна бровь у него была немного выше другой, придавая его лицу выражение вечного скепсиса.

Бейгор будто погрузился в сон, такое тихое спокойствие окутало замок и окрестности после чарующего пения вельвинда. Хватило обмена новостями между Бейгорлауном и прислугой, чтобы презрительный взгляд экономки сменился на недоверчиво-уважительный: в деревне были те, кто умел читать настроение гор, чувствовать колебания земли, ловко избегать обвалов.

А с Яолой любопытный супруг, стало быть, уже пообщался.

– Интуиция, – ровно сказала я, не отводя глаз от лица мужа. При лекаре о родстве с Данвелами упоминать не стоило, но надеюсь, что взглядом я сумела об этом напомнить.

– Интуиция, – насмешливо передразнил Верген, закончив со скрипом отпиливать кусочек мяса. – Я уж обрадовался, что магия каким-то немыслимым способом пробудилась. Хотя… Впрочем, Кольм как раз и проверит. Да, Кольм?

– Я обязательно проведу тщательный осмотр дэйны, – закивал айт Кольм и сделал лакею знак, чтобы тот наполнил его бокал.

Разговор за обедом не клеился; я молча слушала, как обсуждали Верген и семейный лекарь цены на некоторые составляющие для зелий и где лучше их покупать. Немного кружилась голова и мучила неприятная сухость во рту, несмотря на изрядно выпитое количество воды. Скорее бы уже они наелись и наговорились: перетерплю осмотр и дотошные расспросы, и можно будет отдыхать. Верген будет развлекать гостя, а я загляну к сычику, почему-то его переселение вызывало беспокойство.

***

Верген, не стесняясь, наблюдал за действиями лекаря, развалившись в кресле, которое на время обращений занимал Рене. Над его головой висела пустая клетка с открытой дверцей, а окно муж сразу же прикрыл: мёрз. Заявил, что моя птица живность вроде умная, клювом постучит, если что. Я промолчала; пусть так и считает, что сыч вылетает поохотиться или по иным своим сычиным неотложным делам.

Кольм смотрел вторым зрением, заставлял шире открывать глаза, дышать в определённом ритме, осматривал и ощупывал ладони, бормоча что-то себе под нос. Вынимал из своего саквояжика какие-то инструменты и прикладывал одним концом к груди, слушал, хмурил редкие брови.

– Лекарства принимаете, дэйна Уинблейр?

– Да, всё по вашей схеме, айт Кольм.

Лекарь и мой муж переглянулись поверх моей головы.

– Всё плохо? – равнодушно поинтересовалась я.

– Ухудшений нет.

Ясно. Улучшений, стало быть, тоже. Кольм раскрыл свой саквояжик, выудил несколько плотно набитых бумажных пакетиков.

– Возьмите, дэйна Уинблейр. Это надо разводить в воде, пропорции и температуру вы знаете. Ещё одно снадобье я приготовлю, пока буду в вашем замке. Послезавтра принесу вам.

– Благодарю за заботу и отзывчивость, без улыбки кивнула я.

Верген, дождавшись, пока лекарь соберёт саквояж и выйдет, подошёл ко мне, сидящей на краешке кровати.

– Мне жаль, Герта. Без улучшений, ты сама слышала. Ты точно не путаешь дозировку и не пропускаешь приём микстур? Думаю, следует сказать Яоле, чтобы она взяла приём лекарств на себя: у неё отменная память, она будет следить, чтобы ты как следует выполняла предпи…

– Я не пропускаю и все рекомендации соблюдаю в точности, – с подавляемым раздражением ответила я.

Вергену порой доставляло заметное удовольствие меня злить. И давать ненужные советы.

– Что ж… Когда следующий приём?

– Послезавтра.

Муж задумчиво склонил голову.

– Хорошо. Я напомню, раз уж я здесь. Отдыхай, птичка. Выглядишь ты не очень, нездоровый цвет лица и, мне кажется, поправилась немного. Нет? Должно быть, мало двигаешься, совсем не выходишь гулять, всё читаешь целыми днями да нитки на всякую ерунду изводишь. Сегодня отдыхай, а завтра пойдём гулять, перед завтраком пройдёмся, нагуляешь аппетит и цвет лица заодно поправишь. А сегодня ложись пораньше, не засиживайся. Ночные бдения вредны, да и свет жечь понапрасну не стоит.

Я слушала, невольно подняв бровь, почти так, как у Вергена. Прошагала к выходу и открыла дверь, прозрачно намекая, что кое-каким занудам пора выметаться. Муж выплыл неторопливо. Я выдохнула сквозь зубы, выждала немного и, крадучись, добралась по тёмному коридору до мастерской.

Рене сидел на окне, сонный и несчастный. Я протянула руку ладонью вверх, подождала, пока птиц переберётся ко мне, выдав возмущённую тираду на своём языке.

– Я пропустила твоё обращение? – расстроилась я.

Сыч не больно ухватил меня за пальцы. Но одежда осталась сложенной в том же виде, как положила её я, и нетронутой оказалась еда. Я просидела с ним не более четверти часа, потрепала на прощание по пернатой головушке и вернулась к себе, не забыв запереть дверь мастерской.

Впервые за более чем полтора года я ночевала в спальне одна, и только надеялась, что давно утративший интерес к супружеским обязанностям муж не явится требовать выполнения этих самых обязанностей. Нисколько не сомневалась, что в Риагате он не отказывал себе в плотских удовольствиях, вот пусть и развлекается там как угодно. Уж несколько-то дней он, совсем уже не юный мальчик, способен пережить?

Переодевшись ко сну, я расчёсывала волосы, вспоминала, все ли распоряжения оставила Яоле, когда неторопливые размышления прервал негромкий, но требовательный стук в дверь.

Нет. Только не это.

Верген облачился в тёмно-красный бархатный халат, длинный, но не настолько, чтобы полностью спрятать ноги с тонкими щиколотками. Я секунду или две глупо пялилась на домашние туфли без задников, обутые на босые ступни: неужели не холодно ему в таком виде разгуливать по коридорам? Муж же бесцеремонно подвинул застывшую в дверях меня плечом и по-хозяйски вошёл.

– Я собиралась ложиться, – я постаралась придать голосу жёсткой уверенности.

Не отвечая, Верген направился прямиком к постели, подцепил с прикроватного столика книжку, скептически повертел её в руках, вернул на место и бесцеремонно плюхнулся на одеяло. В пальцах возникла незажжённая сигара. Я не выносила, когда при мне курили, и муж был об этом прекрасно осведомлён; когда-то я-семнадцатилетняя пыталась диктовать условия. Ненадолго тогда хватило его учтивости: бросать курить ради меня Верген не собирался, изменять своим привычкам дымить где вздумается тоже. Я-сегодняшняя остановилась у кресла, пытаясь понять, чего от него ожидать, взгляд то и дело соскальзывал на его руки. Я отвыкла от въевшегося в кожу табачного запаха, покрывавшего пальцы моего мужа, слишком быстро отвыкла, и молча просила Велейну-заступницу оградить меня от этих рук сегодня. И завтра. И на всё время его приезда сюда.

– И я собираюсь, хотя после долгой дороги мучает бессонница, – доверительно сообщил Верген, продолжая крутить в пальцах сигару. – Всё-таки как ты угадала с этой угрозой деревне и окрестностям? Замок предупредить не успели, никто из Бейгорлауна к вам не поднимался. Ни в какую интуицию, птичка моя, уж извини, я не верю, а наличие пробудившегося дара не подтвердил Кольм. Ты как была пустая, так и осталась.

Я как можно тише проглотила вставший в горле ком. «Пустой» считать себя не выходило, несмотря на полную неспособность к чарам. Ведь могла я прежде творить что-то незначительное, мелкое, и это мелкое по всем признаком должно было вырасти и окрепнуть. Уснувшая – так было бы точнее, но Верген не выбирал формулировки.

– Верген, лучше ошибиться и перестраховаться, чем отмахнуться от назойливой мысли и предчувствия и пострадать. Я просто знала, не знаю, откуда.

Больше мне нечего было сказать.

– Но угроза прошла мимо, – не отставал пытливый муж. Тёмные глаза буравили, доставляя массу неприятных ощущений. – Даже не так: горы успокоились совсем, будто замерли, уснули.

– Думаешь, я на них как-то воздействовала? – усмехнулась я. – На ниточках своих узелки завязывала и пошептала, они и уснули?

Песня Рене, сильные чистые звуки, сами собой зазвучали в голове, а Верген всё сверлил и сверлил тяжёлым взглядом. Да если бы дар пробудился снова, хоть крошечный, разве стояла бы я перед ним вот так?! Продолжала бы жить взаперти, не имея возможности выйти за пределы замковых стен? Но я только стояла с идеально ровной спиной, чувствуя себя натянутой до предела струной. Ну же, хватит рассиживаться, хватит размахивать у меня перед лицом этой воняющей гадостью! Уходи!..

– Поспрашивай деревенских: может, у них завёлся свой заклинатель гор.

– Пожалуй, расспрошу поподробнее, – лениво согласился Верген.

А мне снова стало крайне неуютно: а ну как действительно не поленится, спустится в деревню, начнёт спрашивать? Вдруг кто-то всё же слышал пение вельвинда? Там, на башне, мне казалось, его голос ветром свистел в ушах, катился камнепадом, заполнив собой всё пространство.

– Может, всё проще: защита сработала и не пропустила ни одного подземного удара. Ты же привозил мага.

Верген вытянул из кармана халата нож для сигар, но не спешил обрезать кончик, так и вертел в руках. Вот и правильно, не надо мне тут… Ничего не надо.

– Привозил, – задумчиво согласился муж. – Ты что там застыла-то? Я не кусаюсь, иди сюда.

Я не торопилась выполнить его просьбу, только зевнула демонстративно и зябко повела плечами: камин сегодня не топили. Верген неторопливо отрезал самый краешек сигары, смахнул его на прикроватный коврик, осмотрел место среза и остался доволен результатом. Похлопал себя по карманам, досадливо цокнул языком.

– Ложись спать, Герта, – повторил он, вставая. – Будь готова к восьми: я обещал прогулку, спустимся в парк.

И, к моему огромнейшему облегчению, покинул спальню. Я медленно, бесшумно провернула ключ в замке и ещё медленнее выдохнула. Плохо, что мои действия, названные переполохом, вызвали подозрения мужа. Плохо, что от прогулки на пронизывающем ветру и сыром воздухе отвертеться не удастся. Прочее, несостоявшееся – хорошо. Я нашла обрезок, подцепила двумя пальцами, вышвырнула за окно и поспешно забралась под толстое одеяло. Не удержалась, мысленно пожелала сычу доброй ночи.

Верген обещание сдержал: с утра потащил в холод и сырость, долго говорил о пользе таких прогулок, но с улучшением цвета лица не задалось: мой нос покраснел, грозя скорым насморком, а я завидовала оставшемуся в постели лекарю, его-то гостеприимных хозяин не беспокоил. Перед завтраком я исхитрилась тихо пробраться к Рене, но в помещении птицу не обнаружила, только подобрала с рабочего кресла и спрятала в глубокий карман серо-бурое пёрышко.

В этот день я не садилась за свою картину; нездоровилось, волнами накатывала тошнота, сменяясь неприятной слабостью, и пришлось почти весь день провести в постели. Одна радость: Верген не заглядывал навестить. Вроде приходил староста из Бейгорлауна, просил помощи в разрешении какого-то спора, пользуясь приездом Вергена. Меня на встречу не позвали, я же, пользуясь временным улучшением самочувствия, доковыляла до кабинета, в котором принимали посетителей, но муж сложил губы в улыбку и подтолкнул к выходу: супруге нездоровится, не стоит супругу беспокоить, а он на то и хозяин, чтобы выслушивать жалобы и принимать решения. У меня не осталось сил сердиться и что-то ему доказывать. Староста почтительно поклонился, пожелал выздоровления, пообещал прислать масла и яиц, а потом молчаливый вежливый Уэлт проводил меня обратно в комнату.

Сычик прилетел под вечер, прямиком в привычную спальню, забрался на столик, за которым я читала, и полез под ладонь, выпрашивая ласку. Я даже ругаться не смогла, так трогательно он всем своим птичьим видом выражал беспокойство и грусть. Нашла в кармашке домашнего платья парочку орехов, измельчила и скормила прямо с ладони, но немногим позднее всё же выпустила Рене из спальни, наказав возвращаться в мастерскую.

Расспросы старосты и последующее посещение Бейгорлауна Вергену ничего не дали: никакого заклинателя гор он, разумеется, не обнаружил, но подозрительности в его взгляде поубавилось и в целом, мне показалось, он успокоился. Даже выдавил из себя, что моя безопасность его весьма волнует и очень хорошо, что никаких разрушений не случилось. Лекарь Кольм, которого я видела преимущественно за обедом, передал мне в обещанный срок новую порцию зелья, обоим, и лекарю, и мужу, я пообещала не забывать о приёме снадобий, и утром седьмого дня, после бесконечно длинного визита, Верген наконец покинул замок. Обращения Рене в этот период я не застала.

***