Полёт совиного пёрышка

Глава 12.3

Рене изнывал от бездействия и бессилия, его нервозность передавалась мне, но мы могли лишь продолжать то, что начали. Когда он был человеком, я учила его читать и писать на имперском, сопровождала на тайные прогулки на замковую стену и полюбившуюся, висящую над ущельем смотровую башню. В теле сыча он продолжал разбойничать, регулярно приносил серебряные и золотые монеты, а я каждый раз договаривалась со своей совестью, складывая деньги в тайничок. Изготавливала свои картины, ждала в гости Ализарду, а ещё, посоветовавшись с Рене, который после неудачного эксперимента с зельями не считал себя вправе давать мне какие-либо советы, зашла с другой стороны. Неделя за неделей, я понемножечку уменьшала дозировку лекарств. В первые разы было страшно, но вместо уводящих в беспамятство и бред приступов я становилась вялой и слабой, вместо привычной активности валялась в постели и читала книги. Через некоторое время слабость прошла, а я, к маленькой своей радости, обнаружила, что и уменьшенные порции микстур и порошков дают свой результат.

К ежедневным заботам и занятиям добавилось новое: я во что бы то ни стало вознамерилась освоить хотя бы несколько базовых магических действий. Каждый день я отводила время для тренировок, мучила голосовые связки определённым образом произносимыми звуками, училась создавать намерение, складывала пальцы в затейливые жесты. Намерение получалось, остальное не очень, но я не сдавалась. Сыч одобрительно улыбался. В самый первый урок, который он застал в человеческом облике, Рене подхватил заклинание, пробуя его на слух, мотнул головой и сказал что-то на нари, вытянул руку ладонью вверх, лодочкой сложил три пальца. Я наблюдала, затаив дыхание. Несколько секунд ничего не происходило, а потом центральная в тройном подсвечнике свеча вспыхнула робким огоньком. Я едва не взвизгнула, повернулась к недоверчиво улыбающемуся птицу.

– Это такие крохи, лиро, – ответил он на поток моих поздравлений и радостной восторженности. – Этому и без дара в крови можно научиться. Но…я рад, что хоть такой огонёк выходит. Пригодится.

А мне и такая кроха пока не давалась. Рене в этих занятиях помогал чем мог.

Деньги накапливались медленно, вот что угнетало. Лиз узнала для меня примерную стоимость «ключа»: имеющейся суммы не хватало и на половину, а ведь не только на артефакт нужны средства. Да, тётя обещала добавить и свои, но у неё тоже не было больших денег; она, в прошлом большая модница, ныне редко баловала себя обновками, я видела одни и те же платья и верхнюю одежду, а ведь ей ещё приходилось содержать оставшийся от деда столичный дом. Я безумно хотела вырваться на свободу, но беззастенчиво пользоваться незначительными средствами Лиз мне было совестно, и я нечасто принимала от неё финансовую помощь.

Тётя приехала в конце зимы, как всегда, лёгкая, свежая и прекрасная, несмотря на платье, вышедшее из моды два сезона назад. Наряд шёл ей изумительно, подчёркивал стройную фигуру и придавал фиалковым глазам дополнительную выразительность и глубину. Рене в дни, пока тётя гостила в родовом замке, изображал отъявленного буку, что сычом, что человеком: он рассчитывал провести вечер со мной, тогда как я посвящала всё время дорогой гостье. Но в одном мы с ним оставались едины: незачем Ализарде знать его тайну, вот и выходило так, что тётушка развлекала меня долгой увлекательной беседой за ароматным горячим чаем, а вельвинд в одиночестве постигал имперское письмо, заедая это самое одиночество любимыми сухофруктами и орехами, и сидел в моей спальне тихо, как мышь под веником. Яола пожаловалась, что я совсем перестала пускать служанок к себе, препятствуя положенной уборке и смене белья. Я только фыркнула насмешливо, а поднявшей брови тёте указала, что в Бейгор-Хейле и без моей спальни полно помещений, из которых необходимо регулярно вытряхивать пыль и гонять паутину. Ализарда, выразительно посмотрев на экономку, согласилась, а я про себя облегчённо выдохнула. Надо, пожалуй, иногда звать Мейду, раз уж та так рвалась исполнять свои обязанности. Незачем вызывать лишние подозрения, тем более что мы более-менее уже знали, в какие моменты птиц оборачивается человеком.

Лиз отдала деньги за проданные картины: золотой и несколько верингов. Я вздохнула.

– Давай увеличим цену за мои работы?

Ализарда нахмурила изящные брови, спохватилась, расслабила лицо, погладила убежавшую морщинку, с сомнением посмотрела на меня.

– Не отпугнёт ли это покупателей, ласточка?

– Ты сама говоришь, что спрос есть. Заказы есть; в прошлом месяце я не вылезала из мастерской, успела сделать на две картины больше. Мне кажется, купят и за большие деньги.

Лиз сделала глоток чая, элегантно вернула чашку на блюдечко.

– Я попробую просить больше, – кивнула она. – Как никто другой, понимаю, как сильно тебе нужны деньги. Конечно, родная, я постараюсь помочь. Привлеку сокрушительную силу данвеловского обаяния, – лукаво закончила она и обворожительно улыбнулась.

Вот и славно.

– Кстати, Дэри: поговаривают, что на дорогах Бейгора стало неспокойно.

– Разбойничьи нападения? – ахнула я.

Лиз в день приезда заверила, что добралась хорошо, лошади попались выносливые и быстрые, в пути никаких проволочек и неприятностей не произошло. Тогда что же, приукрасила действительность?

– И да, и нет! Мне, к счастью, посчастливилось проделать весь путь в относительном комфорте и безопасности, а вот обоз, проходивший мимо Дасса, говорят, подвергся ограблению. Но такому…странно незначительному. Товары не тронули, только у одного из охранников стянули деньги, представляешь? И всё!

Я моргнула, чувствуя, как заползает под рёбра холодок.

– Кошель с золотом? – уточнила я, старательно удерживая лицо.

– А вот этого не поняла. Болтали разное на постоялом дворе, пока я ужинала. То ли весь кошель, то ли вообще всего несколько монет. Во время игры в кости на привале, мол, охрана расслабилась, потеряла бдительность. И знаешь, кого называют вором? Это самое нелепое! Птицу!

Я с трудом удержала чашку в руках. Поставила на столик, чудом не расплескав.

– Кого?!

– Какую-то птицу, то ли сову, то ли ястреба! Болтали, что птица непростая, выдрессированная или околдованная каким-то незарегистрированным магом, слушается его, ворует для него.

Я провела ладонями по обтянувшей колени ткани юбки, разглаживая её. Смотрела, не отрываясь, на Ализарду.

– Почему незарегистрированным?

– Потому что явно из разбойничьей шайки! Что честному человеку, владеющему даром, делать в разбойниках? Честный маг не стал бы учить птиц грабить!

– А что, это не единственный случай? – изобразила любопытство я.

Спокойно, Гердерия. Очень спокойно, дыши, не суетись, не выдавай себя.

Тётя развела руками.

– В том-то и дело, что нет. Я не поверила, что за бред: грабежи при помощи каких-то птиц? Это неудобно и слишком мелко. Грабят обычно иначе. Наводят сонные чары, к примеру. Ох, ласточка, не бледней так! Со мной всё в порядке, я путешествую очень осторожно… Но на постоялых дворах упоминали похожие случаи, и все объединяет появление птицы и мелкое воровство. То у зазевавшегося торговца монеты утащит, то у трактирщика. И поймать никак нельзя! Возникала будто ниоткуда и так стремительно исчезала, что даже камень вслед метнуть не успевали.

Я вздрогнула. Ох, Рене…

– Ястреб или сова? – медленно переспросила я.

Тётя досадливо сморщила точёный носик.

– Я всего лишь передаю подслушанные слухи, Дэри. Самой любопытно.

Сравнению с ястребом мой безобидный и мелкогабаритный сычик, наверное, даже порадовался бы. Я подлила Ализарде ещё чаю и на полном серьёзе попросила быть очень осторожной в дороге. Впрочем, тётю вельвинд в лицо знал, не думаю, что он стал бы таскать деньги у неё. Я хотела поговорить с ним об этом и о существующих слухах, но, когда вошла к себе, человеком его уже не застала, по каминной полке грустно топтался сычик. Не выдержала, подхватила этот тёплый пернатый комочек на руки; его пёрышки были очень приятными на ощупь.

– О тебе начали говорить, чудо ты в перьях, – обеспокоенно проговорила я, почёсывая маленькое крыло.

Сыч прижмурил яркие глазищи. Я передала разговор с Ализардой, поделилась своим страхом. Рогатка, камень, магический импульс, стрела, что могла оказаться стремительнее взмаха птичьих крыльев – безрассудному вельвинду могло грозить всё. Я просила его прекратить на время, пока не улягутся разговоры. Сыч промолчал, но улетел в ночь, оставив меня одну. На столе, в тетради для упражнений, я обнаружила набросок, сделанный неуверенными штрихами, но вполне умело: оказывается, Рене умел рисовать. Лицо в обрамлении распущенных прядей волос очень походило на моё, только улыбка на более полных, чем у меня, губах, другая: нежная, светлая. Мне кажется, я так не умела. Разучилась. Подпись под рисунком была лаконичной и заставила меня закусить губу. «Моя мечта».

Я не знала, что ему ответить. Убрала книги и бумагу в ящик комода и отправилась спать.

Ализарду проводила утром четвёртого дня; до её отъезда мы снова услышали о странных нападениях птицы. Молочник, привозивший на кухню молоко и яйца, охотно поделился с Рутой новой порцией сплетен, в которых фигурировал гигантских размеров филин, быстрый и ловкий, явно заколдованный: ни стрела его не взяла, ни выпущенный сильной рукой камень. Добравшийся до наших ушей слух заставил Ализарду ахнуть, а меня напрячься. Расставалась с тётей я неохотно и через силу.

Ещё раз заговорила с Рене, дождавшись его обращения, о необходимости взять на некоторое время паузу, не таскать деньги. Был вечер, его привычное время, и, несмотря на холодный ветер и падающую с неба сухую мелкую снежную крупу, мы гуляли на галерее, частично защищавшую наши головы от снега. Сыч резко замотал головой.

– Поверь, я действую осторожно, успеваю убраться подальше до того, как самые быстрые потянутся к оружию.

– А если среди путников и постояльцев маги? Что ты можешь противопоставить на случай беззвучного заклинания?

– Дэри… – вельвинд подошёл близко, протянул руку к лицу, и я не успела отшатнуться: прохладные пальцы погладили мою щёку. – Я такое чувствую. Текущую по каналам силу. Сначала не было, но сейчас могу. Не волнуйся за меня. Хотя, должен честно сказать, мне приятно твоё беспокойство. Хоть так.

Я подавила желание стукнуть его кулаком в грудь.

– Но направление полётов изменить надо, – завершил свою мысль Рене. – У тебя карта есть?

Ответом на мои страхи стало изменение маршрута: во всяком случае сыч заверил, что в окрестностях Дасса и Санары в ближайшие недели появляться не будет. Расположение ещё нескольких населённых пунктов я показывал ему и на карте, и давала собственные пояснения, ужасаясь тому, как быстро необходимость в деньгах сделала меня не самой законопослушной дэйной. И Рене… начал пропадать на несколько дней, заставляя меня с ума сходить от тревоги и беспокойства. А он мог не появляться в замке три, а то и четыре дня. Я взывала к здравому смыслу, ругалась и с птицей, и с человеком, но птиц только быстро верещал что-то в ответ, не самое покладистое, судя по звукам, а человек прижал к себе и уткнулся носом в высоко собранные волосы.

– А если ты не успеешь к обороту вернуться в замок?!

– Ну и не успею, – упрямо вздохнул Рене, разжав объятия, из которых я стремилась поскорее выбраться. – Лиро, это всего пара часов, выкручусь как-нибудь. Если в поле или лесу, вообще отлично.

– А если в городе, прямо на улице?!

– Значит, на улице. Ну не убьют же! Самое страшное, что может случиться – арестуют и оттащат в камеру. Из которой, опять же, спустя пару часов я исчезну.

Я поражалась его беспечности. Нет, упрямому безрассудству.

– Но ты голый, Рене!

Вельвинд демонстративно оглядел рубашку и штаны, которые я успела худо-бедно подогнать по его долговязой фигуре. Теперь одежда не болталась на нём морским парусом.

– Да, в наготе есть ряд неудобств, – подняв бровь, вежливо согласился он. – Благородные дамы визжат и падают в обморок, пачкая в уличной пыли прекрасные наряды, благородные господа…

– Хватит паясничать, лирэн! – рассердилась я.

– Я выкручусь, если такой конфуз всё-таки случится в неудобный момент. Прежде всего, я стараюсь рассчитать время так, чтобы оборот не застиг меня в людном месте.

Я не смогла его переспорить. Но разговор вдруг навёл на мысль, которая должна была прийти в мою голову раньше, много раньше! С досады на собственную несообразительность я с силой хлопнула ладонью по столу, отбила руку и долго сидела, баюкая её, пока не унялась боль. Сычу нужна зачарованная одежда, это решило бы неловкие ситуации. Хотя бы один комплект для начала. Такую одежду носили оборотни, избегая появления голышом. Если заказывать такую у мага с соответствующим даром, пришлось бы выложить кругленькую сумму за одни только вплетённые в ткань чары, но, я знала, такие вещи можно было приобрести и поношенными, в лавках готового платья, например. В Риагате наверняка есть подобные магазины.

Это был редкий случай, когда общения с мужем я ждала с нетерпением. Обычно он связывался через артефакт сам, прося экономить заряд моего. Да и подозрительно бы выглядел мой вызов. Я готовилась к предстоящему разговору, репетировала выражение лица, ровное дыхание, важный для себя, нет, для Рене вопрос.

Изображение Вергена, всплывшее на фоне окна в кабинете, держало возле лица сигару, я могла рассмотреть струйку дыма и необычайно умиротворённое, довольное выражение его лица. Муж заговорил первым, о насущных тратах и своих ближайших планах. Я слушала и ждала.

– Гертана, я вот что узнал… – начал Верген специальным тоном, а я немедленно скривила губы в горькой улыбке.

Выслушала о приезде в Риагат иноземного целителя, успешно врачующего различные тяжкие недуги. Визит должен был состояться в первый месяц лета. Далеко; мы только-только начали радоваться весне, у Саркена в саду работы прибавилось.

– Нет, – вырвалось из меня против воли.

– Не понял.

– Хватит с меня целителей, Верген. Я им не верю и тебе советую не тратить больше на все эти сомнительные осмотры и консультации деньги. Ценю твои старания, но хватит.

Муж так опешил, что чуть не выронил дымящуюся сигару, проекция пошла рябью.

– Птичка моя, ты рано сдаёшься! Надо искать, надо пробовать! Я разузнаю об этом чужестранце побольше и…

– Оставь, Верген. Довольно с меня, дай дожить свой срок спокойно. Разве что... – Я набрала в грудь побольше воздуха и, как можно спокойнее глядя мужу в глаза, попросила: – Я бы хотела приехать в Риагат. Мне нужно обновить гардероб. Понимаю, что приёмов и балов в Бейгор-Хейле не устраивают, так мне и не бальные платья нужны, а несколько самых простых, повседневных.

Несколько мгновений тяжёлый взгляд мужа сверлил меня, почти вынуждая отвести глаза, опустить голову, заверить, что я и в старых платьях ещё годик-другой похожу, они вполне приличные.

– Хорошо, – неторопливо произнёс Верген. – Полагаю, эти траты не сильно ударят по семейному бюджету. Хотя удобнее и быстрее было бы попросить мою горничную сделать эти покупки. Она женщина, должна разбираться в вашей моде… Но согласен, тебе самой это сделать будет приятнее. Но, Герта, опять же: не раньше начала лета. Быстрее не выйдет, дела меня не пускают.

Я опустила взгляд на сложенные на коленях руки и сдержанно поблагодарила. Это было щедрой уступкой со стороны Вергена, давить на него дальше значило бы добиться обратного результата.

– Правильно, что отказалась от этих сомнительных целителей, – одобрил сыч, когда я упомянула предложение Вергена. – Мне кажется, он возил тебя вовсе не к опытным сильным магам, а к шарлатанам-недоучкам, деревенским знахарям средней руки, умеющим только бородавки сводить. На настоящего мага твоему хмырю денег жалко.

Я неопределённо повела плечами.

Наши нечастые беседы с сычом носили всё более дружеский, доверительный характер. Он был первым и единственным свидетелем моих маленьких побед: упорные занятия принесли свои плоды, я научилась вызывать огонь, хотя и не сразу попала прицельно в свечку, едва не спалив коврик под ногами, а следом занавеску, закрывающую «совиное» окно. Но всё равно это было счастье. В груди и чуть выше, у горла, зарождалось приятное тепло, предвещающее магическое действие, и звуки заклинаний легче складывались в нужные слова. А к середине весны у меня отпала необходимость использовать огненный камень: я смогла подогревать воду до нужной температуры. То же самое научилась проделывать с любым напитком, как нагревать, так и остужать. Это было огромным достижением и не потребовало ни капли крови. Рене не скупился на комплименты, порывался поцеловать в порыве чувств, но я вовремя пресекла. Рисунок из тетради сыча исчез.

Огорчало, что об Альнарде он рассказывал свободно, много и с удовольствием. Делился укладом жизни, рисовал, как устроены дома снаружи и внутри, рисунками же показывал, какую одежду носят альнардские девушки, какие блюда чаще всего готовят… Множество мелочей охотно вспоминал, видя мой искренний интерес, но не стремился побольше рассказать о своей семье.

– Я виноват перед ними, – твердил он. – Может, потому и не отозвались.

Мы разговаривали в непривычное время: едва минуло девять утра. Редко-редко превращение происходило в первой половине дня. Я успела умыться и переодеться в удобное домашнее платье, набросила на плечи шаль: приоткрытое окно впускало в комнату прохладную свежесть. Сидела на застеленной покрывалом постели, снова, как делала это время от времени, достала шкатулку с совиными перьями. Нравилось перебирать их, любоваться незатейливым рисунком и переходом цветов. Рене посматривал с непонятным выражением, но уголки губ подрагивали в едва заметной улыбке. Сам он сидел на полу, игнорируя мои просьбы пересесть в кресло. Я подняла голову, поудобнее перехватила пальцем маленькое, со светлым пушком, перо.

– Не отозвались?..

– Не сказал тебе сразу, – удручённо кивнул Рене. – Думал обо всём этом и решил, что раз всё дело в моей дурацкой гордыне и нежелании нормально извиниться… Они-то от меня не отказывались, не прогоняли.

– Ничего не поняла.

Сыч откинул со лба непослушные пряди.

– Я пытался связаться с матерью. У нас как… Случаи, подобные моему, настолько редки, что я, можно сказать, единственный за много лет бескрылый. Упавший, как называют потерявших крылья. В старые времена таких изгоняли, теперь нет, но жить с таким увечьем трудно. Меня и из дома-то не выселяли, я сам ушёл, едва смог подняться на ноги. Отец… просто смотрел, но видно было, что недоволен моим решением. Мать говорила, что на неё я могу рассчитывать всегда, при любых обстоятельствах, с крыльями или без, я всё равно остаюсь её сыном. Вальд играл во дворе, с ним я вообще не стал прощаться. Это младший брат. Знаю, что мама тоже искала толкового чародея для меня… И вот, глядя, как ты нить за нитью творишь свои картины, чтобы выручить хоть немного денег, а я вообще… разбойничаю и навожу ужас на всю округу, – он издал глухой короткий смешок. – Словом, я попробовал дотянуться сознанием до матери. С ней это прежде легче всего выходило. Это особая магия, мы умеем. Не знаю, как тебе описать… Я вижу это как тонкую серебристую нить, паутинку.

– Ты хотел обратиться к своим за помощью?

– Да. Этому дохлому воробью не под силу дальние расстояния, я сам не долечу. Но мать могла бы… приехать. Я подумал и понял, что время прекратить корчить из себя обиженного и непонятого, наладить отношения с семьёй. Поиски мага здесь могут затянуться на долгие месяцы, а там это могло произойти быстрее: у моей семьи, скажем так, большие возможности.

Я слушала, поражалась и тихонечко ликовала: сколько раз я говорила Рене об этом, но он упрямо отказывался писать домой, и вот наконец-то…Но…

– Не хватило магии дозваться? – тихо уточнила я.

Сама при этом вспоминала, есть ли у меня бумага, способная покрыть такое огромное расстояние. Письмом часто – проще. Нет, увы, у меня и обычная почтовая-то закончилась.

– Хватило, насколько я могу судить по ощущениям. Но с той стороны я наткнулся на стенку. Это выглядело так, будто человек закрыл своё сознание. Сознательно.

Я уставилась на Рене, а он с преувеличенным вниманием уставился на свои руки.

– А я много всего напридумывал. И что заберу тебя с собой, и…

– Что?!

– Что? – он вскинул голову отчаянно-дерзким жестом. – Ты ведь мечтала уйти от мужа, о свободе и домике на морском берегу. А я очень хочу найти средство от твоей болезни, верю, что очень высокие шансы у наших целителей. То есть, у тебя. Я хочу, чтобы ты жила, лиро.

Я смотрела на него во все глаза. Альнард?.. Об этом я вообще не думала, даже когда предлагала Рене послать весточку родным. Шанс исцелиться очень манил, конечно, но…

– Я ведь не стала бы полностью свободной, лирэн. Мой брак нерасторжим.

– Мне плевать! Там ты считалась бы свободной и могла жить, как сама захочешь.

Без денег и своего дома, да. Или его семья настолько великодушна, что приютила бы такую, как я? Сомневаюсь. Я покрутила в пальцах перо, чувствуя острую потребность глотнуть свежего воздуха, вырваться хоть ненадолго за пределы Бейгор-Хейла.

– Но твоя мама…не ответила? Ты считаешь, она отказалась от тебя, несмотря на все обещания? А остальные?

– С Вальдом такой фокус проходил нечасто, а в этот раз не вышел вовсе. Я не сумел его позвать.

Он не произносил это вслух, но я чувствовала разочарование и горечь, окутавшие его с головы до пят. Давно не маленький мальчик, но чувствовать себя ненужным безумно больно в любом возрасте.

– Я не верю, – сказала я, придвинувшись по покрывалу немного ближе к Рене. Положила ладонь на его плечо, легонько погладила. – Не верю, что тебя вычеркнули из семьи. Возможно, причина в другом.

– Возможно, – безразлично согласился птиц. – А тебе бы могло понравиться в Альнарде.

– Вероятно, – не стала спорить я.

Прямо сейчас мне бы могло понравиться где угодно, лишь бы вне замковых стен. Весной наш красивый парк преображался, но всё же это была искусственно созданная красота, а мне хотелось… настоящей, нетронутой природы, что ли? Пробежаться по покрывшемуся молодой мягкой травкой лугу, услышать звонкое журчание лесного ручья, пение птиц, почувствовать, как весенний ветер бьёт в лицо. Или пройтись самой, без надзора, по улочкам какого-нибудь милого уютного городка, вон хоть того же Дасса, заглянуть в чистенькие аккуратные дворики через невысокую изгородь, зная, что никакой Уэлт не тащится позади с мученическим выражением лица.

Вздохнув, я переместилась к краю постели, намереваясь встать и принести ещё чая. Скорее всего, он почти остыл, но я теперь умела подогревать напиток прямо в чашке, так что… Иногда чай и душистые травы в нём – лучший способ поднять настроение загрустившему другу. Крепко сжав пёрышко в руке, чтобы не унесло случайным порывом сквозняка, я сделала шаг. И, почему-то потеряв опору под ногами, упала в пустоту. Кажется, что-то выкрикнул Рене, а я, падая и падая, не понимала, почему всё не приближается пол, почему перед глазами темно, и судорожно выставила перед собой руки. Голос пропал, ни крика, ни вдоха; одна надежда, что Рене успеет поймать, прежде чем я рухну на каменный пол. Но рухнула я на что-то менее твёрдое, нежели камень, а ладоней коснулось нечто мягкое, нежное и прохладное. Трава. Вздрогнув, я открыла глаза.

***