О томъ, чѣмъ сохраняется тайное, внутреннее въ душѣ трезвеніе, и откуда приходятъ сонливость и холодность въ умъ, и угашаютъ въ душѣ святую горячность, и умерщвляютъ стремленіе къ Богу, лишивъ душу горячности къ духовному и небесному.
Кто имѣетъ добрыя желанія, тому противленіе не можетъ воспрепятствовать исполнить оныя, развѣ только лукавый найдетъ мѣсто худому предлогу въ желающихъ добраго. Бываетъ же это по слѣдующей причинѣ. За всякою мыслію добраго желанія, въ началѣ его движенія, послѣдуетъ нѣкая ревность, горячностію своею уподобляющаяся огненнымъ углямъ; и она обыкновенно ограждаетъ сію мысль, и не допускаетъ, чтобы приблизилось къ ней какое‑либо сопротивленіе, препятствіе и преграда, потому что ревность сія пріобрѣтаетъ великую крѣпость и несказанную силу ограждать на всякій часъ душу отъ разслабленія или отъ боязни, при устремленіяхъ на нее всякаго рода стѣснительныхъ обстоятельствъ. И какъ первая та мысль есть сила святаго желанія, отъ природы насажденная въ естествѣ души, такъ ревность сія есть мысль, движимая раздражительною въ душѣ силою, данная намъ Богомъ на пользу, для соблюденія естественнаго предѣла, для выраженія понятія о своей свободѣ исполненіемъ естественнаго желанія, находящагося въ душѣ. Это[182] есть добродѣтель, безъ которой не производится доброе, и она называется {144} ревностію, потому что отъ времени до времени движетъ, возбуждаетъ, распаляетъ и укрѣпляетъ человѣка — пренебрегать плотію въ скорбяхъ и въ страшныхъ срѣтающихъ его искушеніяхъ, непрестанно предавать душу свою на смерть и вступать въ брань съ мятежной силой ради совершенія того дѣла, котораго сильно возжелала душа.
Ибо нѣкто, облеченный во Христа, ревность сію въ словахъ своихъ назвалъ псомъ — и хранителемъ закона Божія, то есть, добродѣтели, потому что закономъ Божіимъ называется добродѣтель. Эта сила ревности двумя способами укрѣпляется, пробуждается и воспламеняется на храненіе дома, а также двумя способами приводится въ изнеможеніе, дремоту и лѣность. А именно: пробужденіе и воспламененіе бываетъ, когда человѣку приходитъ на мысль нѣкій страхъ, заставляющій его бояться за то благо, которое онъ пріобрѣлъ или имѣетъ въ виду пріобрѣсти, чтобы не было оно украдено, т. е. уничтожено каким‑либо случаемъ или послѣдствіемъ онаго. И сіе возбуждается въ человѣкѣ по Божественному промышленію; разумѣю же страхъ во всѣхъ достойныхъ дѣлателяхъ добродѣтели, пребывающій въ душѣ для ея пробужденія и ревнованія, чтобы не предавалась она дремотѣ.
Когда же возбужденъ въ естествѣ этотъ страхъ, тогда ревность, названная у насъ псомъ, день и ночь разгарается, какъ пылающая печь, и пробуждаетъ естество. И, подобно Херувимамъ, онъ пробуждается и ежечасно внимаетъ тому, что окрестъ его, и, какъ говоритъ упомянутый выше нѣкто[183], если проходитъ птица около него, приходитъ въ движеніе и лаетъ съ самою быстрою и несказанною стремительностію. И когда этотъ страхъ бываетъ о тѣлѣ, тогда дѣлается сатанинскимъ[184], потому что человѣкъ поколебался въ вѣрѣ своей въ Промыслъ Божій, и {145} позабылъ, какъ печется и промышляетъ Богъ о подвизающихся ради добродѣтели, ежечасно назирая надъ ними, о чемъ и Духъ Святый говоритъ устами Пророка: очи Господни на праведныя и пр. (Псал. 33, 16); и еще: держава Господь боящихся Его (Псал. 24, 14). И самъ Господь какъ бы отъ Своего лица сказалъ боящимся Его: не пріидетъ къ тебѣ зло, и рана не приближится тѣлеси твоему (Псал. 90, 10).
Но когда страхъ бываетъ о душѣ по причинѣ того, что́ приключается добродѣтели, и что́ слѣдуетъ за нею, и именно страхъ, чтобы она не была окрадена и по какимъ‑нибудь причинамъ не потерпѣла ущерба, тогда помыслъ сей божественъ, попеченіе благо, скорбь и томленіе бываютъ по Божію промышленію. И еще другой есть способъ, то есть, крѣпость и воспламененіе пса обнаруживаются, когда наиболѣе возрастаетъ въ душѣ вожделѣніе добродѣтели. Ибо въ какой мѣрѣ возрастаетъ въ душѣ вожделѣніе, въ такой же воспламеняется и этотъ песъ, то есть, естественная ревность къ добродѣтели.
Первый же поводъ къ охлажденію его[185], когда самое вожделѣніе уменьшится и прекратится въ душѣ. А второй поводъ, когда войдетъ въ душу какой‑то помыслъ увѣренности и отважности, и утвердится въ ней, и человѣкъ станетъ надѣяться, думать и держаться той мысли, что нѣтъ ему причины бояться потерпѣть вредъ отъ какой‑нибудь силы; и потому слагаетъ онъ съ себя оружіе ревности, и бываетъ какъ домъ безъ стражи, песъ засыпаетъ, и надолго оставляетъ стражу.
Весьма многіе мысленные домы бываютъ окрадены симъ помысломъ. И это бываетъ, когда померкнетъ въ душѣ чистота онаго осіянія святымъ вѣдѣніемъ. Отчего же она омрачается? Конечно, отъ того, что тайно вошелъ въ душу какой‑либо самый тонкій помыслъ гордыни, и возгнѣздился тамъ; или человѣкъ сталъ болѣе предаваться попеченію о преходящемъ или частому обольстительному для него сообщенію съ {146} міромъ. Или бываетъ сіе отъ чрева — этого господина всего худого. Всякій же разъ, когда подвижникъ вступаетъ въ общеніе съ міромъ, душа его тотчасъ изнемогаетъ. То же бываетъ, когда сходится онъ со многими, которые невольно сокрушаютъ душу его тщеславіемъ. Короче сказать, умъ предающагося бѣгству подвижника, когда входитъ онъ въ общеніе съ міромъ, уподобляется кормчему, который спокойно плыветъ по морю и внезапно попадаетъ въ средину подводныхъ камней, и терпитъ крушеніе.
Богу же нашему слава, держава, честь и велелѣпіе во вѣки! Аминь.