О томъ, что безмолвникамъ полезно не имѣть заботъ, и вредны входы и выходы.
Человѣкъ многопопечительный не можетъ быть кроткимъ и безмолвнымъ; потому что необходимыя причины обременяющихъ его дѣлъ принуждаютъ его невольно, хотя бы и не хотѣлъ, заниматься ими[559] и проводить въ нихъ время, и расточаютъ его тишину и безмолвіе. Посему иноку должно поставить себя предъ лицемъ Божіимъ и всегда непреложно возводить око свое къ Богу, если истинно хочетъ охранить умъ свой, очистить и прекратить малыя, вкрадывающіяся въ него, движенія, и научиться въ тишинѣ помышленій различать входящее и исходящее. Многочисленныя попеченія иноковъ служатъ признакомъ ихъ разслабленія въ готовности къ дѣланію заповѣдей Христовыхъ, и обнаруживаютъ ихъ оскудѣніе въ Божественномъ.
Безъ освобожденія отъ заботъ не ищи свѣта въ душѣ своей, ни тишины и безмолвія при разслабленіи чувствъ своихъ. Гдѣ есть попеченія о дѣлахъ, {355} не умножай попеченій своихъ — и не найдешь паренія въ умѣ своемъ или въ молитвѣ своей. Безъ непрестанной молитвы не можешь приблизиться къ Богу. Послѣ же труда молитвеннаго возложеніе на умъ новаго попеченія производитъ расточеніе мыслей.
Слезы, удареніе себя по головѣ во время молитвы и паданіе ницъ съ горячностью — пробуждаютъ въ сердцѣ горячность сладости своей, и сердце съ похвальною восторженностію воспаряетъ къ Богу, и взываетъ: возжада душа моя къ Тебѣ, Богу крѣпкому Живому; когда пріиду и явлюся лицу Твоему, Господи (Псал. 41, 3)? Кто пилъ вина сего, и потомъ лишился онаго, тотъ одинъ знаетъ, въ какомъ бѣдственномъ состояніи оставленъ онъ, и что́ отнято у него по причинѣ разслабленія его.
О, какое зло для живущихъ въ безмолвіи — и лицезрѣніе людей и бесѣда съ ними! Подлинно, братія, гораздо хуже, нежели для не соблюдающихъ безмолвія. Какъ сильный ледъ[560], внезапно покрывъ древесныя почки, изсушаетъ ихъ и уничтожаетъ, такъ свиданія съ людьми, хотя бы оныя были весьма кратковременны и допущены, по-видимому, съ доброю цѣлію, изсушаютъ цвѣты добродѣтелей, только что расцвѣтшія отъ срастворенія безмолвія, нѣжно и обильно окружающія древо души, насажденное при исходищихъ водъ покаянія (Псал. 1, 3). И какъ сильный иней, покрывъ собою едва выросшую изъ земли зелень, пожигаетъ ее, такъ и бесѣда съ людьми пожигаетъ корень ума, начавшій производить отъ себя злакъ добродѣтелей. И если вредитъ обыкновенно душѣ бесѣда съ людьми въ иномъ воздержными, а въ иномъ имѣющими малые только недостатки: то не гораздо ли болѣе вредны разговоръ и свиданіе съ людьми невѣжественными и глупыми, не говорю уже — съ мірянами? Какъ человѣкъ благородный и почтенный, когда упіется, забываетъ свое благородство, и безчестится его состояніе, и осмѣянію подвергается {356} честь его за чуждые помыслы, вошедшіе въ него отъ вина, такъ и цѣломудріе души возмущается лицезрѣніемъ людей и бесѣдою съ ними, забываетъ образъ охраненія своего, въ мысли у человѣка изглаждается намѣреніе воли ея, и искореняется всякое основаніе похвальнаго устроенія.
Посему, если бесѣда и разсѣяніе себя, съ пребывающимъ въ безмолвіи случающіяся при пареніи мыслей, или даже одно приближеніе къ этому, чтобы только увидѣть или услышать то, что́ входитъ вратами зрѣнія или слуха, достаточны для того, чтобы произвести въ человѣкѣ холодность и омраченіе ума для Божественнаго, и если краткій часъ можетъ причинить столько вреда воздержному иноку, — что́ сказать о всегдашнихъ свиданіяхъ и долговременномъ въ этомъ коснѣніи? Испареніе, исходящее изъ чрева, не позволяетъ уму принимать въ себя Божественное познаніе, но омрачаетъ его подобно туману, подымающемуся изъ влажной земли, и омрачающему воздухъ. Также и гордость не понимаетъ, что ходитъ во тьмѣ и не имѣетъ понятія о мудрости. Ибо какъ ей и понимать это, когда пребываетъ въ своемъ омраченіи? Посему‑то омраченнымъ помысломъ своимъ и превозносится она выше всѣхъ, будучи всѣхъ ничтожнѣе и немощнѣе и будучи неспособна познавать пути Господни. Господь же сокрываетъ отъ нея волю Свою, потому что не восхотѣла она ходить путемъ смиренныхъ. Богу же нашему да будетъ слава во вѣки вѣковъ! Аминь.