Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

СЛОВО 45.

О порядкѣ тонкой разсудительности.

Будь всегда внимателенъ къ себѣ самому, возлюбленный; и среди непрестанныхъ дѣлъ своихъ разсмотри и встречающіяся тебѣ скорби, и пустынность мѣстопребыванія твоего, и тонкость ума твоего вмѣстѣ съ грубостію твоего вѣдѣнія, и большую продолжительность безмолвія твоего вмѣстѣ съ многими врачествами, т. е. искушеніями, наводимыми истиннымъ Врачемъ къ здравію онаго внутренняго человѣка, а въ иное время и бѣсами, иногда же болѣзнями и тѣлесными трудами, а иногда боязливыми помышленіями души твоей, страшными воспоминаніями о томъ, что́ {190} будетъ напослѣдокъ[266], иногда же привитіемъ и обязаніемъ благодати сердечной теплоты и сладостныхъ слезъ, и духовной радости, и всего прочаго, скажу такъ, не умножая словъ. Совершенно ли во всемъ этомъ примѣчаешь, что язва твоя начала заживать и закрываться? т. е. начали ли изнемогать страсти? Положи примѣту, и входи непрестанно самъ въ себя, и смотри: какія страсти, по твоему замѣчанію, изнемогли передъ тобою, какія изъ нихъ пропали и совершенно отступили отъ тебя, и какія изъ нихъ начали умолкать вслѣдствіе душевнаго твоего здравія, а не вслѣдствіе удаленія того, что́ смущало тебя, и какія научился ты одолѣвать умомъ, а не лишеніемъ себя того, что служитъ для нихъ поводомъ? Обрати также вниманіе на то, точно ли видишь, что среди загноенія язвы твоей начала наростать живая плоть, т. е. душевный миръ. Какія страсти постепенно и какія стремительно понуждаютъ, и чрезъ какіе промежутки времени? Суть ли это страсти тѣлесныя, или душевныя, или сложныя и смѣшанныя? И возбуждаются ли въ памяти темно, какъ немощныя, или съ силою возстаютъ на душу? И притом — властительски или татскимъ[267] образомъ? И какъ обращаетъ на нихъ вниманіе владѣющій чувствами царь — умъ? И когда онѣ напрягутъ силы и вступятъ въ брань, сражается ли съ ними, и приводитъ ли ихъ въ безсиліе своею крѣпостію, или не обращаетъ даже на нихъ взора, и ставитъ ихъ ни во что? И какія изгладились изъ прежнихъ[268], и какія вновь образовались? Страсти возбуждаются или какими‑нибудь образами, или чувствомъ безъ образовъ и памятію безъ страстныхъ движеній и помышленій, и тогда не производятъ раздраженія. По всему этому можно также опредѣлить степень устроенія души.

Первыя[269] не пришли въ устройство, потому что {191} душѣ предстоитъ еще подвигъ, хотя и обнаруживаетъ противъ нихъ крѣпость свою, а вторыя достигли устроенія, о которомъ сказало Писаніе, говоря: сяде Давидъ въ дому своемъ, и упокоилъ его Богъ отъ всѣхъ враговъ его окрестныхъ (2 Цар. 7, 1). Разумѣй сіе не объ одной страсти, но вмѣстѣ со страстями естественными, пожеланіемъ и раздражительностію, и о страсти славолюбія, которое изображаетъ и мысленно представляетъ лица, и возбуждаетъ къ похоти и желанію, и также о страсти сребролюбія, когда душа входитъ въ общеніе съ нею тайно, и хотя и не соглашается вступить самымъ дѣломъ, но представляетъ въ умѣ образы предметовъ, на которые направлено сребролюбіе при собираніи богатства, и заставляетъ душу помышлять о нихъ и производитъ въ ней желаніе — вмѣстѣ съ прочимъ обладать и ими.

Не всѣ страсти ведутъ брань прираженіемъ помысловъ. Ибо есть страсти, которыя душѣ показываютъ только скорби: нерадѣніе, уныніе, печаль не нападаютъ прираженіемъ помысловъ и услажденіемъ, но только налагаютъ на душу тяжесть. Крѣпость же души извѣдывается въ побѣдѣ надъ страстями, ведущими брань прираженіемъ помысловъ. И человѣку надлежитъ имѣть тонкое разумѣніе обо всемъ этомъ, и знать примѣты, чтобы, при каждомъ сдѣланномъ шагѣ, сознавать, куда достигла и въ какой странѣ начала шествовать душа его: въ землѣ ли ханаанской, или за Іорданомъ.

Но обрати вниманіе и на сіе. Достаточно ли вѣдѣнію душевнаго свѣта къ различенію сего, или оно различаетъ это во тьмѣ, или совершенно лишено такой способности? Точно ли находишь, что разумная часть души начала очищаться? Пареніе мыслей въ умѣ проходитъ ли въ часъ молитвы? Какая страсть смущаетъ умъ во время приближенія къ молитвѣ? Ощущаешь ли въ себѣ, что сила безмолвія пріосѣнила душу кротостію, тишиною и миромъ, какой необычнымъ образомъ раждается въ умѣ? Восхищается ли непрестанно умъ безъ участія воли къ понятіямъ о безплотномъ, въ объясненіе чего не дозволено входить {192} чувствамъ? Возгорается ли въ тебѣ внезапно радость, ни съ чѣмъ несравнимымъ наслажденіемъ своимъ заставляющая умолкнуть языкъ? Источается ли непрестанно изъ сердца нѣкая сладость и влечетъ ли всецѣло умъ? Входитъ ли по временамъ незамѣтно во все тѣло нѣкое услажденіе и радованіе, чего плотскій языкъ не можетъ выразить, пока все земное не будетъ при семъ памятованіи почитать прахомъ и тщетою. Ибо оное первое, изъ сердца истекающее услажденіе, иногда въ часъ молитвы, иногда во время чтенія, а иногда также вслѣдствіе непрестаннаго поученія и продолжительности помышленія согрѣваетъ умъ; а сіе послѣднее всего чаще бываетъ безъ всего этого, и многократно во время подѣлія, а также часто и по ночамъ, когда находишься между сномъ и пробужденіемъ, какъ бы спя и не спя, бодрствуя и не бодрствуя[270]. Но когда найдетъ на человѣка это услажденіе, біющееся въ цѣломъ тѣлѣ его, тогда думаетъ онъ въ этотъ часъ, что и царство небесное не иное что есть, какъ именно это.

Смотри также, пріобрѣла ли душа силу, которая чувственныя памятованія потребляетъ силою овладѣвающей сердцемъ надежды, и внутреннія чувства укрѣпляетъ неизъяснимымъ убѣжденіемъ въ несомнѣнности? И сердце безъ попеченія о томъ, чтобы не было плѣнено оно земнымъ, пробуждено ли непрестаннымъ собесѣдованіемъ[271] и непрерывнымъ сердечнымъ дѣланіемъ, совершаемымъ со Спасителемъ нашимъ?

Старайся пріобрѣсти разумѣніе въ различіи гласа Его и бесѣды, когда услышишь. Возможность же скоро вкусить сего доставляетъ душѣ непрерывное безмолвіе непрестаннымъ и постояннымъ своимъ дѣланіемъ. Ибо, по нерадѣнію пріемлющихъ, и по обрѣтеніи сіе[272] снова утрачивается, и долгое уже время вновь не пріобрѣтается. И осмѣлится ли кто, положившись на свидѣтельство совѣсти своей, сказать о {193} семъ то же, что́ сказалъ блаженный Павелъ: извѣстихся, яко ни смерть, ни животъ, ни настоящая, ни грядущая, ни все прочее возможетъ меня разлучити отъ любве Христовой (Рим. 8, 38, 39), т. е. не разлучатъ ни тѣлесныя, ни душевныя скорби, ни голодъ, ни гоненіе, ни нагота, ни одиночество, ни затворъ, ни бѣда, ни мечъ, ни ангелы и силы сатанины съ ихъ злобными ухищреніями, ни упраздняемая[273] слава прираженіемъ своимъ къ человѣку, ни клеветы, ни укоризны, ни заушенія, наносимыя безъ причины и напрасно?

Если же не началъ ты усматривать въ душѣ своей, братъ, что все это нѣкоторымъ образомъ избыточествуетъ или оскудѣваетъ, то труды твои, и скорби, и все безмолвіе твое — безполезное отягощеніе себя. И если чудеса совершаются руками твоими, и мертвыхъ воскрешаютъ онѣ, не идетъ то и въ сравненіе съ этимъ, и немедленно подвигни душу свою, и со слезами умоляй Спасающаго всѣхъ отъять завѣсу отъ двери сердца твоего и омраченіе бури страстей уничтожить на внутренней тверди, чтобы сподобиться тебѣ увидѣть лучъ онаго дня[274], да не будешь ты какъ мертвецъ, вѣчно пребывающій въ омраченіи.

Всегдашнѣе бдѣніе вмѣстѣ съ чтеніемъ и частые поклоны, совершаемые преемственно кѣмъ‑нибудь, не замедлятъ рачительнымъ подать блага сіи. И кто обрѣлъ ихъ, тотъ обрѣлъ сими именно средствами. Желающіе снова обрѣсти ихъ имѣютъ нужду пребывать въ безмолвіи, а вмѣстѣ и въ дѣланіи сказаннаго нами, и притомъ ни къ чему кромѣ души своей, даже ни къ одному человѣку, не привязываться мыслію своею, упражняться же во внутреннемъ дѣланіи добродѣтели. Но и относительно самыхъ дѣлъ — лишь въ нѣкоторыхъ изъ нихъ мы находимъ отчасти близъ себя вѣрное чувство, утверждающее насъ и въ отношеніи прочаго.

{194} Кто пребываетъ въ безмолвіи, и опытомъ извѣдалъ благость Божію, тотъ не имѣетъ нужды въ большомъ увѣреніи; напротивъ того, душа его нимало не болѣзнуетъ невѣріемъ, подобно колеблющимся въ истинѣ; потому что свидѣтельства ума его достаточно для него къ увѣренію себя самого паче безчисленнаго множества словъ, не оправданныхъ опытомъ. Богу же нашему слава и велелѣпіе во вѣки! Аминь.