Объ изъясненіи видовъ добродѣтели, и о томъ, какова сила и какое различіе каждаго изъ нихъ.
Тѣлесная добродѣтель въ безмолвіи очищаетъ тѣло отъ вещественнаго въ немъ; а добродѣтель ума смиряетъ душу и очищаетъ ее отъ грубыхъ губительныхъ помышленій, чтобы не ими занималась она страстно, но паче пребывала въ созерцаніи своемъ. Созерцаніе сіе приближаетъ ее къ обнаженію ума[634], что называется созерцаніемъ невещественнымъ. И это есть духовная добродѣтель, ибо это возноситъ мысль отъ земного, приближаетъ ее къ первому созерцанію Духа {393} и сосредоточиваетъ мысль въ Богѣ и въ созерцаніи неизглаголанной славы (а это есть возбужденіе представленій о величествѣ естества Божія), и отлучаетъ мысль отъ міра сего и отъ ощущенія его. Симъ‑то утверждаемся въ оной намъ уготованной надеждѣ и удостовѣряемся въ исполненіи ея[635], — и это есть препрѣніе[636], о которомъ сказалъ Апостолъ (Гал. 5, 8), т. е. удостовѣреніе, которымъ умъ мысленно приводится въ веселіе — о обѣтованной намъ надеждѣ. Выслушай же, что значитъ сіе, и какъ бываетъ то или другое (изъ сказаннаго).
Тѣлеснымъ житіемъ по Богу называются дѣла тѣлесныя, которыя совершаются для очищенія плоти добродѣтельной дѣятельностью посредствомъ явныхъ дѣлъ, которыми человѣкъ очищается отъ плотской нечистоты.
Житіе умное есть дѣло сердца, состоящее въ непрестанномъ помышленіи о судѣ, — т. е. о правдѣ Божіей и приговорахъ Божіихъ, — также въ непрестанной молитвѣ сердца и въ мысли о Промыслѣ и попеченіи Божіемъ, частномъ и общемъ, объ этомъ мірѣ, и въ охраненіи себя отъ страстей тайныхъ, чтобы не вторглась какая‑нибудь изъ нихъ въ область сокровенную и духовную. Все это есть дѣло сердца; оно‑то и называется житіемъ умнымъ. Въ семъ дѣлѣ житія, называемомъ душевною дѣятельностію, сердце утончается, отлучается отъ общенія съ противоестественною пагубною жизнію, а потомъ начинаетъ иногда возбуждаться къ тому, чтобы размышлять о видѣніи вещей чувственныхъ, созданныхъ для потребности и возращенія тѣла, и разумѣвать, какъ ихъ служеніемъ дается сила четыремъ стихіямъ въ тѣлѣ.
Житіе духовное есть дѣятельность безъ участія чувствъ. Оно описано Отцами. Какъ скоро умы святыхъ пріемлютъ оное, отъемлются отъ среды созерцаніе вещественное (ипостасное) и дебелость[637] тѣла {394} и созерцаніе дѣлается уже духовнымъ[638]. Созерцаніемъ вещественнымъ называю тварь перваго естества[639], и отъ сего вещественнаго созерцанія человѣкъ удобно возводится къ познанію уединеннаго житія, которое, по ясному истолкованію, есть удивленіе Богу. Это есть то высокое состояніе при наслажденіи будущими благами, какое дается въ свободѣ безсмертной жизни, въ жизни по воскресеніи, потому что природа человѣческая не перестанетъ тамъ всегда удивляться Богу, вовсе не имѣя никакого помышленія о тваряхъ; ибо если бы было что подобное Богу, то умъ могъ бы подвигнуться къ этому: иногда къ Богу, а иногда — къ твари. А такъ какъ всякая красота твари въ будущемъ обновленіи ниже красоты Божіей, то какъ можетъ умъ созерцаніемъ своимъ отойти отъ красоты Божіей? Итакъ, что же? Опечалитъ ли его необходимость умереть, или тягость плоти, или память о родныхъ, или естественная потребность, или бѣдствія, или препятствія, или невѣдомое пареніе, или несовершенство природы, или окруженіе стихіями, или встрѣча одного съ другимъ, {395} или уныніе, или утомительный тѣлесный трудъ? Нимало. Но хотя все сіе и бываетъ въ мірѣ, однакоже въ то время, когда покрывало страстей снимется съ очей ума, и узритъ онъ будущую славу, мысль тотчасъ возносится въ восторгѣ. И если бы въ этой жизни для такихъ дѣлъ[640] не положилъ Богъ предѣла, сколько именно промедлить въ нихъ, и если бы дозволялось это человѣку, то во всю свою жизнь онъ не могъ бы уйти оттуда, отъ созерцанія сего, и тѣмъ паче (не возможетъ) тамъ, гдѣ нѣтъ всего исчисленнаго выше[641]. Ибо добродѣтель оная не имѣетъ предѣловъ, и мы самымъ дѣломъ и вещественно[642] войдемъ внутрь дворовъ царскихъ, если сподобимся того за житіе свое.
Посему, какъ можетъ умъ отойти и удалиться отъ дивнаго и Божественнаго онаго созерцанія и низойти на что‑либо иное? Горе намъ, что не знаемъ душъ своихъ, и того, къ какому житію мы призваны, и эту жизнь немощи, это состояніе живущихъ, эти скорби міра, и самый міръ, пороки его и упокоеніе его, почитаемъ чѣмъ‑то значительнымъ.
Но, Христе, единый всесильный! Блаженъ.., емуже есть заступленіе его у Тебе; восхожденія въ сердцѣ своемъ положи (Псал. 83, 6). Ты, Господи, отвращай лица наши отъ міра сего къ тому, чтобы вожделѣвать Тебя, пока не увидимъ, что такое міръ, и не перестанемъ вѣрить тѣни, какъ дѣйствительности. Вновь сотворивъ, обнови, Господи, въ умѣ нашемъ раченіе прежде смерти, чтобы въ часъ исхода нашего намъ знать, каковъ былъ входъ и исходъ нашъ въ мірѣ семъ, пока не совершимъ мы дѣло, на которое по волѣ Твоей первоначально мы призваны въ жизни сей, и чтобы послѣ сего намъ имѣть надежду въ мысли, исполненной упованія, — получить, по обѣтованію Писаній, великія блага, какія уготовала любовь Твоя во второмъ возсозданіи, память о которыхъ сохраняется вѣрою въ таинства.